Русские масоны. От Романовых до Березовского - Олег Соловьёв

Однако скоро в поведении царя обнаружились и тревожные симптомы, ибо он по-прежнему обожал пруссаков, образцом для подражения считал их короля Фридриха II, подчеркнуто презрительно отзывался обо всем русском. Позволял себе оскорбительные выходки даже в отношении видных государственных деятелей, отправив в деревенскую ссылку великого Суворова, который открыто возражал императору против введения в армии прусских порядков. Крайне непопулярной среди дворян являлась отмена всяких поблажек гвардейским офицерам при увольнении их со службы или в запас. Британский посланник Ч. Витворт доносил в Лондон 25 декабря 1796 г.: «Надо признать, что произведенные перемены нисколько не учитывают необходимость успокоить население столицы». Ему вторит прусский дипломат Брюль: «Император, не желая исправлять недостатки прежнего правительства, опрокидывает все, введя новые порядки, которые не нравятся нации и слишком мало продуманы. Исполнение реформ настолько поспешно, что никто не успевает с ними хорошо ознакомиться. Отвращение дворянства превосходит все вообразимое, неуверенность в завтрашнем дне, страх потерять должность и непрерывные нововведения приводят его в отчаяние. Только Богу известно, к чему это все приведет»65. Конечно, оба иностранца сильно сгущали краски, хотя верно оценили наметившуюся тенденцию.

Важной доминантой поведения Павла I оставался нараставший ужас по поводу влияния на Россию революционных событий во Франции, несмотря на явное уменьшение их значимости. Такие настроения питались и поддерживались прямым воздействием численно увеличившейся у нас эмиграции из мятежной страны, опасениями дворянства относительно реальности новых потрясений со стороны крестьян, с появлением очередной пугачевщины. А всполохи их уже наблюдались в ряде районов, в том числе не без влияния слухов насчет намерения властей отменить крепостное право, чему якобы препятствуют помещики. Подавление крестьянских выступлений было поручено масону Репнину, который действовал с необычайной жестокостью, применив, к примеру, в феврале 1797 г. против крестьян деревни Брасово на Орловщине артиллерию, в результате чего погибло 20 человек, еще 70 получили ранения. Волнения продолжались и в других губерниях, всего их произошло 184 в 1796—1798 гг. В результате последовало запрещение вообще толковать о крепостном праве66. Вскоре появился указ о закрытии всех вольных типографий, установлении светской и духовной цензуры для отечественных и ввозимых иностранных сочинений.

Руководящая цель внутренней политики монарха сводилась к максимальной бюрократической централизации системы управления, предельному усилению царских прерогатив, как единственно верного пути к «блаженству всех и каждого». Попутно монарх стал питать подозрение и к масонам, быстро развеяв былые надежды на крупные государственные преобразования и полную легализацию Ордена «вольных каменщиков». Согласно записке особой канцелярии Министерства полиции Павел с появлением своим в Москве весной 1797 г. якобы поручил профессору Мат-теи, управляющему ложей «Трех Мечей», созвать руководящих масонов на собрание. Явившись туда лично, он заявил, что не как царь, а как их брат спрашивает, не признают ли они за лучшее при распространившихся со времени Французской революции правилах и «продолжающихся покушениях на мнение общее» вовсе прекратить масонские собрания. На это последовал единодушный отрицательный ответ. Только когда царь лично обратился с аналогичным вопросом к барону К.К. Унгерн-Штернбергу, провинциальному мастеру рижских лож, тот высказался за необходимость осуществления такой меры, особенно в пограничных губерниях. Государь будто бы остался очень доволен ответом и заметил вслух: «Не собирайтесь более до моего особого повеления». Братья покорно согласились, свернув всю деятельность67.

Приведенные сведения содержат неточности относительно деталей. Саксонец Х.Ф. Маттеи, профессор греческой и латинской литературы в Московском университете, выехал на родину в 1784 г., а возвратился к прежнему месту работы лишь в 1804 г. Но рассказ, возможно, верен но существу, ибо Унгерн-.Штернберг после низложения Петра III добровольно вышел в отставку, при восшествии на престол Павла был немедленно возвращен на военную службу и одно время находился в числе его приближенных. Но сведениям немецкого автора Рейнбека, император действительно посетил собрание масонов, обошелся с ними весьма любезно, подал каждому руку и предложил в случае надобности писать ему просто, по-братски и без всяких комплиментов. Якобы сами адепты просили повременить с открытием лож68.

Во всяком случае, эти и другие источники свидетельствуют факт названного собрания для обсуждения вопроса о дальнейшей деятельности Ордена. Отношение к нему царя рисуется в целом негативно, поскольку тот опасался каких-то закулисных акций против самодержавия. По свидетельству влиятельного тогда Ростопчина, он поведал монарху, будто еще при жизни его матери масоны получали письма от иностранных иллюминатов и даже разработали план ее убийства, осуществление коего поручили известному нам Лопухину. «Я с удовольствием заметил, — продолжает хвастливо граф, — что этот разговор нанес смертельный удар мартинистам и укоренился в душе Павла, чрезмерно ревнивого к своей власти и склонного видеть ростки революции в малейших вещах». Разумеется, утверждение об «ударе» явно преувеличено. Однако опасения царя на сей счет общеизвестны. Возможно, прав известный специалист Шумигорский, что «Павел осудил масонство, как учреждение, противное началам абсолютной его власти и излюбленному им полицейскому строю государственной жизни»69. Он не хотел и слышать даже о куцых конституционных реформах, отстаиваемых вельможами и соответственно масонами, решительно продолжая курс отстаивания и расширения прерогатив монарха, что при всей верноподданности аристократии приводило к усугублению ее оппозиционности и обсуждению мер противодействия.

Две очерченные ранее группировки масонства продолжали обособляться друг от друга. Мистики ушли в подполье, сосредоточив внимание на уточнении своих доктринальных взглядов и благотворительности . Знаменем их по-прежнему оставался освобожденный из заключения П.И. Новиков, который предпринял попытку возобновления былых книгоиздательских начинаний и Других общеполезных дел. Однако отсутствие необходимых финансовых средств и предприимчивых молодых сподвижников не позволило разочарованному просветителю заняться любимой деятельностью. Он окончательно переселился в родовое подмосковное имение Авдотьиио, где коротал дни среди детей и нескольких единомышленников. Единственным любимым занятием осталась для него оживленная переписка с друзьями-розенкрейцерами. Напротив, давний соперник, крайний мистик О.А. Поздеев, мастерски изображенный под фамилией Баздеев Л. Толстым в романе «Война и мир», стремился сплотить вокруг себя мартинистов на базе увлечения оккультизмом для полной изоляции Новикова. Он так наставлял сторонников: «Помните, что работа ваша есть повиноваться и молчать, и мир сей весь считать за единое ваше проходное училище. Не привязываясь к никакому его углу, не делайте из того себе собственность и приводите себя, будучи в мире, в такое равнодушное положение, чтобы вам до миру, что в нем не производится, не было нужды»70. Иными словами, то была проповедь отказа от участия в земных делах ради чуть ли не благодати в загробном царстве, как, впрочем, учат многие религии, призывая к смирению и покаянию. Представители подобного течения касательства к политике почти не имели, но, вероятно, и они тяготились правлением нового императора.

Лидеры вельможной знати ориентировались в сложившейся обстановке главным образом на рационалистическое масонство столицы России, поскольку сами принадлежали к нему. Только сперва первостепенное место занимали Куракины, а потом их сменили отпрыски семейного клана Воронцовых, сыновья известного при Екатерине генерала-масоиа Романа Илларионовича Александр и Семен. Первый из отпрысков был сенатором и членом совета при императрице, затем президентом Коммерц-колле-гии, известным покровительством Радищева, в 1791 г. он предпочел выйти в отставку и поселился в одном из имений. Попытка его возвратиться на службу успехом не увенчалась из-за подозрительности Павла I к приближенным матери. Он в свое время посещал столичную ложу «Урания». Напротив, младший брат Семен избрал дипломатическую стезю, занимая длительный срок должность посланника в Англии. По своим убеждениям он отличался нескрываемым консерватизмом, замешанным на любви к чужой стране, Россию посещал наездами, в конце концов окон-чательпо переселился на Британские острова и умер в возрасте 88 лет. Он был в 1786 г. и, очевидно, позднее членом ложи «Скромность» в Петербурге. Единомышленниками и друзьями Воронцовых являлись Безбородко, его племянник В.П. Кочубей, Трощииский, бывший фаворит Екатерины Завадовский и многие другие. Хорошие отношения поддерживались братьями и с Куракиными, которых считали людьми малоспособными в решении крупных государственных дел.