Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
50. Удар молнии (vajra) является одним из основных символов буддийской иконографии и означает духовную силу буддизма (несокрушимого просветления), которая разбивает иллюзорные реалии мира. Абсолютный, или Ади Будда на Тибете представлен в образе «Держателя Алмазной Молнии» (Vajra — Dhara, на тибетском Dorje — Chang).
В образах богов, пришедших из древней Месопотамии (Шумер и Аккад, Вавилония и Ассирия), молния в такой же форме, как vajra, является также заметным элементом (см. илл. XXI); от них ее унаследовал Зевс.
Нам также известно, что воины примитивных народов говорили о своем оружии, как об ударе молнии Sicut in coelo et in (егга[Как на небе и на земле (лат). Прим ред. ]: посвященный воин является действующей силой божьей воли; его подготовка включает не только мастерство владения оружием, но и тренировку духовных способностей Смертноносную энергию его ударам, наряду с физической силой и химическим ядом, придавала и магия (сверхъестественная сила удара молнии). Совершенному мастеру физическое оружие не требовалось вообще, достаточно было силы его магического слова.
Эту тему иллюстрирует притча о Принце Пяти Оружий. Но она учит и тому, что человек, который гордится или полагается только на свои приобретенные физические качества, заранее является побежденным. «Мы имеем здесь образ героя, — пишет доктор Кумарасвами, — который, возможно, запутался в сетях эстетического восприятия [ «пять частей тела» представляют пять органов чувств], но благодаря своему подлинному моральному превосходству ему удается не только выпутаться самому, но и освободить других» (Journal of American Folklore, 57, 1944, p 129)
51. Jataka, 55:1, 272–275, Buddhist Parables, pp 41–44.
52. Nicholas Cusanus, De visione Dei, 9, 11; cit. by K.Coomaraswamy, «On the One and Only Transmigrant» (Supplement to the Journal of the American Oriental Society, April — June, 1944), p.25.
53. Овидий, Метаморфозы, VII, 62; XV, 338.
54. Выше, с.77 — 78
55. Longfellow, The Song of Hiawatha, VIII. Приключение, которое Лонгфелло приписывает вождю ирокезов Гайявате, в действительности относится к культурному герою алгонкинов Манабозхо Гайявата — действительное историческое лицо XVI столетия
56. Leo Frobenius, Das Zeitalter des Sonnengottes (Berlin, 1904), p.85.
57. Henry Callaway, Nursery Tales and Traditions of the Zulus (London, 1868), p 331.
58. Ananda K.Coomaraswamy, «Akimcanna: Self — Naughting» (New Indian Antiqua — ry,Vol.Ill, Bombay, 1940), p.6, note 14, цитируется и обсуждается Фомой Аквинским (Thomas Aquinas, Summa Theologica, I, 63, 3).
59. Саркофаг или гроб являются альтернативой чрева кита. Сравните с Моисеем в корзине из тростника.
60. Sir James G.Frazer, The Golden Bough (one — volume edition), pp.347–349.
61. Duarte Barbosa, A Description of the Coasts of East Afrika and Malabar in the Beginning of the Sixteenth Century (Hakluyt Society, London, 1866), p 172, cited by Frazer, op.cit , pp 274–275.
Это такое же жертвоприношение, которое отверг Царь Минос, когда утаил быка от Посейдона. Как показал Фрейзер, ритуальное цареубийство являлось распространенной традицией в древнем мире. «В Южной Индии, — пишет он, — жизнь и правление царя заканчивались с полным оборотом планеты Юпитер вокруг Солнца. В Греции же, с другой стороны, судьба царя висела на волоске по завершении каждых восьми лет… Не будучи чрезмерно опрометчивыми, мы можем предположить, что дань из семи юношей и семи девушек, которых афиняне должны были каждые восемь лет присылать Миносу, имеет некоторое отношение к пролонгации царской власти на следующий восьмилетний цикл» (ibid, p.280). Жертвоприношение быка, которое требовалось от Царя Миноса, подразумевало, что в соответствии с традиционной схемой он принесет в жертву себя по завершении восьми лет своего правления Но вместо себя он, по — видимому, предложил замену — афинских юношей и девушек. Наверное, именно таким образом божественный Минос превратился в монстра Минотавра, в царя, что уничтожает сам себя, в тирана Хвата, а священное государство, в котором каждому определено его место, превратилось в торговую империю, где каждый выступает сам за себя Практика таких замен, по — видимому, приобрела общий характер во всем античном мире ближе к концу существования великих ранних священных государств, в период III — II тысячелетий до Р.Х.
ГЛАВА II. ИНИЦИАЦИЯ
1. Путь испытаний
Перейдя через порог, герой оказывается в фантастической стране с удивительно изменчивыми, неоднозначными формами, где ему предстоит пройти через ряд испытаний. Это излюбленная часть мифа — приключения. Она составила целый мир литературы об удивительных странствиях, состязаниях и судилищах. Герою неявно помогает советом, амулетами и тайными силами сверхъестественный помощник, которого он встречает перед входом в эту страну. Или же может быть так, что о существовании милосердной силы, всюду помогающей ему в этом сверхчеловеческом переходе, он впервые узнает только здесь.
Одним из наиболее известных и самых очаровательных ‘и примеров темы «трудного испытания» является поиск Психеей своего пропавшего возлюбленного, Купидона[1] Здесь все главные роли поменялись местами: вместо влюбленного, стремящегося за — 4 воевать невесту, как раз сама невеста стремится найти своего 1 возлюбленного; и вместо жестокого отца, не пускающего дочь к ее возлюбленному, здесь ревнивая мать, Венера, скрывает своего сына, Купидона, от его невесты. Когда Психея обратилась с мольбой к Венере, богиня схватила ее за волосы и сильно ударила у — головой о землю, затем взяла целую гору пшеницы, ячменя, —. проса, семян мака, гороха, чечевицы и бобов, смешала все это и велела девушке перебрать до наступления ночи. Психее ‘ помогла целая армия муравьев. Затем Венера велела ей настричь золотой шерсти опасных диких овец с острыми рогами и ядовитыми зубами, которые паслись в недоступной лесной чаще. Но зеленый тростник научил Психею, как собрать в тростниковых зарослях клочья золотой шерсти, которые овцы оставляли на своем пути. Теперь богиня потребовала принести воды из ледяного ключа, бьющего на вершине высокой скалы, охраняемой недремлющим драконом. Это трудное задание выполнил за Психею орел. И наконец ей было велено принести из самой преисподней шкатулку сверхъестественной красоты. Но высокий заступник научил ее, как спуститься в подземный мир, дал ей монеты для Харона и приманку для Цербера и ускорил ее путь.
Путешествие Психеи в потусторонний мир является всего лишь одним из подобных бесчисленных путешествий бесчисленных героев сказок и мифов. Самыми опасными из них являются походы шаманов у народов Крайнего Севера (саамов, жителей Сибири, эскимосов и некоторых племен американских индейцев), когда они отправляются на поиски потерявшейся или похищенной души больного соплеменника, чтобы вернуть ее обратно Сибирские шаманы для такого путешествия облачаются в магические одежды, изображающие птицу или оленя, постоянного спутника шамана, образ его души. Его барабан представляет его животное — орла, оленя или лошадь; считается, что он летает или скачет верхом на нем. Другим его вспомогательным инструментом является шест, который он носит с собой. Ему также прислуживает целая армия близких ему, невидимых духов.
Один из ранних путешественников, побывавших у саамов, оставил нам яркое описание причудливого исполнения обряда одним из этих странных эмиссаров, имеющих доступ в царство мертвых[2]. Так как иной мир (тот свет) — это мир вечной ночи, то обряд шамана должен происходить после наступления темноты В тускло освещаемом мерцающим огнем жилище заболевшего человека собираются его друзья и соседи и внимательно наблюдают за жестами колдуна Сперва он вызывает духов — помощников, те появляются, невидимые для всех, кроме самого шамана. Две женщины в церемониальных нарядах, но без поясов и с льняными капюшонами на головах, мужчина без пояса или капюшона и не достигшая зрелости девочка помогают шаману. Тот обнажает свою голову, развязывает пояс и шнурки на обуви, закрывает лицо ладонями и начинает кружиться. Внезапно, отчаянно жестикулируя, он кричит: «Запрягите оленя! Подготовьте его в дорогу!». Схватив топор, он начинает ударять себя им по коленям и замахиваться в направлении женщин. Он голыми руками вытаскивает из костра горящие поленья, три раза обегает вокруг каждой из женщин и, в конце концов, падает на землю, «как мертвый». На протяжении всего этого времени никому не разрешается дотрагиваться до него. Пока он лежит в трансе, за ним нужно наблюдать настолько внимательно, чтобы даже муха не могла сесть на него. Его дух покинул его и осматривает священные горы, на которых обитают боги. Женщины — помощницы перешептываются друг с другом, пытаясь угадать, в какой части иного мира он может сейчас находиться[3]. Если они, верно, называют гору, шаман двигает рукой или ногой. Наконец он начинает возвращаться. Тихим, слабым голосом он произносит несколько слов, услышанных в потустороннем мире. Затем женщины начинают петь. Шаман медленно пробуждается, называет причину болезни и то жертвоприношение, что требуется совершить. Затем он объявляет, сколько времени потребуется для выздоровления больного.