Психология свободы: теория и практика - Елена Кузьмина

Русские философы полагали, что понять и объяснить свободу человека можно с позиций целого, определенного мировоззрения, и рассматривали в единой системе знаний виды детерминизма, соотношение свободы и личности, свободы и сознания, свободы и творческой активности. При этом особое внимание они уделяли вопросам о связи свободы и развития личности; о том, как человек осознает свободу, представлении себя свободным; свободен ли индивид, в отличие от личности, и личность, в отличие от человека в массе, каким образом связаны между собой свобода и необходимость, свобода и ответственность.

В середине XIX в. К. Д. Кавелин (1828—1885) – русский правовед, историк, философ усматривал в праве личной собственности, «личном начале» условие социально-экономического прогресса общества, основу которого, по его мнению, составляет личность, ее нравственность и свобода. Основой его рассуждения о свободе воли, без которой личности быть не может (так как личность формируется в противостоянии внешним обстоятельствам), выступило убеждение о несводимости психической реальности к материальной, нераспространении законов материального мира, законов причинности на психическое. Идеи К. Д. Кавелина послужили толчком к развитию представлений о свободе личности в отечественной философии и психологии.

Иеромонах Антоний поставил актуальную со времен начала философской мысли проблему достоверности свободы, которая имеет решение в случае установления соответствия между свободой как фактом сознания и свободой как фактом действительной жизни человека. Он считал, что детерминисты не могут без ошибок решать эту проблему, так как не учитывают разницу состояний человека в прошлой и настоящей ситуации, что приводит к иллюзии свободы.

По Н. Гартману, «свобода дана столь же инстинктивно, как и вообще самочувствие индивида», но вопрос заключается в том, стоит ли доверять чувствам свободы? Антоний утверждает, что чувства не могут служить основанием для уверенности в свободе выбора, но, напротив, сами требуют для своего объяснения более глубокого органического убеждения в свободе действий. Действительно, чувства отражают отношение человека к себе, предметам, явлениям окружающего мира и составляют лишь одну подструктуру сознания.

Стоит ли доверять сознанию, свидетельствующему о свободе? Антоний позитивно решает этот вопрос, раскрывая деятельностную природу сознания и самосознания как компонента структуры сознания. Сознание, самосознание, основывающиеся на результатах практической деятельности человека, дают доказательство реальности свободы. И здесь, как мы видим, намечается существенная для рефлексивно-деятельностного подхода к пониманию феномена свободы, разрабатываемому нами, идея единства самосознания (рефлексии) и деятельности. «Связь сознания свободы с самосознанием дает человеческому убеждению в свободе особую высшую достоверность» [7, 16].

Антоний полагает, что в сознании человека глубоко коренится идея свободы. Так же, как и Владиславлев, он считает, что самосознание есть мысль о себе как о причине своих состояний.

«Если наше “Я” сознается как причина наших действий, если нашими действиями, актами нашей воли мы сознаем только те, которые исходят из нашего “Я”… то именно наше самосознание, сознание себя… бескачественной причиной наших состояний есть сознание нашей свободы и отождествление ее с нами самими» [7, 12].

Антоний усматривает в свободе личности силу и самостоятельность. Он утверждает, что личность и свобода тождественны в сознании, что существует тесная связь между самосознанием и сознанием свободы: теряя одно, мы не имеем и другого. «Когда страсть выше свободы, то самосознания нет, оно переходит в сознание желания» (Г. Ульрицы).

Самосознание – есть познание динамического «Я», основывающегося на деятельном отношении к миру.

«Вот это то динамическое “Я”, т. е. отрешенное, и самоопределяющееся, творческое и творящее и есть в своем объективировании источник всякого познания или регулирования внешних восприятий» [7, 11].

Самосознание осуществляется в деятельности, и это, в свою очередь, выступает условием достоверности свободы – она определяется практическими требованиями, действенной основой сознательной жизни.

«Свобода состоит не просто в свалившейся с потолка способности желания или нежелания данной вещи, но заложена в самом основании душевной жизни, в господственном положении субъекта по отношению к ее явлениям» [7, 51].

Согласно представлениям Вл. Соловьева (1853—1900), человек имеет духовное начало и по своей сути есть самостоятельный субъект своих действий и состояний. Он достигает внутренней свободы – обретает власть над собственной природой в процессе внутреннего соединения с истинно-сущим, что становится возможным в ходе цельного познания мира, перемещения центра собственного бытия из эмпирического в трансцендентный (абсолютный) мир.

Человек как безусловно-сущий субъект выступает причиной своих действий и состояний: «…он есть действительный субъект и настоящая причина дел своих, что бы ни вызывало его к этим делам, ибо действующий есть он сам; поэтому он безусловно свободен» [165, т. 1, 715]. Эта способность человека быть causa sui , выступать основанием своего бытия раскрывается Вл. Соловьевым при рассмотрении вопроса о свободе и необходимости. «Безусловно-сущий» означает – быть всегда самостоятельным субъектом своих действий, независимо от того, находится ли он в Божественном (нормальном) состоянии, т. е. во всеединстве, или внебожественном (ненормальном) состоянии, когда человек противополагает себя всему. Человек свободен в необходимости – он сам подлежит ей. Под необходимостью Вл. Соловьев понимает необходимость жить, чувствовать, любить, т. е. такую необходимость, которая не противоречит абсолютному совершенству и свободе, а, напротив, предполагается ими. Свобода и необходимость не существуют друг без друга. Преодолевая препятствия, которые возникают на пути достижения цели, человек становится духовно богатым:

«…принцип свободы, в отдельности взятый, имеет только отрицательное значение. Я могу жить и действовать свободно, т. е. не встречая никаких произвольных препятствий и стеснений, но этим, очевидно, нисколько не определяется положительная цель моей деятельности, содержание моей жизни» [165, т. 2, 163].

Путь освобождения от внешней зависимости через приобщение человека к абсолютному, трансцендентному, свободному от всякой внешности, внутреннее соединение человека с истинно-сущим (т. е. в истинной религии) позволяет ему подняться и обрести власть над собственной природой – стать внутренне свободным .

Без выхода на духовный уровень жизни, при котором человек вырывается за рамки эмпирического «Я», свобода не может быть достигнута:

«…достигнуть этой внутренней свободы, или власти над собственной природой, человек, очевидно, не может из самого себя, так как он уже не свободен – это значило бы поднять самому себя за волосы; чтобы быть внутренне свободным, он должен перенести свой центр из своей собственной в другую, высшую природу; абстрактное же возвышение над низшей природой во имя своего я, личного достоинства и т. п. может быть только прыжком кверху, за которым неизбежно следует падение» [165, т. 2, 198].

Свобода достигается в процессе познания , но не эмпирического, а цельного знания, приближающего человека к абсолюту. Совокупность знаний еще недостаточна для достижения свободы, в основе которой лежит власть не только над природой внешнего мира, но и над своей собственной. Постигая мир, человек утверждает независимое существование в любом предмете и его единство с собственным независимым существованием. Это единство выражается в сознании человека:

«…это есть факт нашего сознания, в котором мы выходим за пределы всякого действительного и возможного факта, это есть мысль, но такая, в которой непосредственно выражается нечто большее всякой мысли» [165, т. 1, 723].

Уверенность в том, что мир предметов находится в единстве, и рефлексия на возможные данные о предмете выступают условием свободы человека.

Роль рефлексии оказывается чрезвычайно важной для достижения свободы. Благодаря рефлексии человек осознает себя как личность, в своих действиях стремится утвердить свой духовный центр. Вл. Соловьев различает три отношения субъекта к самому себе как носителю сознания, и это позволит ему в дальнейшем глубже определить понятие свободы:

«Во-первых, мы имеем наш первоначальный нераздельный или цельный субъект… Во-вторых, мы имеем нашу раздельную сознательную жизнь – проявление или обнаружение нашего духа… В-третьих, мы можем рефлектировать или возвращаться к себе от… проявлений и утверждать себя актуально, как единого субъекта, как определенное “Я” … это возвращение к себе, рефлексия на себя или утверждение себя в своем проявлении и есть собственно то, что называется самосознанием» [163, т. 3, 92].