Тихий океан - Герхард Рот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вот я наоборот, здесь работу нашел. Внизу-то, в долине, меня никто не брал, кто ж наймет судимого, — сказал коренастый человек со сломанным носом, в шерстяной шапке. — Сплю я над свинарником, топить в комнате нельзя, но меня кормят, вот я и помогаю фермеру кормить скотину и подсобляю во время сева и жатвы. Если захочу, могу еще где-нибудь в окрестностях какую-нибудь работенку приискать, чем плохо?
— А где ваши кошки? — тем временем спросил Цайнер у хозяйки трактира.
— Всех перестреляли, — ответила она.
— Охотники всех перестреляли, — повторил жандармский полковник.
Цирюльник как раз закончил его стричь, и он встал.
— Еще весной у нас было семь кошек, а сейчас ни одной. У цирюльника на прошлой неделе застрелили собаку.
— Что делать, таковы предписания, — перебил его Цайнер, усаживаясь на «парикмахерский» стул. — Держите собак на цепи, и все.
Цирюльник достал бритву и сбрил ему волосы за ухом. Производя эту манипуляцию, он высунул кончик языка и прищурился.
— А почему же тогда у охотников не застрелили ни одной собаки?
Он быстро взглянул на Ашера и снова вернулся к работе.
— Я тут ни при чем, — ответил Цайнер.
— Понятно.
Цирюльник отер бритву о штаны, достал ремень, зацепил его за ручку окна и принялся быстрыми движениями точить бритву. При этом он снова взглянул на Ашера, и Ашер ему улыбнулся.
На сей раз улыбнулся и цирюльник, снова склонился к Цайнеру и стал подбривать ему волосы за другим ухом.
— А кому мне сообщать о случаях бешенства? Не то чтобы я собирался, но вдруг, так, на всякий пожарный…
— В окружное управление.
— А окружное управление что? Кто-нибудь хоть раз получил там хоть какие-то объяснения, когда застрелили собаку?
— А мне-то что. Я тут ни при чем, — повторил Цайнер, взглянув на цирюльника.
Тот промолчал. Ашер заказал бутылку пива и снова стал прислушиваться к разговору за соседним столиком.
— И все врали, — сказал блондин в шапке.
Он-де ходил на предвыборные собрания и Народной партии, и социалистов. И те, и другие наперебой утверждали, что выполнили все предвыборные обещания, а на самом деле они просто заодно.
— Неправда, — возразил полковник.
Он залез пальцами за воротник рубашки, выуживая мелкие волоски.
— Многое изменилось, только незаметно, меняется-то все медленно и понемногу, вот оттого и кажется, что все как всегда.
Он остановился у их стола, вытащил руку из-за шиворота и оперся на стол.
— Да знаю я, — ответил юнец. — С одной стороны, хотят этими медленными преобразованиями усыпить нашу бдительность, с другой, — пробудить выборами…
Он встал и расплатился.
— По мне, пусть выиграют коммунисты, — продолжал он. — Хуже мне точно не будет. Ну, что для меня изменилось? Работаю как раньше. Есть у меня хоть какое-нибудь имущество? — Нет.
Он вышел из трактира и завел мопед.
Когда Цайнер подстригся, они отправились в Арнфельс за лекарствами для его тестя, — он о них совсем забыл. Они проехали мимо широкого поля, на котором жгли сухие листья. Дым рассеивался в морозном воздухе. Небо, к которому они приближались и которое непрерывно отдалялось, отливало светло-желтым, желтым окрасился и снег. Когда они добрались до Арнфельса, землю окутал туман, светившийся на солнце, словно пары фосфора. Они остановились, и пока Цайнер ходил за лекарствами, Ашер бродил по деревушке. Цайнеру, похоже, пришлось сидеть в очереди.
Высоко в небе проплыл самолет, точно комета, оставляя за собой белый инверсионный шлейф. Однако ни свист, ни гул до Ашера не доносились. У въезда в местечко рядом со служебной машиной — «фольксвагеном», припаркованным прямо в луже, стояли двое жандармов в длинных серых непромокаемых плащах. Они взглянули на Ашера, который сначала не хотел отводить глаза, но потом все-таки не выдержал и отвернулся. Над входом в одно здание красовалась надпись «Кинокафе». Он заметил, что буква «е» в конце отвалилась. Между окнами висела маленькая витрина с тремя афишами. Он подошел поближе их рассмотреть, и ему тотчас бросилась в глаза приклеенная сверху полоска бумаги с надписью «Страсть по-шведски». Он снова прошел мимо жандармов. На сей раз они даже не посмотрели в его сторону, а облокотившись на служебный автомобиль, провожали взглядом проезжающие машины.
В доме врача Цайнер ждал в приемной. Рядом с ним сидела моложавая белокурая женщина с ребенком на коленях. Ребенок не вынимал палец изо рта. Оба они молча уставились в пустоту. Ашер быстро привык к тишине. Какой-то человек что-то нашептывал на ухо пожилой женщине, а потом закашлялся. Большинство сидело, сцепив руки на коленях. Цайнер, наконец, получил свои лекарства, и они отправились обратно. Как раз когда они проезжали мимо садоводческого хозяйства, в теплице включили свет, и из проносящейся машины листья на секунду показались Ашеру тенями на фоне ослепительного блеска.
— А сейчас нам придется поторопиться, — объявил Цайнер.
Он пообедал у вдовы, поиграл с собаками и вместе с вдовой и ее сыновьями отправился к соседу, у которого они собирались купить поросят. Булочник поехал на машине, старший сын возглавлял маленький кортеж на тракторе.
— Вообще-то, — сказала вдова, спускаясь с Ашером по глинистому склону между кустами красной смородины, — лучше было бы, если бы мой старший сын учился дальше, а младший хозяйствовал на ферме. Старший-то всегда хотел получить образование.
Когда он закончил школу, ей приходилось целями днями держать его взаперти в комнате, он ведь ни за что не хотел оставаться дома и крестьянствовать.
— А теперь уж всё, смирился, больше не бунтует, — заключила она.
Пройдя мимо полускрытого туей креста и скамеечки, сидя на которой, по утрам вдова доила корову, они зашагали в гору. Вдова рассказала, что несколько лет тому назад в соседский хлев ударила молния. Случилось это первого сентября, она-де до сих пор помнит все во всех подробностях. Дождя тогда не было, но тучи нависли черные. Сосед еще весной купил у какого-то коммивояжера громоотвод. Большинство крестьян боятся грозы (некоторые даже, как разразится гроза, выбрасывают за дверь детскую одежду, чтобы молния не ударила в дом, — есть, мол, такая старинная примета), но громоотвода нет почти ни у кого. По большей части молния попадает в высокие яблони да сливы, что растут вокруг дома. Если у Ашера есть время, она может показать ему деревья, расщепленные молнией. Вот и в ее собственную большую грушу раз ударила молния. Ее тогдашний жилец как раз вышел за дверь, хотел посмотреть, сильная ли разыгралась гроза, и тут молния как ударит, да как бросит его наземь! Она негромко посмеялась. Сама она за злоключениями соседа наблюдала из кухонного окна. На улицу выглянула из-за грома — так грохотало, что она сразу поняла: где-то поблизости молния ударила. Коровы мычали так, что слышно было по всей округе! Потом из хлева как вырвется пламя, как повалит дым! Да и гумно, и сено, и пустые бочки, все так и занялось! Пожарные из Праратерэгга и Санкт-Ульриха выехали быстро, но спасти хозяйственные постройки уже не смогли. Компания, которая устанавливала громоотвод, не возместила ущерб, а договора страхования сосед не заключал, вот и пришлось ему самому за все платить.
На бесснежной стороне склона младшая девочка и ее сестра, съежившись, сидели на санках. Они бросились к нему, и Ашер привез их наверх. В кухне маленькая девочка снова заладила свое «шшш…», «шшш…». В руке она держала платок в синюю и белую клетку, и этим платком Ашер вытер ей нос. Он посадил девочку на колени, положил перед ней листок бумаги и вручил ей карандаш. Однако девочка по-прежнему повторяла «шшш», «шшш» и смеялась, высовывая язык.
— Они ей дают тараканов, думают, она от этого выздоровеет. Растолкут и подсыплют ей в кофе, — сказал булочник с насмешливым видом.
Ашер ответил, что это все ни к чему, а вот заниматься с девочкой действительно нужно.
— Да кто ею будет заниматься? — возразил другой сын вдовы. — Все заняты.
Колготки на девочке были разорваны, из прорехи выглядывала голая коленка. Между тем соседка поставила перед Ашером чашку чая со шнапсом. Выходя, она заперла дверь снаружи. На вопрос Ашера, зачем это, старшая девочка ответила, что мама пошла за деньгами. А где она их прячет — секрет. Наконец, соседка вернулась, уже в бежевом пальто, аккуратно причесанная. Она села в машину к булочнику, но тут из погреба появился ее муж и захотел узнать, куда это она собралась.
— Уезжаю, — ответила она.
— А работать кто будет? — спросил муж.
Подняв брови, он выжидательно смотрел на нее. Оба молчали. В конце концов, женщина, опустив голову, вышла из машины.
По дороге на свиноферму вдова объясняла, что ей уже не раз делали предложения, но она всем отказывала.
— Все пьют, а как напьются, давай драться, или часами сидят на кухне, ругают жен, честят их на чем свет стоит, — сказала она.