Разбитое сердце королевы Марго - Екатерина Лесина

– Мне пришлось уехать. Отец попросил… да и я сама не хотела оставаться. Городок маленький… все всё обо всех знают… и чтобы за спиной шептались, жалели или осуждали… Нет уж.

– И приехали сюда?

– Да. У отца здесь были знакомые. Меня устроили на работу… вот и работаю.

– Замуж вышли?

– Нет.

– Но Варвара…

– Это была глупая женская ложь. – Настасья виновато улыбнулась. – Знаете… такая вот случайная встреча, которая пробуждает неприятные воспоминания. И хочется сделать вид, что у тебя все отлично, замечательно даже… я ведь знала, что Андрей умер.

– Откуда?

– Надежда… мы с ней поддерживали связь. Она тогда едва с инфарктом не слегла, я приезжала поддержать, но… остаться не смогла. Мне было душно в этом городе. Накатывало, опять до истерики… я думаю, что она не хотела, чтобы я там оставалась… и вот представьте, я Варьку вижу в магазине, всю такую… совсем не изменилась. Я вот старше стала. Это нормально, становиться старше, а она – прежняя совершенно… впору и вправду в проклятье поверить.

Настасья пристегнула поводок.

– Я рассказала вам все. Не знаю, поверите или нет, но держитесь от нее подальше. Ей плевать и на друзей, и на родню… если она захочет получить что-то… или кого-то, то получит всенепременно.

И это предупреждение неприятно резануло Саломею.

Кого-то.

Далматова.

Позвонить бы, но она телефон дома оставила… никогда не забывала, а тут вот…

Остается одно: наведаться в гости, пускай и без приглашения.

Нельзя сказать, что после той ночи жизнь Маргариты претерпела разительные перемены. Напротив, внешне все осталось по-прежнему.

Брат, позабывший, казалось, обо всем, помимо собственных удовольствий.

Матушка, вечно недовольная, не столько Маргаритой, сколько самой жизнью, тем, что честолюбивые планы ее не находили должного воплощения. От недовольства она ела, мучилась резями в желудке, от которых не спасали таинственные настои, и это лишь сильней раздражало ее. Служанки, потерявши всякий стыд, шептались, что королева-мать становится все более похожа на жабу. И что в самом скором времени живот ее пухлый распухнет еще больше, а там, глядишь, и треснет.

Маргарита злилась и на служанок, и на матушку, и на то, что она сама пребывала в некоем престранном состоянии, не то сне, не то яви.

И в этом состоянии она подмечала вещи, каковые прежде ускользали от ее взгляда.

Все чаще черные глаза ее туманились, останавливаясь то на одном, то на другом мужчине, а их в окружении Маргариты было довольно. Двор блистал, и все люди, сколь бы то ни было знатные, спешили в Париж, дабы поклониться королю.

Первым ее мужчиной стал Антраг.

Чем он отличался от прочих? Маргарита и сама не могла бы сказать, просто в какой-то миг он оказался рядом, коснулся ее руки, и от прикосновения этого сердце ее затрепетало.

– Вы так прекрасны, – сказал мужчина, который и сам был хорош.

Высок. Статен. Темноволос и синеглаз.

Многие дамы уделяли ему внимание, и Маргарите вдруг стало лестно, что сейчас он говорит именно с нею.

– Вы так полагаете? – Она ощутила, как вспыхнули щеки.

И кровь прилила к губам.

Голова закружилась, а ноги ослабли.

– Я полагаю, – он склонился к самому уху Маргариты, и губы его словно невзначай коснулись жемчужины-серьги, – что давно не видел женщины, столь же прелестной, как вы… ваши волосы черны, и глаза черны, кожа – белее снега…

Он говорил много слов, и Маргарита жадно внимала каждому, страшась одного – что ее кавалер, а она уже полагала Антрага всецело своим, замолчит. Когда же он ушел, по причине совершенно пустой, Маргарита испытала столь сильное разочарование, что едва не заболела от этого. Она ушла к себе и целый день пролежала в постели, чувствуя, как пылает тело.

Следующая встреча лишь сильней взволновала ее…

И встреч стало множество, случайных и желанных, таких, которых Маргарита искала сама, слушая подсказки Лувра. В какой-то миг их губы соприкоснулись, и первый этот робкий поцелуй вовсе лишил Маргариту разума.

– Вы любите меня? – спросила она, хотя знала, что невозможно спрашивать о подобном женщине. Однако ей важно было знать ответ.

– Конечно, люблю, – услышала Маргарита в ответ.

И в тот миг Антраг был вполне искренен. Он был увлечен этой девочкой, которая повзрослела слишком рано, черными ее глазами, кожей, столь нежной, что малейшее грубое прикосновение оставляло свой след. Ему хотелось, чтобы это дитя и не дитя уже принадлежало лишь ему.

Он знал, что королева-мать не одобрит подобной связи, хотя и относилась ко нравам двора снисходительно, усматривая в чужих слабостях собственную силу и бездну возможностей. Но в кои-то веки гнев Екатерины не страшил.

Напротив, Маргарита становилась еще более привлекательной, такая близкая и все ж запретная.

Первая связь с мужчиной Маргариту разочаровала. Она ждала чего-то большего, чем эта нелепая возня, а еще и боль…

– Пройдет, – пообещали ей и, спеша утешить, осыпали градом комплиментов, которые и примирили Маргариту с произошедшим.

Ей нравилось слушать о том, до чего она красива.

Умна.

Нежна, тонка, великолепна… он подбирал слова, заставляя ее сердечко трепетать. Ее любовь, оказывается, не закончилась после постели. А вскоре Маргарита научилась получать удовольствие и от этих свиданий. Ее тело вдруг очнулось, вспомнило, что течет в нем пылкая кровь, и вот уже сам Антраг, слывший в придворных кругах умелым любовником, вынужден был просить пощады.

Потом Маргарита встретила Шарена.

Он тоже был красив.

По-своему.

Светловолосый, тихий, но бросающий на нее столь пылкие взоры, что не ответить на них Маргарита не могла… с ним было иначе, и она поняла, что разные мужчины и любят по-разному.

Естественно, ее отношения не могли долго быть тайной, и матушка весьма быстро узнала, что о первом любовнике, что о втором.

Она пришла в ярость.

– Бесстыжая девка! – Она кричала, брызжа слюной в лицо дочери, позабыв о том, что гневу этому могут быть свидетели. И в приступе гнева, потеряв всякую способность контролировать себя, она вцепилась Маргарите в волосы, повалила на пол.

– Матушка, прекратите!

Маргарита плакала.

Не столько от раскаяния, которого не испытывала вовсе, сколько от обиды, ведь ей казалось, что теперь матушка желает отобрать и ту малую любовь, которая есть у Маргариты.

– Потаскуха, потаскуха… – Матушка утомилась и поднялась с трудом. Щеки ее побагровели, а над верхней губой выступили капли пота. Маленькие глаза ее влажно поблескивали. – Потаскуха…

– Матушка. – Маргарита всхлипнула, вытирая слезы.

Она тоже поднялась, но неловко, потому как тело болело, а чудесное платье измялось, изорвалось.

– Матушка, что вы… вы…

– Я все знаю!

– Это ложь! – поспешно воскликнула Маргарита. – Кругом одни завистники… и я… поверьте, я всегда была преданной вашей дочерью…

Она говорила и говорила, переплетая слова с искренними уверениями в преданности, каковая единственно важна была королеве. И та, сев на сундук, обмахиваясь веером, слушала…

– Твоим поведением ты позоришь брата! – наконец произнесла она и тяжко сползла с сундука. – Ты – принцесса крови…

Екатерина вздохнула, глядя на несчастное лицо дочери, которая была красива, пожалуй, слишком уж красива, чтобы ждать от нее поведения и вправду достойного.

Но двое любовников сразу… а поговаривают, что ей и двоих мало, что ее, еще совсем дитя, пусть и со взрослым взглядом, сжигает незримое пламя похоти, справиться с которым не способны ни молитвы, ни посты… и если так, то долг матери в том и состоит, чтобы уберечь Маргариту от ошибки… ото всех ошибок, которые она по молодости и неопытности своей способна совершить.

А значит, все, что делает Екатерина и собирается лишь сделать, исключительно во благо.

– Иди, – вяло взмахнула она рукой, отпуская беспокойную дочь. – И постарайся вести себя осмотрительней.

Большего она не могла требовать.

После ухода Маргариты Екатерина прошлась по комнате, которая была скромна, много скромней той, которую могла занять вдовствующая королева. Она надавила на стену, и та со скрипом отворилась, выпустив страшного кривоногого человечка.