Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Том X. Октябрь - Святитель Димитрий Ростовский

Но заботы святого Дионисия о внутреннем мире и благе Церкви внезапно были остановлены гонением нового римского императора Валериана[207]. В самом начале сего жестокого гонения, великий пастырь александрийский был схвачен, несмотря на свою тяжкую болезнь, и вместе с пресвитером Максимом[208] и диаконом Фавстом, Евсевием и Херимоном, представлен к префекту Емилиану[209]. Гонение тогда обрушилось всею тяжестью особенно на епископов и пресвитеров, как представителей Церкви. Посему мучители всячески побуждали Дионисия отречься от Христа и принести жертву идолам, ибо за ним последовали бы и другие. Но Дионисий безбоязненно отвечал на сие:

– Мы должны повиноваться более Богу, нежели человеку.

Тогда Емилиан, запретив святому всякое общение с христианами, тем более всякое обращение к ним с словом назидания и проповедования евангельского учения, сослал его в захолустную деревню Цефро, лежавшую среди дикой пустыни Ливийской[210]. Но и там, вопреки запрещению, святой продолжал поучать слову Божию и, как доблестный мученик Христов, отказывался исполнять повеление мучителей. Язычники били его за это неоднократно камнями. Несмотря на все сие, Дионисий имел утешение и в пустыне обратить к святой вере Христовой многих язычников. Успех проповеди Дионисия еще более раздражил Емилиана, и он отослал святого епископа в местечко Коллуфо, находившееся в еще более отдаленной и дикой части пустыни Ливийской[211]. Но и отсюда он имел утешение сноситься с друзьями Христовыми и со своею паствою, и не только со своею, но и с другими церквами. Святой Дионисий и ранее всегда так поступал, ясно сознавая, что он, как предстоятель одной из главных церквей, своим голосом влияющей и на другие церкви и христианские общины, должен заботиться не только о своей пастве, но и о всей Церкви Христовой, особенно для того, чтобы противостоять каждой попытке нарушить всеобщий мир в Церкви.

Три года пробыл святой Дионисий в сем жестоком и лютом заточении, и какие скорби и злострадания он там претерпел – одному Богу известно.

По воцарении Галлиена[212] он был возвращен из заточения, к великому утешению своей паствы и всей Церкви Христовой.

Однако и в Александрии сего доблестного страдальца Христова ожидали не покой и благоденствие, но кровавое смятение и злострадания. После скорбей междоусобной войны последовал лютый голод, а за голодом моровая язва, свирепствовавшая с ужасною жестокостью. С истинно отеческой любовью заботился Дионисий о несчастных, кто бы они ни были – язычники или верующие. Описывая бедствия, претерпленные жителями Александрийской области во время сей губительной язвы, святитель писал, между прочим, следующее: «Многие из братьев наших, по сильной любви, оставив заботу о своей жизни, но заботясь друг о друге, смело посещают больных, служат им постоянно, врачуют о Христе; добровольно они умерли вместе с ними, принимая на себя страдания их, как бы привлекая к себе болезнь и охотно стирая с них язвы. Многие из тех, кои так пеклись о больных и возвратили им здоровье, сами умерли… И сей род смерти по благочестию и твердости веры никак не ниже мученичества. Они брали руками своими и на свои колена тела святых, закрывали им глаза и уста, нянчили их на плечах своих, укладывали, сплетаясь с ними, обмывали их и одевали в одеяния»[213].

Так трогательно описывает святой Дионисий подвиги любви христианской в сие тяжелое для Александрии время, особенно со стороны церковного клира; но он сам был для верующих лучшим образцом такого самоотвержения, превышавшего подвиг мученический, ибо: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). И святой Дионисий, полагая все силы свои на утешение и помощь недугующим, не жалел для них самой жизни своей, памятуя слова Спасителя: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40).

К сим скорбям и своим собственным тяжким телесным недугам присоединилась для святого Дионисия новая скорбь: сего непоколебимого столпа православия и ратоборца против неверия и ересей заподозрили в неправомыслии, и он принужден был, не столько для своей защиты, сколько для умиротворения Церкви, писать послание, в коем изложил свое православное учение о Трех Лицах Святой Троицы[214]. Истина восторжествовала, и высокое уважение всей Церкви к нему и ко всем его строго православным воззрениям, охранявшим чистоту веры в это смутное для Церкви время, осталось непоколебленным.

Наконец, телесные силы исповедника Христова от престарелых лет, скорбей и чрезмерных трудов совсем уже ослабели, хотя дух его был силен. Когда Церковь стало волновать еретическое учение Павла Самосатского[215], в Антиохии был собран Собор святых отцов и учителей Церкви[216], на который одним из первых был приглашен и святой Дионисий, ибо от него все ждали решительного голоса и умиротворения Церкви. Но великий пастырь Александрийской Церкви, удрученный старостью, чувствовал себя совершенно неспособным вынести тяжесть столь далекого пути и принужден был от приглашения отказаться; однако вместо непосредственного изустного своего слова, он послал отцам собора пространное письмо, в коем изложил свой православный взгляд на учение Павла Самосатского[217]. Через несколько дней после сего он мирно предал дух свой Богу (265 г.) в то время как предстоятели христианских церквей собрались в Антиохии для обличения Павла Самосатского. Церковь много скорбела о сей тяжкой потере, ибо лишилась в лице святого Дионисия великого учителя и отца Церкви и непоколебимого столпа православия[218].

Молитвами святителя да спасет Господь Бог Церковь Свою от всякого лжеименного знания и разделения и да сохранит церковное единение и мир, в духе кротости и любви христианской.

Память 6 октября

Житие и страдание святого апостола Фомы

Святой апостол Фома, называемый «Близнец»[219], родился в галилейском городе Панеаде[220]. Когда Господь наш Иисус Христос во время Своего пребывания на земле с людьми проходил по городам и селениям, уча народ и исцеляя всякие болезни, Фома, услышав его проповедь и увидев его чудеса, прилепился к Нему всею душою. Насыщаясь сладкими словами Иисуса Христа и созерцанием его пресвятого лица, Фома ходил за Ним и был удостоен Господом причисления к лику двенадцати апостолов, с коими и следовал за Христом до самых его спасительных страданий. По воскресении же Господа святой Фома своим недоверием к словам других апостолов о сем еще более усилил веру Церкви Христовой, ибо в то время, как прочие ученики Христовы говорили: «Мы видели Господа», он не хотел им поверить, доколе сам не увидит Христа и не прикоснется к его язвам. Спустя восемь дней по воскресении, когда все ученики собрались вместе и Фома был с ними, Господь явился им и сказал Фоме: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим».

Уверение апостола Фомы. Икона. XVI в. Кирилло-Белозерский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник

Увидев Христа и прикоснувшись к живоносным его ребрам, Фома воскликнул: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:24-29).

Это событие с Фомою самым наглядным образом убеждает всех в истинности воскресения Господня, потому что Христос явился ученикам не как призрак и не в ином каком-либо теле, но в том же самом, в коем пострадал ради нашего спасения.

После вознесения Иисуса Христа на небо и сошествия Святого Духа, апостолы бросили между собою жребий, куда каждому из них идти для проповедания Слова Божия. Фоме выпал жребий идти в Индию, чтобы просветить помраченные язычеством страны и научить истинной вере различные обитавшие там народы – парфян и мидян, персов и гиркан, бактрийцев и брахманов и всех самых дальних обитателей Индии[221].

Фома очень скорбел о том, что он посылается к таким диким народам; но ему явился в видении Господь, укрепляя его и повелевая быть мужественным и не страшиться, и обещал Сам пребывать с ним. Он скоро указал ему и возможность проникнуть в сии страны.

Царь индийский Гундафор, желая выстроить себе дворец как можно искуснее, послал купца своего Авана в Палестину, чтобы он поискал там такого искусного строителя, который был бы опытен в постройках и мог бы построить такие же палаты, какие были у римских императоров. С сим самым Аваном Господь и повелел Фоме идти в Индийские страны. Когда Аван искал искусных архитекторов в Панеаде, Фома встретился с ним и выдал себя за человека опытного в строительном искусстве. Аван, наняв его, вошел с ним в корабль, и они отправились в путь, пользуясь благоприятным ветром.

Когда они пристали к одному городу, то услышали здесь звук труб и иных музыкальных инструментов. Царь того города отдавал замуж свою дочь и послал глашатаев оповещать по всему городу, чтобы на бракосочетание собирались и богатые, и бедные, рабы и пришельцы, а если кто прийти не захочет, тот будет подлежать царскому суду Услыхав сие, Аван с Фомою, боясь, как пришельцы, разгневать царя, если не послушают его, пошли на брачное торжество во двор царский. Когда все уселись и стали веселиться, апостол сел на самом последнем месте и ничего не ел, не принимал участия и в веселье, но погрузился в размышления. Все смотрели на него как на странника и иноплеменника. Те же, кто возлежал рядом с ним[222], говорили ему: