О любви (сборник) - Михаил Веллер

Эту азбуку Звягин знал явно. «Совсем неплохо, если ее родители тебя ненавидят: чем больше препятствий на ее пути, тем сильнее она захочет их преодолеть».

Валя объехала четыре аптеки, пока нашла свинцовые примочки. Ларика нашла в ванной: сильным контрастным душем он массировал страшноватое лицо – привычный способ городских драчунов.

Они завтракали и смеялись над приключением. Приятно было кормить завтраком мужчину, который может тебя защитить. Невольно она сравнивала его с Игорем… не все там еще, оказывается, отболело, но вектор этой боли, как стрелка компаса, передвигался на Ларика.

Возникла новая близость – нетягостная, свойская; хорошая.

– Поеду на работу. Бригадир нормальный – поймет.

– Подожди, я тоже. На две пары еще успею.

Она пропустила первые две пары – из-за него; он промолчал.

– И не постесняешься ехать рядом с такой хулиганской рожей? – подначил ее.

– Сейчас я тебя подгримирую, – притащила свою косметику. – Сиди спокойно!

На улице демонстративно взяла его под руку. Полюбовалась своей работой при ясном солнце:

– Сойдет! Шрамы на лице украшают мужчину.

В метро на них косились. Она ждала, когда он заговорит о встрече. Не дождалась.

– Можешь как-нибудь звякнуть, сообщить о здоровье, – небрежно бросила на прощание.

– Телеграфирую медицинский бюллетень, – весело обещал он.

И полетел на крыльях.

39. Бойцы вспоминают минувшие дни.

Небольшой банкет в комнате: водка, хлеб, сигареты, три вчерашних хулигана и один подгримированный герой.

– Я тебе боялся удар ногой в лицо довести. Не дай Бог, думаю, нос сломаю.

– А думаешь – просто бить в лицо по мягким тканям, чтоб не повредить кости, ничего не сломать?

– Ну, если смотреть на тебя со стороны – куда как просто.

– Но ты тоже – как рванул руку из плеча – чуть не вывихнул; соображать же надо. Да – нож-то отдай.

– А разукрасили, в пор-ряде, с тебя еще полбанки! Тут не то что девушка – милиция поверит с судмедэкспертизой!

Долго и с увлечением припоминали детали:

– Можно идти на «Ленфильм» наниматься в каскадеры!

– Ну, если теперь не пригласишь на свадьбу – в самом деле отсвистим. Тем более репетиция уже состоялась!

– Еще кому вломить – давай, опыт есть!

Хохотали.

40. Неужели это конец?

Он опять не звонил – день, и другой, и третий. Конечно: у своей Кати… Та умело врачует его; такие, как она, все делают умело. Если б не она! Неужели я ревную? вот еще…

Если победа в бою завоевывает женское сердце, то врачевание ран героя растапливает женскую душу.

Ларик неукоснительно позвонил вечером на третий день.

– А раньше не мог?

– Ждал, пока вывеска подживет.

Перед кинотеатром она издали увидела его; вблизи осмотрела лицо – умело загримировано, явно чувствуется женская рука. Что ж, все ясно. А чего ты ждала, собственно?

В темноте зала она ждала его прикосновения.

На середине фильма он вдруг обеими руками крепко сжал ее руку, поднес к губам, поцеловал быстро, крепко. Прошептал на ухо:

– Прости. Я не должен был тебя приглашать. – Поднялся и, не пригибаясь, ушел по проходу.

Она сидела еще несколько минут. Дурацкое кино было непереносимо. Поднялась и ушла.

Горечь мешала дышать.

И был вечер, и было утро; дыхание ее было сбито, «свой нерв» потерян. Не умирала. Но сладко не было.

Понимала – конец. Но как-то не верилось.

41. О чем не говорят, чему не учат в школе.

– Ты должна научить его всему. Ясно? Как касаться женщины и как расстегивать на ней одежду. Как снимать штаны и как ложиться рядом. Как все делать вовремя и ничего не делать не вовремя. Во всех деталях! Короче – вышколишь мальчика под романтического любовника для юной девушки.

– Уж и не помню, что такое юная девушка.

– А ты постарайся.

– Не уверена, что одного сеанса хватит.

– Я тебя не ограничиваю.

– А вы уверены, что он придет, такой влюбленный?

– Это моя задача. А вот чтоб не захотел уйти – это твоя задача.

– Но он хоть действительно из себя ничего?

– Вполне. Стану я тебе урода сватать.

– Уж и не помню, что такое двадцатилетний мальчик.

– Надеюсь, хотя бы получишь удовольствие.

– То-то вы заботитесь о моих удовольствиях! А на что-нибудь более материальное тоже можно рассчитывать? Вы цены знаете?

– Я все знаю. А цены на твой курс лечения ты знаешь?

– Но это как бы по дружбе, вы говорили…

– И это тоже по дружбе. Считай, что списываю долг и открываю тебе кредит: сможешь обращаться еще, и по любому поводу.

– М-да-а, вот и пришла мне пора открывать школу… Смешная задачка… даже интересно. Откровенно говоря, я бы предпочла погасить свой долг непосредственно вам.

– Не учи дедушку кашлять.

– Но интересно: почему именно я?

– Я уважаю профессионалов.

42. Раз в жизни сбывается несбыточное.

Ларик позвонил на четвертый день – поздно вечером, разумеется.

– Что это ты вдруг решил о себе напомнить?

– Просто подумал, что поступил не очень вежливо…

– Ах. Мы обретаем манеры. Вращаемся в высоких сферах. Не волнуйся, я все давно забыла.

– В общем, мы тут едем компанией на выходные в Таллинн, и я подумал, что, может быть, тебе захочется.

– Может быть. (Опять Таллинн!..)

– Так как?

– Ты прекрасно знаешь, что я никуда с тобой не поеду.

– Нет, как хочешь. Извини. Счастливо.

Пи-пи-пи – сказала трубка ей в ухо. Ну, и что делать?..

Пораньше с утра (успеть!) позвонила ему на вахту общаги:

– Что ж ты так быстро бросил трубку? – съязвила.

– Ты-ы? А мне показалось…

– Это мне показалось. Если ты на полпути поцелуешь руку и выпрыгнешь из поезда – милая перспектива.

Он засмеялся.

– Скажи сам: с тобой можно куда-нибудь ехать?

– Со стороны виднее. Не только со мной – нас пятеро. Поезд в шестнадцать десять.

– Не уверена, что смогу. В общем, идея заманчивая…

– Билет по студенческому – треха, ну с собой двадцатку.

– А жить там где? Или блат в гостинице?

– У Володи знакомый художник, оставит мастерскую. С камином!

Вале нарисовался вечер, огонь в камине, островерхие таллиннские крыши, компания: один обязательно в старом кресле-качалке, остальные – на матрасах вдоль стен… кругом – картины, мольберты, холсты, запах красок… и художник – бородатый, в растянутом грубом свитере, дымящий трубкой. Хотелось отчаянно.

– Если к обеду не разболеюсь окончательно, – соврала, – то можно подумать… Не обещаю, но на всякий случай ждите.

– До четырех часов в зале, где кассы, – у буфета.

Он не упрашивал…

Пришлось звонить матери на работу, строить легенду о выпавшем срочно месте в двухдневной турпоездке от института, выслушивать сомнения на повышенных тонах… «В конце концов, тебе двадцать лет, ты взрослая девушка, что я могу поделать – взаперти тебя держать? – Мать что-то чуяла, и правильно чуяла… – Только позвони нам сразу, как добралась».

Ларик ждал на Варшавском вокзале, грея ладони о стакан с кофейной бурдой.

– Слушай, – неловко признался он. – Ничего не получилось…

– Что не получилось? (Опять!..) Негде остановиться? Или – поезд отменили, путь взорвали? – она полыхнула злым прищуром.

– Да нет, – вздохнул он. – Просто они не поехали. Там личные отношения… короче, разладилось. Извини…

Он вытащил из кошелька билеты:

– Надо пойти сдать. Или прямо продать в очереди…

Один билет у них схватили сразу, потом еще два. Ларик взглянул на два, оставшиеся в руке, на часы поверх расписания:

– Четыре минуты осталось. А может – рванем! А? Честно говоря, я уже настроился.

Она молниеносно прикинула время до вагона – и не отказала себе в наслаждении сыграть теперь на его нервах небольшой ритмический танец.

– Что-то скучно без компании… Да и не успеем уже.

– Да, разве что галопом, – согласился он легко.

Она взглянула невинно:

– Слушай – а почему ты с сумкой? раз все распалось?

– Так я ж прямо с работы, – удивился он. – С утра все с собой взял, иначе не успеть.

На часах оставалась минута с половинкой.

– Вообще-то мы старые друзья, – неторопливо проговорила она, следя за реакцией на слово «друзья».

– Вот я и подумал, – спокойно согласился он, хватая протянутую ему сумку.

Запыхавшись, они вскочили в последний вагон при негодующем вопле проводницы.

Их кресла были лицом по ходу движения. Оледеневший Ленинград со стуком выпускал путешественников из своего каменного лона.

Ларик извлек из сумки бутылочку с коньяком и четыре мандарина.

– За благополучный проскок! – приветствовал он. – А то не по-джентльменски получилось бы – пригласить девушку, а потом отказаться.

– За джентльменов, – ответила она. Стало тепло: он действительно хотел поехать с ней, а не блефовал. Еще посмотрим, Катенька, чего стоят твои прожекты!

А ночевать – вдвоем?.. Отмахнулась от этой мысли: э, разве не спали они в одной комнате. Но мысль посвечивала запретным, тем самым; она не спрашивала ничего.