Звезды царской эстрады - Коллектив авторов

Вернувшись из Сибири, где он собирал песни бродяг и каторжников, он предложил обществу славянской культуры выступить в концерте с исполнением собранных им песен.

Тут же г. Гартевельд исполнил несколько песен, всем очень понравившихся. Мастер на экспромты В. А. Гиляровский ответил стихотворением:

Среди тюремной душной мглы

Печальные я слышу звуки,

И в такт им вторят кандалы.

В них все. Разбитой жизни муки,

И голосов охрипших хор,

Под треск воркующей гребенки, –

Побега тайный заговор

И звон сторожевой заслонки…

Среди тюремной, душной мглы

Что людям суждена на долю,

Звенят уныло кандалы…

Зовут на волю.

Предложение В. Н. Гартвельда принято собранием».

«Необычный концерт, посвященный песням каторжан и сибирских инородцев, состоялся 6 апреля 1909 года в Большом зале Московского Благородного собрания, – сообщает в исследовании по истории русской грамзаписи А. В. Тихонов. – Огромный колонный зал ломился от публики, среди которой было немало представителей аристократии и высшей администрации. В зале можно было заметить также несколько мундиров тюремного ведомства, чиновники которого первый раз в жизни пришли послушать знакомые им по тюрьмам песни в не совсем привычной обстановке. Хоры и боковые ненумерованные места как всегда занимала молодежь, студенческие тужурки и гимназические блузы мешались с простенькими женскими кофточками и скромными платьицами. Рожденная суровой тюрьмой и угрюмой сибирской тайгой, незнакомая обществу, музыка мира отверженных заставляла молодые глаза гореть от ожидания. Нетерпеливые возгласы с боковых рядов с требованием начать концерт несколько раз перебивали В. Н. Гартевельда, читавшего доклад.

Во время концерта настроение аудитории резко изменилось. Бурным аплодисментам не было конца, как и требованиям “спеть на бис”. При исполнении грустных напевов, как, например, “То не ветер ветку клонит”, весь зал замирал, но зато после песни аплодисменты превращались в настоящий гром. “Подкандальный марш” с лязганьем кандалов и визгом гребенок заставили повторить несколько раз…»

Сергей Сокольский в погонах вольноопределяющегося в годы Первой мировой войны

К 1909 году на театрализованном исполнении тюремных песен специализировались уже многие певцы и коллективы, как правило, представленные хорами каторжников N-ской тюрьмы или «квартетами сибирских бродяг» (наиболее известны квартеты Гирняка и Шама, Т. Строганова и «квартет настоящих сибирских бродяг» П. Баторина), но со временем социальная тематика в их репертуаре отошла на задний план, вытесненная авторскими подделками «под старину» (такими, как представленная на диске «Отец скончался мой в тюрьме»).

«Модные» песни входят в репертуар суперзвезд эстрады. Ф. И. Шаляпин («Славное море – священный Байкал», «Она хохотала»), Н. Плевицкая («По диким степям Забайкалья», «Горе преступника»), Л. Сибиряков («Зачем я, мальчик, уродился», с припиской – воровская песня), Н. Шевелев («Колодники»), М. Вавич («Ах ты, доля»), Ю. Морфесси («Ангел светлый, непорочный»), С. Садовников («Прощай, мой сын») и многие другие с успехом поют фольклор в концертах и записывают на пластинки.

Параллельно по всей России десятками (если не сотнями) создаются дуэты, квартеты и хоры «подлинных бродяг», с энтузиазмом разрабатывающие модную тенденцию на сценах балаганов и кафешантанов.

Но далеко не все были в эйфории от засилья «камерного» пения, и как сегодня ругают «русский шансон» за примитив и восхваление преступного элемента, так это было и сто лет назад. Менее прочих в восторге от обрушившегося шквала псевдокаторжан оказался первооткрыватель «стиля» – сам Вильгельм Гартевельд.

«Петербургская газета» от 17 мая 1909 года:

«Записавший песни каторжан в Сибири В. Гартевельд обратился к московскому градоначальнику с просьбой запретить исполнение этих песен в разных “увеселительных” садах, находя, что эти песни “скорби и печали” не к месту в таких заведениях. Просьба Гартвельда градоначальником удовлетворена».

Вероятно, «первопроходец» желал таким образом запретить все-таки не выступления собственного хора, но попытаться хоть как-то справиться с коммерциализацией темы, а в итоге наступил на свои же грабли.

Летом 1909 года в саду «Эрмитаж» была анонсирована «постановка Гартевельда в декорациях и костюмах “Песни каторжан в лицах”».

Спектакль запретили за несколько дней до премьеры.

А, быть может, это вернулись чопорному шведу его несправедливые нападки в адрес Анастасии Вяльцевой?

Еше в 1903-м, когда набиравшая высоту «чайка» пробовала свои силы в опере, Гартевельд обрушился на нее с потоками резкой, нелицеприятной критики, обвиняя в безвкусице и полном отсутствии данных для столь серьезных подмостков. Впрочем, его демарш не нашел поддержки у публики.

Невзирая на запреты, в конце 1909 года собранные В. Н. Гартевельдом песни были исполнены профессионалами и записаны на грампластинках компанией «Граммофон». Релиз сопровождался экстремально интересной аннотацией.

Квартет сибирских бродяг Гирняка и Шама во время выступления на сцене театра Валентины Лин. 1910-е годы

Чтобы хоть как-то отделить свои научные достижения от засилья низкопробных «лубков», композитор отбросил идею о театральной подаче оригинальных произведений каторжан и придал своему проекту более солидную форму. Отныне его программа называлась «Исторические концерты» и помимо «преступной» ноты в ней зазвучали «собранные этнографом песни времен нашествия Наполеона». Так, слегка подрихтовав «формат», в 1912 году Гартевельд без всяких проблем, а напротив – с успехом выступил в больших залах Благородного собрания Петербурга и Москвы.

Запреты, как всегда бывает, только подогревали общественный интерес к «музыке отверженных». По всей стране колесили нехитрые труппы профессионалов и любителей, подвизавшихся играть на «тюремной лире».

Одним из участников такого коллектива был отец знаменитого детского писателя, создателя «Незнайки» Н. Н. Носова (1908–1976). В повести «Тайна на дне колодца» Николай Николаевич признавался: «Песни, исполнявшиеся квартетом “сибирских бродяг”, были очень созвучны эпохе. В них отражались общественные настроения предреволюционных лет. И, конечно же, именно поэтому квартет “сибирских бродяг” пользовался большой известностью. Он выступал во многих городах тогдашней России и везде имел шумный успех. Весь или почти весь его репертуар был записан на граммофонных пластинках. Кончилось дело, однако, тем, что на эти бродяжьи песни тюрьмы и воли обратила внимание царская цензура. Кто-то в цензурном комитете будто бы сказал: “Что это еще за песни тюрьмы? Кому нужно слушать песни тюрьмы? И какая еще там воля? Чтоб никакой воли и духу не было!” В результате исполнять эти песни было запрещено, и квартет “сибирских бродяг” прекратил свое существование.

…Как только произошла Февральская революция, все запреты царского правительства отпали как бы сами собой и на сцене снова появился квартет сибирских бродяг. В это время я и услышал песни тюрьмы и воли, но уже не дома, а на концерте,