Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918 (СИ) - Дорнбург Александр

5-го июня названный отряд, при содействии казаков Камышенцев, озверевших от увиденного, после яростной атаки и сверхчеловеческой отваги, выбил противника из станицы Каргальской, а к утру 6-го занял и станицу Романовскую. Одновременно местные казачьи отряды, возникшие здесь по собственному почину, поднялись все как один, с отчаянной яростью ринулись в кошмар сражения, за Дон и к 7 июня весь левый берег Дона был очищен от красных. Донцы прошли сквозь скопище врагов и шквальный огонь как смерч. Зарвавшиеся армии большевиков были фактически размазаны в пыль. Все эти огромные силы оказались сметены впустую, как ненужный хлам.

Они перестали быть солдатами, они превратились в толпу баранов, готовые обратиться в паническое бегство. Их оборона распалась и сломалась. Небольшие группы удирали на восток, некоторые бросили все пожитки, чтобы бежать быстрее, а другие, раненые или мертвые, остались лежать на истоптанной траве, пока победоносные казаки прокатились по захваченным позициям. Кто-то призывал мать, жалобно завывая, пока удар штыком не успокоил его. Погибли почти восемь тысячи врагов, всего лишь за три дня. Иначе как бойней назвать это нельзя. Пусть это станет хорошим уроком бешеным псам. Правда, некоторую часть у противника составляли совершенно небоевые потери — неизвестное в точности число умерших от вспыхнувшей эпидемии дизентерии (от обжорства) и просто с перепою. Но "красные" непременно вернутся, чтобы закончить то, что начали. И мы должны быть готовы снова устроить им достойную встречу.

Как бы продолжением этой операции явилось изгнание противника из юго-восточной области Сальского округа. С половины апреля до середины июня борьба здесь велась довольно вяло. Даже захваченный мной Сальск белым пришлось оставить. В значительной степени, это объяснялось наличием в этом районе больших неказачьих слобод, большевистски настроенных, которые приютили у себя красных и во всем им помогали. Короче говоря, местный укоренившийся мужик, почуяв благой запах большевистского сапога, буром попер вперед к успеху и таки пришел, а вслед за ним гурьбой кинулся и весь туземный политикум.

Более энергичные здесь действия донцов начались в связи с повторным взятием Добровольческой армией станции Торговой, разъединившей этим красных, действовавших по ж/д линии Царицын- Тихорецкая. Казачьи отряды Задонского района полковника Быкадорова, вместе с частями Добровольческой армии, овладели Великокняжеской окружной станицей Сальского округа, а затем уже самостоятельно преследовали наложивших в штаны красных на северо-восток.

Кавалерия устремилась в атаку на неровные ряды большевиков, пики с флажками опустились в смертоносном наклоне. Казаки опрокинули врага, порвали на тряпки и гнали дальше. Кучка канониров "товарищей" пыталась спасти свои пушки, но они опоздали. Остатки красной армии вторжения уныло поплелись в свой северный фатерланд. Ни одна из задач экспедиции не была выполнена. Трофеев не было. Пайщики-акционеры, как легко догадаться, поголовно понесли убытки — сам Ленин, по некоторым данным, на этом деле просрал несколько миллионов долларов. Он резво отбил их тем, что его убогие книги, были спешно изданы большими тиражами, распределялись в приказном порядке, и принесли ему этим немалую прибыль. Теперь Ленин чувствовал за спиной немалую силу, уже не играл в отца народа, прекратил ораторствовать на Московских майданах и в изощренной демократии больше не видел нужды. Препустой был человечек, хотя и остался в Большой Истории как один из фаворитов Госпожи Фортуны. Тут бы этим дуракам, видя, что дело пахнет керосином, уняться и сидеть смирненько — но не таковы были наши "красные герои". Их кредо: "Слабоумие и отвага!"

Таким образом, за две недели с 5-го по 22 июня, усилиями Донской армии на юго-востоке Области были достигнуты существенные результаты: восстановлена коммуникация Чирского района по реке Дон, захвачена часть железной дороги Торговая-Царицын, освобождено на юге 22 станицы, казаками которых пополнились ряды нашей храброй армии и, кроме того, явилась возможность на огромной территории снять покосы и убрать озимые поля, избавив их от уничтожения красными. Домашнее хозяйство без рабочих рук гибло и разваливалось. Все было очень непросто… Пришлось в ущерб делу, нам уволить из армии наиболее старых казаков для реализации урожая. Не сделать этого было нельзя, Дону грозила бы голодная смерть.

А потом, как оно, впрочем, и водится (госпожа Удача сильных и смелых людей любит и одна не ходит), пошла длинная белая полоса. В конце июня и начале июля центр боевых действий перенесся на противоположные концы Области — север и юг.

В течение второй половины июня красные, проверяя свою отвагу, повели настойчивые атаки на юге Области на Кагальницко-Егорлыцкий участок, при этом проявляя недюжинную храбрость — но она была насквозь дурацкая. Естественно, реальной пользы от этого не было никакой. Но внушало… Под яркими красными знаменами на Дон надвигалась целая орда. Смерть в сером, тысячи бойцов, влекомое барабанами полчище со штыками на винтовках. Наивысшего напряжения жестокие бои достигли 28-го июня, когда Кагальницкой и Мечетинской станицам грозило окружение. Никакого плена быть не может!

Комиссары и их воины жаждали крови, они мечтали о славе, хотели рассказывать своим внукам, и писать хвастливые мемуары о том, какую роль они сыграли в уничтожении Донской армии. Но казаки сомкнули ряды, образовав непреодолимый барьер, на который красноармейцы накатывались, как волны на скалы, разбивались и отступали назад. Как разгорающийся лесной пожар, сражение охватило несколько километров полей, из одного места приходили хорошие новости, а из другого ужасные, а смысла не было ни в тех, ни в других.

Казавшееся близким поражение внезапно обернулось чередой ослепительных побед и ошеломляющих контратак. "Товарищи" настолько падали духом и утратили мужество, что часто бросали принадлежавшие им оружие и дезертировали, не обращая внимания на грозные приказы комиссаров, словно побитые измученные собаки. Дружной контратакой донские и отдыхающие там добровольческие части нарушили планы большевиков, набросились на них, как волки на овечье стадо, и далеко отбросили красных от этих станиц. После этого Добровольческая армия направилась на юг к станице Тихорецкой, куда вышла к 1 июля.

Почти одновременно Батайский отряд донцов нанес противнику короткий удар в районе станции Злодейской на линии железной дороги Ростов-Торговая. Боясь за свой тыл, ввиду угрозы ему Добровольческой армией, красные 8-го июля начали спешный отход от Батайска на юг, преследуемые донскими частями и к 13 июля остатки разгромленного и унасекомленного противника были выброшены нами за пределы Области.

Это был нокаут. Этой операцией был освобожден от большевиков юг Области то есть части Ростовского и Черкасского округов, отпала угроза Новочеркасску с юга и, вместе с тем, донское командование могло, за счет этого района, усилить другие направления, а с прибывающими подкреплениями перейти к более решительным действиям.

Одновременно, вместе с атакой на Кагальницко-Егорлыцкий участок наш противник, продолжая сеять смерть своим " корпусом вторжения", предпринял очередное огромное наступление на широком фронте на севере и северо-востоке Области, в Хоперском и Усть-Медведицком округах, в расчете еще раз попытать счастье и сыграть на неустойчивости станичников этих районов. И, надо признать, что большевистские главковерхи были отчасти правы, особенно в отношении Усть-Медведицкого округа. Этот округ упорно предпочитал выжидать, в то время, когда в других округах реками лилась казачья кровь на защиту родного края.

Видную роль в истории освободительного движения этого округа сыграл донской казак — большевик, Войсковой старшина (подполковник, но война наплодила уйму подполковников) Миронов, создатель знаменитой Второй Конной Армии сумевший совратить местных казаков и посеять раздор в дружной казачьей семье. В благодарность за это после победы красных на юге, он был сразу же ими расстрелян за ненадобностью. Все казаки вспоминают имя Миронова с омерзением, как синоним подлеца и предателя, продавшего за коврижки все, что только можно было продать. Скоро в его постель даже свиньи не лягут и весь народ будет плевать на его останки.