Страна Тюрягия - Дмитрий Калюжный

Важным вроде бы рычагом в развитии сельского хозяйства в УИС должно было стать Постановление Правительства РФ от 22 мая 1996 года «О нормализации деятельности сельхозпредприятий МВД России», позволяющее использовать меры государственной поддержки – дотации, льготы и компенсации. Тут даже спорить не о чем: если бы да кабы при нормальном финансировании ещё и дотации получать, то во рту бы выросли не только грибы, но и баклажаны. Жаль только, что ни финансирования, ни дотаций нет.

Замученные тотальным дефицитом всего, брошенные правительством на произвол судьбы колонийские начальники выкручиваются, как умеют. Начинают кое-где создавать мощности по переработке сельхозпродукции, в частности по сушке плодов и овощей. Так, в 1996 году произведено было 150 тонн сушёной продукции. Это, конечно, маловато (около 3 грамм на человека в сутки), но лиха беда начало.

В Тайшетском районе Иркутской области колония взяла на себя, в качестве подсобного хозяйства, местные колхозы. Выращивают хлеб и корма, содержат стадо скота. Запустили пилораму, получили делянку в тайге… В результате учреждение 235/25 со своим сельским хозяйством занимает по производству и прочим показателям первые места не только в районе, но и в области.

В Волгограде почти в каждой колонии изготавливают макароны. Запускаются мельничные комплексы, теперь будет и мука своя, было бы что молоть. Есть и свои передовики: бизнес-план на создание мини-предприятий по выпечке хлеба и производству макаронных изделий, разработанный УИН Оренбургской области, был признан победителем конкурса инвестиционных проектов, проводимого областной комиссией, и профинансирован за счёт средств областного бюджета.

В ИК-1 Костромской области уже выпекают хлеб из зерна собственного помола, что даёт 50% экономии, а в СИЗО-1 Пскова наладили производство пельменей, снабжая ими, правда, не арестантов, а сотрудников и даже население. Начальник этого СИЗО, правда, сетует: прибыль можно было бы тратить на нужды учреждения, но с каждого рубля прибыли ему остается только 3 (три) копейки, остальное сгребает широкой лопатой государство. Это какое такое государство? – спросите вы. А то самое, которое не финансирует учреждения пенитенциарной системы, не забывая тянуть с них копеечку.

Очередное нарушение закона: прибыль, используемая на содержание осуждённых, налогом не должна облагаться. Кто нарушает государственный закон, позволяющий облегчить положение заключённого? Государственный орган, налоговая инспекция.

Такое есть только у нас: исправительные учреждения платят налоги. То есть государство одной рукой отбирает у колоний средства, кладёт их в общий котёл, а затем другой рукой выделяет им же. Впрочем, что это мы: ведь это глава о необходимости самообеспечения колоний, возникающей оттого, что государство как раз… – эх, государство! Да разве есть у нас государство? У нас «аппарат», думающий о собственных интересах, и не более того.

Начальник УИН Кировской области говорит, что из-за трат на налоги колониям приходится свою продукцию и вырученные за неё деньги пускать не на расширение или реконструкцию производства, а на питание осужденных. Так и получилось, что созданные в своё время подсобные хозяйства (а изначально они создавались как подспорье для сотрудников, а не для осуждённых) стали резервом выживания. «Обстоятельства складываются так, что без предоплаты ничего не возьмешь, – говорит кировский начальник. – И когда становится туго, под нож пускается своё, чтобы накормить спецконтингент».

Не удивительно, что при таком отношении государства в большинстве УИН полностью отсутствует или имеется только маломощное, неэффективное перерабатывающее оборудование, а в целом по системе, несмотря на все принимаемые меры, состояние обеспеченности продовольствием очень тревожное.

Даже руководством ГУИНа, как вещи очевидные, признаются факты нарушения норм довольствия, случаи дистрофии (Пермь, Кострома, Вологда, далее везде). Лечебное питание, предусматривающее, в частности, молочные продукты, во многих туберкулёзных стационарах из-за отсутствия денег не организовано. Поставщики, в том числе хлебозаводы, отказывают в отпуске хлеба подразделениям УИС из-за долгов и по другим причинам.

Нам остаётся только пожелать, чтобы родное правительство было для своих подопечных – как швейковский полковник Фидлер для солдат, ангелом во плоти. Он мог поделиться своим офицерским обедом с первым встречным солдатом, а когда всем приелись кнедлики с повидлом, дал распоряжение приготовить к обеду свинину с тушёной картошкой. На свои именины полковник разрешил на весь полк готовить зайцев в сметане, а во время маневров в Нижних Карловицах приказал за его счёт выпить всё пиво в местном пивоваренном заводе. Гашек, конечно же, чуть-чуть приукрасил окопную обстановку времён Первой мировой, но если бы ему довелось писать о российской тюрьме, то даже его сатира спасовала бы.

Женщины и дети вне воли

В настоящее время в тюрьмах и колониях России содержится около 60 тыс. женщин, чуть более 5% тюремного населения нашей страны, а всего в России проживает 78,6 млн. женщин, что составляет 53,1% всего населения. Итак, на 100 тыс. населения приходится примерно 40 женщин, лишённых свободы, – и количество женщин-заключённых, и тяжесть наказания непрерывно росли за годы реформ.

Сведения по женским колониям по состоянию на 01 января:[8]

Большинство из них происходят из неполных или неблагополучных семей или выросли вообще без семьи в детских домах; многие пережили в детстве и юности сексуальное и другие виды насилия, у многих нет семьи, или, во всяком случае, мужей; они часто лишены самого необходимого – жилья, работы, нормального социального окружения.

Их дети, повторяя судьбу матерей, воспитываются у родственников или в детских домах. Даже те из них, кто способен заботится о ребенке, часто не имеют для этого реальной возможности – в колониях, приспособленных к проживанию матерей с детьми до трех лет, матери вынуждены жить отдельно от детей, содержащихся в детских домах, расположенных в изолированных локальных зонах. Единственная родительская функция у таких мам – прогулка с ребёнком в течении часа-двух в день. Если в доме матери и ребенка (ДМР) или в самой колонии объявлен карантин, мать отчуждается от ребёнка на длительный срок, в иных случаях на месяц и более.

Людмила Альперн (Центр содействие реформе уголовного правосудия, Москва) пишет и о других случаях:

«В состоятельных и более просвещённых семьях дети, чаще всего, ударяются в наркотики. Попробовать травку на дискотеке или в школьном туалете, со временем перейти на героин, и дорога наметилась – или в могилу, или, опять-таки, в тюрьму».

Дети составляют 3% тюремного населения, а это в среднем 40 тысяч человек. В основном – мальчики, но есть и девочки, тысячи две, что составляет 5% от общего количества заключённых-подростков; детская статистика аналогична взрослой. Поэтому помимо женских колоний имеются три «девчачьи» воспитательные колонии, – одна в г. Новый Оскол на Белгородчине, ещё одна в Томске и одна в Рязанской области.

Большая часть подростков (до 60%) сидит за обычную кражу – чаще незначительную и глупую: за батон колбасы, за пять пачек сигарет, или за целый список продуктов, в который обязательно входят леденцы и шоколадки.

С первого раза детей обычно не сажают, дают условный срок. Потом, как образно пишет Людмила Альперн, «правосудие, затаившись, ждёт следующего шага «малолетнего преступника» – когда он с голодухи, или по привычке снова пойдет «на дело», а там хватай его и давай срок на всю катушку. Так он получит не год-два, а 3-5 лет – это больше, чем средний срок наказания у взрослых заключённых».

За эти годы он узнает многое, научится жизни: станет настоящим «крутым», если его не «опустят» в СИЗО или на этапе, а таких, по разным свидетельствам – до трети. Выйдут они на волю, или «поднимутся» на взрослую зону, если срок заходит дальше их совершеннолетия, уже с «понятиями» и вполне определённым будущим.

Вот небольшой рассказ о посещении мальчишечьей воспитательной колонии правозащитниками:

«Колония казалась чрезвычайно бедной, с безжизненным урбанистским пейзажем, всё напоминало какие-то фантастические фильмы о жизни после атомной войны. Дети тоже были как будто из такого фильма – бледные, большеглазые, наголо бритые… Скудость одежды – серо-черные робы и «фески»… И запах тюрьмы, в котором смешивается вонь канализации, хлорки, немытых тел и нестиранных тканей… Мы беседовали с симпатичными военными, в которых чувствовалась и искренность, и смущённость, которые стараются, но если их старания и чрезмерны, то виной этому инструкции и прокурор по надзору. А то, что они чрезмерны, сомнений не вызывает. Ведь усиленный контроль каждого шага человека, тем более ребёнка, приводит к тому, что он теряет самоконтроль. Это ли ожидаемый результат «исправления»?