Боги славянского и русского язычества. Общие представления - Дмитрий Гаврилов

Древнеболгарские обереги в виде всадников, которые, возможно, следует связывать с солнечным конем и божеством Солнца

Яркий пример почти пантеистического оживотворения природных стихий дает ряд апокрифов, в частности, «Видение апостола Павла». В зачине апокрифа приводятся эмоционально напряженные стенания природы, взбунтовавшейся против нечестия людского. Солнце, Луна и звезды предлагают Богу-Вседержителю покарать «грешных»: «Солнце великое, светлое, молясь Богу, [так] говорило: “Господи Боже, Вседержитель, до каких пор я буду смотреть на людские беззакония и ложь? Повели, и я сотворю им по моей силе, пусть они поймут, что Ты один Бог”. И опять был глас ему [Солнцу, раздавшийся с неба и так] говорящий: “Я знаю это все, ибо око Мое видит и ухо Мое слышит. [Но знай] – человеколюбие Мое ожидает их, когда они обратятся [к Богу] и покаются [в грехах]. Если же не придут ко Мне, [то] Я их буду судить”. Многократно и (Л. 230) Луна и звезды вопрошали Бога, и [так] говорили: “Господи Боже, Вседержитель! Ты отдал нам власть над ночью. До каких пор мы будем смотреть на прелюбодеяния и кровопролития, которые творят сыны человеческие? Повели нам, [Господи], и сотворим им [наказание] по силе нашей, – пусть познают, что Ты – один Бог”. И был глас [с небес], [так] говорящий им: “Я знаю все это, ибо око Мое видит и ухо Мое слышит, но долготерпение мое ожидает их, когда они обратятся [ко Мне] и покаются. Если же не придут ко Мне, Я их буду судить”.

Многократно воды вопрошали [Бога] о сынах человеческих и [так] говорили: “Господи Боже! Сыны человеческие осквернили святое имя Твое в нас”. И был глас [с небес] и [так] сказал: “Я знаю все [о них] еще прежде жизни их. [Я жду, когда они покаются] и обратятся [ко Мне]. [А если не покаются и не обратятся, то] Я буду их судить”.

Многократно же [и] Земля обращалась с мольбой к Богу, жалуясь на сынов человеческих. И говорила [так]: “Господь Вседержитель! Я больше всех творений осуждена. Не могу [далее] терпеть распутства, и разбоя, и воровства, и клятв [ложных], и волхвования, и клеветы, и оговора, и всех зол, что [люди] творят. [Не могу терпеть, как] отец восстает на сына, а сын – на отца, брат же – на брата, странник – на странника, и оскверняют жену ближнего своего, ибо отец восходит (Л. 230 об.) на ложе сына, а сын также восходит на ложе отца своего. И всем [этим] они осквернили место святое Твое [церковь], принося жертвы имени Твоему. И потому осуждена я больше всех творений, что не хочу, [а вынуждена] давать силу свою плодам, [которые выращивают] сыны человеческие. Но повели мне, [Господи], и не дам силу свою плодам”. И был глас Господний, [так] говорящий: “Я вижу все, и нет [никого], кто укроется от Меня за грехи свои и беззакония. Я вижу [все, но] Моя милость ожидает их, [ожидает до тех пор], пока они обратятся ко Мне. Если же не придут ко Мне, – я буду их судить”.

Итак, видите, сыновья человеческие, что вся тварь [все, что создано Богом] повинуется Богу. Люди же одни [только] грешат. Поэтому, ради всего этого, сыны человеческие, благодарите Бога [за долготерпение и милость] непрестанно каждый день и каждый час… » (Мильков, 1999, с. 561–576).

Исследователи подчеркивают, что этот сюжет из «Видения апостола Павла» можно на первый взгляд принять за плод фантазии автора, за выразительный художественный прием, не имеющий никакого отношения к реалиям жизни. Однако в пантеистической двоеверной ереси новгородских стригольников, которые проповедовали покаяние Земле, мы обнаружим аналогичную ситуацию, когда одухотворенная часть Природы (в данном случае Земля) реагирует на грехи людей (Мильков, Милькова, с. 369–371).

Стефан Пермский (ок. 1345–1396), осуждая покаяние в грехах Земле, описывает как раз такое вочеловечивающее (способность чувствовать) и обожествляющее (способность быть высшим судией) восприятие ее, которое было свойственно древним язычникам: «А кто исповедается земли, то исповедание не исповедание есть, земле бо бездушна тварь есть, не слышит и не умеет отвечати и не въспретит съгрешащему» (Казакова, Лурье, 1955, с. 241). Стало быть, еще его современники почитали Богиню Мать Землю и доверяли ей самое сокровенное. Но исповедь земле сохранилась как реликт язычества в некоторых старообрядческих течениях.

Апокрифический мотив жалоб природы сопоставим с архаическими сказочными приемами одушевления природных стихий и объектов, которые выступают в роли говорящих персонажей. Как отмечает В. В. Мильков, в самом одухотворении природы пробивается еще не угасшее архаическое мироощущение. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в сюжете фигурируют Солнце, Луна, Земля и воды – наиболее почитаемые в дохристианскую эпоху священные объекты, воплощавшиеся в образах подателя благ Хорса-Даждьбога, Велеса, великой Матери-Мокоши[35], Царицы-водицы. Поэтому совершенно не случайно в апокрифе именно они «узурпируют» божественную прерогативу судить и карать. Полемический заряд текста явно рассчитан на отклик в сердцах тех, кто веками воспитывался на сказках и трепетном отношении к живой и обладающей душою природе. Ведь возмездием беззаконникам, прибавляющим одни грехи к другим, грозят священные с точки зрения традиционного восприятия объекты окружающего мира.

Апокриф разве что не называет соответствующих имен богов, которые были воплощениями стихий. Однако двоеверному читателю, конечно, было ясно, что угроза проистекает от тех, с кем издревле связывались надежды на благополучие, кому при испрашивании благ адресовались жертвы и моления участников сначала языческих, а затем двоеверных ритуалов.

Не вызывает сомнения тот факт, что «вопиющие» к Богу светила и стихии в понимании автора текста уже далеко не «бози небеснии, а друзии земнии, а друзии польстии, а дрезии и воднии» (Гальковский, т. II, с. 52)[36]. Но в том же «Видении апостола Павла» они выступают в качестве могущественных сил, небезучастных к происходящему и способных влиять на ее течение. Наследие свергнутых языческих богов в апокрифических образах говорящих Солнца, Луны и Земли достаточно явственно. По мнению В. В. Милькова, автор неканонического сочинения не противопоставляет резко язычество христианству, а скорее, в завуалированной форме даже проводит мысль об их преемственности: ведь в его изложении уже не вполне божественные, но все же живые и могущественные природные стихии и объекты признают верховную власть стоящего над ними Вседержителя, являющегося единовластным управителем мира. Вот оно – двоеверие «во плоти».

Несколько слов о календаре и покровителях праздников

Остается упомянуть о симметрии солярного календаря, наличествующего у всех индоевропейцев. В качестве примера рассмотрим оппозицию Коляды и Купало, зимнего и летнего солнцеворотов, у славян.

Купало(а) – летний бог. По Густинской летописи, «пятый (идол) Купало, якоже мню, бяше богъ обилiя, якоже у Еллинъ Цересъ, ему же безумныи за обилие благодарениe принишаху в то время, егда имяше настати жатва».

В поучении «О идолах Владимировых», он – «бог плодов земных».

По тому же Поучению, Коляда – бог праздничный. «Шестый (идол) Коляда, ежу же праздник прескверный бяше декаврия 24» (Густинская лет.). Коляда (Каледа) диаметрально противоположен Купале. Он знаменует поворот годового коло, прибытие Света, умирание старого и приход молодого. Чествования Коляды продолжались в разных местностях с 21–24 декабря по 2–5 января.

Вместе с тем сегодня более распространено (а в науке почти общепризнано) мнение о том, что Коляда – не божест во, что в средневековых источниках произошла путаница, смешение названия праздника и имени божества. Причем, по мнению большинства ученых, слово это заимствованное.

Коляда – «1) “святки, сочельник, колядование – хождение с песнями под рождество”; 2) “зимнее солнцестояние”, колядка “песенка при колядовании”, укр., блр. коляда, ст.– слав. см. образ (Euch Sin.), болг. коледа “рождество”, сербохорв. коледа “колядка”, словен. kolйda “колядование”, чеш. koleda “коляда”, польск. kolęda – то же. || Заимств. из лат. calendae, не через греч. καλάνδαι» (Фасмер). Интересно, каким же тогда образом произошло заимствование? И не вспомнить ли нам еще и Солнце-царя Колоксая?

Колядные атрибуты – коза и личина – в экспозиции Музея народной архитектуры и быта Республики Беларусь

Если распространенное ныне название «комоедица» упоминается в белорусских источниках (откуда оно, собственно, и пошло) лишь с XVII–XVIII вв. и еще может быть понято как заимствование от греческого или латинизированного «комедия» (в значении «театрализованное действо»), то здесь ничего подобного мы не наблюдаем.

Способов проверить, действительно ли название «Коляда» воспринято от латинского calendae, у нас нет. Этим словом в римском календаре называли первые числа месяцев, приходящиеся на время, близкое к новолунию. Повторимся: как произошло такого рода заимствование из латинского, вовсе непонятно.