Смерть и Золотой человек - Джон Карр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гм… да. Я и сам склонен так считать, сынок.
— Но зачем убийце понадобился липкий пластырь? Почему он отрезал полоску?
— Опять «зачем» и «почему». Угу.
Вернув Нику пластырь и лупу, Г. М. вынул изо рта сигару и осторожно положил ее на край стола; вверх поползла струйка серого дыма. Поднеся руки к вискам, Г. М. погладил себя по лысине.
Ник раскладывал вещественные доказательства.
— Одежда, по словам камердинера мистера Стэнхоупа…
— Дайте подумать! — внезапно заревел Г. М. — Бога ради, не мешайте!
Некоторое время он был погружен в глубокие раздумья, постукивая кончиками пальцев по черепу.
Потом он встал и без всякого выражения оглядел следы, оставленные серым порошком для снятия отпечатков пальцев. Следы начинались от стены, у которой стоял буфет. Г. М. же смотрел в противоположный угол.
С трудом встав с кресла, он вперевалку направился туда и осмотрел портрет Карла IV кисти Веласкеса, висящий слева от камина. Затем перевел взгляд на «Голгофу» Мурильо над камином. Внимательно изучив «Молодую колдунью», Г. М. оживился и как-то глуповато хрюкнул.
— Кто покупал эту картинку? — с ужасом в голосе спросил он. — Ей самое место в борделе!
— Она — произведение искусства.
— Только не для меня. — Склонив голову набок, Г. М. разглядывал «Молодую колдунью». — У меня ум простой и прямой.
Черта с два, подумал Ник. Интересно, что старик замышляет?
— Картину подарили Флавии Веннер, — сказал он вслух.
— А, понятно. Той девице, которой принадлежал дом. У меня чувство, будто ее дух все еще витает здесь.
Г. М. повернулся на каблуках. Лицо его по-прежнему оставалось невозмутимым. Упершись кулаками в бедра, он еще раз, прищурившись, оглядел издали буфет.
— Послушайте, сынок. На буфете была дорожка?
— Что?
— Дорожка — ну, вы знаете. Такая узкая полоска ткани, которую всегда кладут на столы и буфеты, чтобы не царапалась поверхность.
— Нет, дорожки не было. Я уверен. Почему вы спрашиваете?
Г. М. махнул толстой, словно ласт, рукой:
— Вам не кажется странным, что столовое серебро валяется на полу как-то очень уж компактно? Да, несколько круглых вещиц откатились в сторону. Но посмотрите на тяжелые предметы. Похоже, когда Стэнхоуп и убийца схватились, кто-то из них случайно потянул за конец дорожки, и все, что стояло на полке, полетело на ковер. Или… кстати, что-нибудь поцарапалось?
— Да, кое-что.
Г. М. оглянулся через плечо на камин. Затем посмотрел наискосок, снова на буфет. На лице его мелькнуло изумление, но потом оно снова разгладилось и стало непроницаемым, как всегда.
— Знаете ли, — заявил он, — это все меняет.
— Что меняет?
— Ни за что не догадаетесь, — ответил Г. М.
Любопытство переполняло Ника. Он уже собирался взорваться вопросами, когда их прервал негромкий стук в дверь.
— Я решила вначале постучаться, — заявила Кристабель Стэнхоуп, — на случай если вы измеряете следы или делаете еще что-нибудь в том же роде. Можно войти?
Она говорила высоким, тонким, звонким голосом. С того момента, как Ник услышал странный голос и увидел руки Кристабель, он снова заподозрил неладное. Хозяйка дома была не похожа на саму себя — всегда такую спокойную, умиротворенную, улыбающуюся.
Г. М. намеренно изображал полную тупость и бестолковость.
— Чай, мадам?
— Нет. Не чай. Дело в том…
— Может, присядете?
— Рядом со всеми этими ужасными предметами на столе? Нет, спасибо.
Повинуясь жесту Г. М., Ник отодвинул вещественные доказательства, включая нож для фруктов и электрический фонарик. После того как Г. М. убрал сигару, Кристабель согласилась сесть в его кресло. В одной руке она комкала носовой платочек, в другой сжимала коробочку слоновой кости, которая служила сигаретницей.
— Пожалуйста, — добавила Кристабель, — закройте двери в гостиную.
Ник послушно закрыл раздвижные двери.
— Вы обещаете, что то, что я скажу, останется между нами?
Внимание!
Ник покачал головой:
— Боюсь, я не смогу обещать вам ничего подобного, миссис Стэнхоуп.
— Почему? — спросила Кристабель, постукивая сигаретницей по ручке кресла.
— Официальный свод правил под названием «Постановление судьи»…
— Извините. Вы меня не поняли. — Хозяйка «Уолдемира» криво улыбнулась. — Попробую объясниться. Вчера вечером вы говорили, что вас, сотрудника уголовного розыска, прислали сюда, во-первых, потому… — она подняла один палец, — что Дуайт обладает определенным политическим влиянием, и, во-вторых, для того, — она подняла еще один палец, — чтобы помешать ему и предотвратить скандал, если он попытается обокрасть собственный дом ради получения страховки.
— Да, миссис Стэнхоуп. И что?
— Дуайт поступил умно. Не отрицаю. Но у меня отчего-то возникло чувство, будто на такое у него недостаточно влияния. Да вы и сами признали, что была еще одна причина, по которой вас послали сюда.
Ник склонил голову.
Интересно, подумал он, угадала ли она вторую причину.
Когда он кивнул, то же самое сделала и Кристабель. Рот у нее был полуоткрыт; ноздри короткого носа слегка раздувались. Правая рука комкала платочек, левая, лежащая на ручке кресла, сжимала коробочку. Край вечернего платья цвета морской волны доставал до пола. Она повернула голову к Г. М.:
— Сэр Генри, вы хорошо знакомы с Дуайтом?
— Да, мадам. — Г. М. оперся одним локтем о буфет и внимательно посмотрел на нее. — Думаю, что могу так сказать.
— Однако вы не посвящены в подробности его многообразных деловых предприятий?
— Ах, мадам! Задачка не из легких. Нет. Не думаю, что в подробности посвящен кто-либо, кроме него самого.
— И вас, следовательно, удивит, если кто-то назовет его вором?
Г. М. прищурился:
— Не просто удивит. Я не поверю клевете! Как я сегодня говорил этому молодому человеку…
— Вы по-прежнему не понимаете меня. Я не имею в виду мошенничество с ценными бумагами и тому подобное. Поверите ли вы, если кто-то назовет моего мужа вором… в буквальном смысле слова? — Кристабель плотно сжала губы. — Удивитесь ли вы, узнав, что львиная доля капитала Дуайта получена не в результате дохода от удачно проведенных деловых операций, а в результате перепродажи краденого? От перепродажи нескольких похищенных весьма ценных произведений искусства? Произведений столь ценных, что на вырученные средства можно долгое время жить безбедно?!
Глава 14
— Минуточку! — резко добавила Кристабель.
Никто не попытался перебить ее.
— Понимаете, я так не думаю. Нелепо, смешно и унизительно считать собственного мужа вором. Но слуги… — Кристабель внезапно поднесла платочек к глазам, — сплетничают и шушукаются! Завтра все станет известно соседям, а послезавтра — всей округе. И не важно, преступники мы на самом деле или нет; главное, мы сделаемся посмешищем. Даже если это неправда…
Г. М. вынул изо рта сигару.
— Господи ты боже мой! — не выдержал он; от удивления Кристабель опустила руку с платочком и посмотрела на него. — Так вот что, значит, вас беспокоит?!
Кристабель вскинула вверх подбородок.
— Действительно… — холодно начала она.
— А ну, помолчите! — Г. М. ткнул в ее сторону сигарой. — Вас беспокоят сущие пустяки? А я думал, что серьезное…
— Но если все же…
— На самом деле вы почти верите в то, о чем болтают слуги, правда?
Кристабель не ответила.
Г. М. перевел дух.
— Миссис Стэнхоуп, ничего удивительного, что Флавия Веннер — ваша любимая героиня. У вас богатое воображение! Положа руку на сердце… — тут он приложил руку к груди, — я клянусь, что Дуайт Стэнхоуп — не более вор, чем я сам. Если не верите мне, спросите вот хоть инспектора Вуда.
Ник кивнул:
— Он прав, миссис Стэнхоуп. Ваш муж может быть кем угодно, но он — не супервор. Мы никогда не считали его грабителем.
На лице Г. М. появилась извиняющаяся гримаса.
— Но не это самое интересное, мадам. Интересно другое: как вы додумались до столь странного заключения?
Кристабель отмахнулась:
— Говорю вам, слуги все время сплетничают и шушукаются!
— А, вот оно что! — Ее слова не произвели на Г. М. никакого впечатления. — Да, я в курсе.
— В курсе?!
— Конечно. Насколько вам известно, я провел некоторое время в столовой для слуг. — Г. М. повернулся к Нику: — Возможно, сынок, вы не слышали тамошней версии. Дуайт Стэнхоуп скрытен. Следовательно, он загадочная персона. За прошлый год в газетах появилась пара отчетов об ограблении загородных домов…
— Верно, — сквозь зубы процедила Кристабель. — Вчера вечером я упоминала о данном обстоятельстве инспектору Вуду.
Г. М. бросил на нее выразительный взгляд, но продолжал: