Институт экстремальных проблем - Саша Камских

— Папа, ты бы знал какую вкуснятину Света готовит, то не смеялся бы надо мной, — смутился Вадим, — я порой просто не могу остановиться, особенно после больничных харчей.

— Для того чтобы борщ получился вкусным, в первую очередь нужно, чтобы муж был голодным, — мудро заметил Медведев-старший.

От предложения отдохнуть после завтрака Дмитрий Алексеевич отказался:

— Не делай из меня немощного старца, я не спать к вам приехал, — ответил он сыну. — Лучше рассказывай мне во всех деталях, как вы живете. Да, кстати, — академик вытащил шпаргалку, составленную женой, — по всем пунктам я должен представить подробный отчет. Что я должен говорить матери? Про Свету опять ни слова?

— Я бы сам маме все рассказал, — Вадим виновато поглядел на отца и на Светлану, — но ты же знаешь ее, знаешь, как она хочет пристроить меня в хорошие руки. Мама ведь не утерпит и примчится сюда благословлять нас.

— Придется молчать, — тяжело вздохнул Дмитрий Алексеевич, — но сколько еще это будет длиться?

— Не больше двух месяцев, — уверенно сказала Света.

— Одно меня утешает – ты, как мама того и хотела, попал в хорошие руки.

— Да, папа, — радостно согласился Вадим, — в очень хорошие и хочу навсегда в этих руках остаться.

И отец, и сын остались на кухне, желая, чтобы занимавшаяся готовкой Светлана тоже участвовала в разговоре. Ближе к обеду позвонила Ирина. Узнав, что приехал Дмитрий Алексеевич, она не терпящим возражений тоном потребовала всех вечером в гости, но не к себе, а к своим родителям. Медведев-старший заколебался, вопросительно глядя на сына, но Вадим поразил отца, с энтузиазмом подхватив Ирину идею и попросив ее привезти побольше фотографий, которые можно было бы без опасений показать маме.

У Устюговых просидели до позднего вечера. Дмитрий Алексеевич увез оттуда толстую пачку фотографий, оперативно напечатанных Сергеем. Самый внимательный материнский взгляд не нашел бы к чему придраться на отобранных снимках: Вадим в спортивной форме с волейбольным мячом в руках, Вадим в рабочей куртке в окружении ребят своей группы, Вадим в подаренном мамой свитере за письменным столом, заваленным бумагами, Вадим, играющий с Казаном. Дмитрий Алексеевич внимательно присматривался к Светлане, не мелькнет ли в ее глазах тень обиды из-за того, что ее старательно скрывают от Аллы Николаевны, но девушке, похоже, даже нравилась эта таинственность.

Дмитрий Алексеевич уже в двенадцатом часу ночи позвонил жене и дал ей предварительный отчет. Он не кривил душой, когда говорил, что у сына все в порядке, потому что не видел его таким жизнерадостным со студенческих лет. Вадим же ничуть не притворялся, желая успокоить отца; безоговорочно поверив Свете, он почти перестал обращать внимание на остававшиеся до сих пор проблемы и жил мечтами о будущем, не боясь никаких трудностей и возможных разочарований.

Второй день прошел сумбурно. Дмитрий Алексеевич провел утро на встрече с бывшими коллегами и учениками, а в оставшееся время старался узнать как можно больше о том, как живут «дети», как он называл сына и Свету. Вадим, в свою очередь, подробно расспрашивал его о бабушке с дедушкой, о других родственниках. Потом разговор зашел о Катюшке с Вовкой и о сестре.

Дмитрий Алексеевич расстроился, вспомнив разговор с женой:

— Мать сказала, что вчера к Лене приезжал Николай, — речь шла о ее бывшем муже, — стоял перед ней на коленях, клялся, что уже год после выписки из клиники не только наркотики не употребляет, но даже пиво в рот не берет. Обнимал детей, плакал, каялся во всех грехах, обещал райскую жизнь, но Ленка не стала его слушать и выгнала. Он еще час голосил под дверью, пока не пришла мать и не пригрозила вызвать милицию, если он немедленно не уберется.

— Жалко, меня там не было, — нахмурился Вадим, — он бы на всю оставшуюся жизнь забыл дорогу к вам. Подонок! Ты представляешь, — объяснил он Свете, — этот скот, оказывается, подсел на допинг, добиваясь включения в сборную. Все это, естественно, обнаружили и дисквалифицировали его на три года, лишив полученных на чемпионате страны медалей. Он сорвался в дикий запой, у Ленки произошли на нервной почве преждевременные роды, а Колька, вместо того, чтобы опомниться, обвинил ее в тех нарушениях, которые обнаружились у Вовки.

— Скорее всего, так получилось из-за того, что Николай загружал себя всякой дрянью, как танк соляркой, — вздохнул Дмитрий Алексеевич. — Только все упокоилось, и у Вовки дела стали налаживаться – врачи говорят, что операций больше не нужно, так Николай объявился.

— Ленка-то как? — встревожился Вадим. — Ничего? Не разболелась?

— Весь вечер, по словам матери, плакала. Похоже, любит она этого паразита до сих пор, несмотря ни на что, — покачал головой Медведев-старший, — но при этом прекрасно понимает, что никакой нормальной жизни с ним быть не может.

— Очень плохо, что вы в другом городе. Здесь и я бы с ним по-мужски поговорил, и другие подключились бы в случае необходимости, — многообещающе усмехнулся Вадим. Заметив недоуменный взгляд отца, объяснил: — Максим за друзей и родных кого хочешь в клочки порвет, да и Серега в стороне не остался бы.

— Ну, если бы мы жили в одном городе, то многих вопросов не возникло бы, например, мне не пришлось бы на старости лет изворачиваться, с энтузиазмом рассказывая матери, как у тебя все хорошо, — проворчал Дмитрий Алексеевич. — Я все время боюсь сказать что-нибудь не то, иногда останавливаюсь на полуслове. Как до сих пор никто, кроме Катюшки, ничего не заметил, не понимаю!

— Папа, у меня, действительно, все хорошо, — Вадим улыбнулся и крепко сжал отцовскую ладонь в своих руках, — я снова чувствую себя человеком, а не полураздавленным жучком, не способным даже перевернуться со спины на живот. Конечно, ходить пока не могу, еще кое-какие проблемы остаются, но я знаю, что все это пройдет. И тогда мы со Светой приедем к вам в гости, а потом устроим такую свадьбу, что все ахнут. Правда, Светлаша?

Светлана молча кивнула.

— Ох, Димка, Димка… — Дмитрий Алексеевич обнял одной рукой сына, а другой Свету, — поскорее бы произошло то, о чем ты говоришь. Хочется, ты понимаешь, простых человеческих радостей, счастья для своих детей, внуков, хочется дожить до правнуков.

— Обязательно доживете, — заверила его Света.

— Раз это ты мне говоришь, то постараюсь, — не стал спорить Дмитрий Алексеевич, — хотя сложно мне представить вас обоих в роли бабушки и деда, особенно тебя, Светланка.

Дмитрий Алексеевич еще раз тщательно просмотрел сделанные Сергеем фотографии, обращая внимание на самые незначительные детали, и успокоился – их можно было смело показывать жене.

— Звоните почаще, — попросил он, укладывая снимки в портфель, — рассказывайте о себе, об Ирочке, а то она, мне кажется, стесняется нам звонить.

— Она не любительница телефонных разговоров, — улыбнулась Света, — ей нужно не только слышать человека, но и видеть его, глаза порой говорят гораздо больше, чем слова.

— Сергей тому самое лучшее подтверждение, — вставил свою реплику Вадим.

— А Светочкины глаза говорят вообще без слов, — Дмитрий Алексеевич обнял девушку и поцеловал. — Хорошо у вас, но нужно уже и домой собираться. Проводи меня, детка, до автобуса, пора на вокзал ехать.

— Я думал, ты еще посидишь, — расстроился Вадим. — До поезда еще почти три часа, а ты уже решил уезжать. Мы толком так и не поговорили ни о чем. Побудь с нами еще немного, а Света тебя потом на машине отвезет.

— Димка, с учетом пробок нам нужно выехать самое позднее через час. — Дмитрий Алексеевич обнял его за плечи. — Ты даже не заметишь, как он промелькнет за сборами да разговорами.

Так оно и получилось. Время пролетело настолько незаметно, что Света схватилась за голову:

— Мы же приедем к поезду в самый последний момент!

Прощание с отцом вышло сумбурным, Вадиму все время казалось, что он не сказал чего-то самого главного, о чем-то забыл. Дверь захлопнулась. Вадим долго смотрел на нее, на душе стало тоскливо, как раньше, когда он оставался в одиночестве. Он отправился на кухню, для поднятия настроения съел кусок пирога, потом, не удержавшись, еще один и только собрался помыть посуду, как раздался звонок в дверь. К ним никто не приходил без предупреждения, и Медведев, открывая замок, гадал, кого там увидит.

За порогом стояла соседка, пожилая женщина. С ней и ее мужем Вадим несколько раз сталкивался в подъезде, а как-то они вместе поднимались на лифте. Олимпиада Викторовна – такое имя невозможно было не запомнить – всегда здоровалась первой, опережая Свету и его, но разговоров, по крайней мере, в присутствии Медведева, с девушкой не заводила. Вадим знал, что Светлана поддерживала с этими соседями хорошие отношения, держала у них запасные ключи, но до сих пор никто из стариков ни разу не заходил к ним.