Сквозь тернии - Александр Юрин

— Элачи, что бы вы предприняли, если бы вдруг оказались заброшенным на остров, население которого заражено бубонной чумой? Как бы вы себя повели, зная о том, что обратной дороги у вас нет?

— Хм… — Элачи непроизвольно хрустнул затёкшей шеей. — У меня есть инструкция по «стандартным» ситуациям или нет?

— Есть, но последняя фраза в графе «действия» гласит: «Не пытайтесь вернуться обратно, в целях исключения заражения остального населения планеты». Как-нибудь так, — Шэмьё холодно улыбнулся. — Как бы себя повели именно вы? В этой нестандартной ситуации.

— Попытался бы продержаться как можно дольше. Разве есть ещё какие-нибудь варианты? Нет, конечно, если бы у меня оказалась аптечка, доверху набитая антибиотиками, я бы ринулся геройствовать до тех пор, пока сам бы не скрючился в конвульсиях рядом с очередным, точнее последним, пациентом!

— Вам смешно?

— Да ни капельки мне не смешно! Я не понимаю, к чему всё это!

Шэмьё сделался непроницательным: прищурил глаза и плотно сомкнул губы, так что его рот превратился в узкую щель.

Элачи нервно поёжился.

— А что, если бы вы знали, что ваши друзья ищут вас и не отступятся от поисков, пока не найдут хотя бы ваши останки?

Элачи побледнел. Он прошептал одними губами:

— Их нужно предупредить. Я бы попытался сделать радиопередатчик.

— Браво! — Шэмьё легонько зааплодировал. — Вы бы умерли, но в то же время, дали бы своим друзьям шанс на спасение, послав в сторону дома сигнал предупреждения о смертельной опасности.

— Так вы считаете?.. — Элачи подался вперёд, но снова замер на полпути, опираясь о кромку стола. — Но это бессмысленно!

— Не более того, что несколькими минутами ранее озвучили вы сами, Элачи, — я про возможность больных детей понимать язык дельфинов и путешествовать по параллельным мирам.

Элачи нахмурился.

Шэмьё тут же поспешил оговориться:

— Простите меня, Элачи, но мы с вами не совсем тактично относимся к мнению друг друга. Вещи нужно обзывать своими именами, верно? Так вот, я бы хотел исправиться и сказать: неправдоподобно, но, конечно же, возможно. Потому что не доказано и обратное.

— Так что же мы имеем?

— Мы имеем бесспорные доказательства того, что ровно полгода назад с поверхности Европы, что входит в систему экзо-планеты Юпитер, кто-то или что-то послал сигнал — предположительно тревоги — своим сородичам, для того, чтобы те что-то предприняли. Главный мотив, заставляющий нас склониться именно к подобному заключению, основывается на примитивном способе передачи послания, — радиосигнал. Это позволяет сделать вывод, что сторона, передавшая сигнал, либо не располагала возможностью излучать как-то иначе, либо не сочла данность целесообразной, — Шэмьё резко замолчал и уставился куда-то в сторону.

Элачи так же молчал, рассматривая очередной книжный стеллаж, верхняя кромка которого терялась где-то под потолком во вращающемся сумраке, так похожем на горизонт экзо-планеты.

— И как же нам быть?

— Так ради чего вы решили со мной встретиться? — внезапно ответил вопросом на вопрос Шэмьё.

Элачи вздрогнул.

— Я знаю, что это прозвучит дерзко…

— Полноте, я уже не один десяток лет общаюсь с тинэйджерами, — Шэмьё лукаво улыбнулся. — Вы, по сравнению с ними, — ангел воплоти.

— Ну да… Я — ангел. Хм… Так меня ещё никто не обзывал, — Элачи покачал головой, словно примеряя неуместную аналогию с разных сторон. — Ладно, скажу в открытую, как есть, тем более что с вами, как я погляжу, в жмурки играть бессмысленно, господин президент. Я в курсе, что у вас есть связи в Мэринелендском дельфинарии.

Шэмьё развёл руками.

— Ну, я бы не сказал, чтобы такие уж надёжные… Хотя всё зависит от того, что именно вам нужно.

— Для начала, я бы хотел посмотреть на то, как поведёт себя обычный дельфин, когда услышит наш сигнал, — глаза Элачи снова заблестели.

Шэмьё потёр подбородок.

— Действительно, интересно. Что ж, попробую это устроить, но ничего не обещаю. Да, вот что ещё важно…

— Что?

— Вы сообщали о сигнале кому-нибудь ещё, кроме меня?

Элачи пожал плечами.

— Нет. У нас же, по сути, голая теория. Куда её нести? Во флегматичный НАСА? Отдать на растерзание «федералам»? Или зашвырнуть прямиком в Белый дом?..

Шэмьё кивнул.

— Да-да, я думаю, что и впрямь стоит немного повременить.

— НАСА всё равно, рано или поздно, обо всём пронюхает. Ведь «Вояджер» попадает под их юрисдикцию — моя лаборатория, это всего лишь технический персонал, привыкший жить по инструкциям.

— Не преувеличивайте. Если бы не ваша бдительность, ещё неизвестно, как бы всё это развивалось и дальше… И во что бы вылилось в конце концов, — Шэмьё в очередной раз тяжело вздохнул. — Что ж, на этом позвольте раскланяться. Ещё раз благодарю вас, Элачи, что решили проконсультироваться именно со мной — это мне несказанно льстит.

— Да что вы, господин президент, это вам, спасибо!

Шэмьё вдруг разозлился.

— Да, прекратите обращаться ко мне: «господин президент»! Что я, Вельзевул, что ли, какой?

— Прошу прощения, господин… Шэмьё… То есть, просто Жан-Луи. Спасибо.

— Не за что. Ещё один момент, Элачи.

— Да.

— Ваша теория, относительно деятельности Аненербе. Я понимаю на счёт чистых душ… Но почему именно дефективные дети?

— Всё очень просто: дефективный ребёнок остаётся чистым всю жизнь — даже когда становится взрослым, — потому что никому нет до него дела. Странно, что вы не додумались сами…

Женя уныло брела по шумной мостовой, изредка цепляя встречных прохожих, которым не было до неё никакого дела.

Им нет дела до её горя. Им всё равно. Потому что это случилось вовсе не с ними, а с кем-то ещё.

«С кем-то ещё… Оказывается, как мало нужно для того, чтобы превратиться из обычного человека в КОГО-ТО. Миг — и всё летит в тартарары, словно так было запланировано изначально. И кажется, что обратной дороги нет… Хотя её и впрямь нет. Особенно у меня».

Женя не совсем понимала, почему она ещё до сих пор жива: еда казалась тяжёлой и безвкусной, мысли — странными и обречёнными, а ночи — просто ужасными. В них неизменно что-то таилось, не желая показываться на глаза. Женя помнила, как орала во сне, силясь докричаться до Славика, но во вращающейся мгле звучал лишь его ехидный смех: он всё для себя решил уже давным-давно, а не после того, как случился кошмар.

Он не то чтобы так ни разу и не позвонил, он не брал трубку, даже когда звонила сама Женя, в порыве нестерпимого отчаяния, понимая, что просто не может одна ВОТ ТАК! Да, он не брал трубку, а потом стал резать буквально по живому: просто «сбрасывал» вызов, словно это была не Женя, а кто-то посторонний.