Город негодяев - Джон Робертс

– Гилма, Гилма, – вздохнул он. – Что мне с тобой делать? Я ведь сказал: "Иди и попроси, уважительно попроси – я напомнил тебе об уважении! – нижайше попроси киммерийского господина прийти и встретиться со мной, дабы мы могли разделить трапезу и побеседовать". Но разве ты сделал так, как я сказал тебе? Нет, тысячу раз нет! Вместо этого ты возомнил, что можешь сравниться с опытным воином. Простой вежливости показалось тебе недостаточно. Что ж, Гилма, этот господин великодушно преподал тебе достойный урок. И ты еще должен быть благодарен, что он тебя не изувечил. А теперь, Гилма, я требую, чтобы ты извинился перед господином.

Юнец яростно вскинул голову, но в лице толстяка он прочел нечто, что заставило его буквально сжаться. Он повернулся к Конану и поклонился:

– Нижайше прошу: прости меня, господин.

Конан застыл столбом, решительно не зная, как понимать это странное представление, разыгравшееся сейчас перед ним.

– Ты сам напросился, – сказал он.

– И получил урок, – добавил толстяк. – А теперь давайте помиримся, будем друзьями, сядем и отобедаем как цивилизованные люди.

– Я не цивилизованный человек, – заметил Конан.

– И все же, – проговорил тот, – именно ты проявил истинное, внутреннее… как бы это сказать… духовное… качество цивилизованности и благородства. Я не в силах выразить тебе, господин, сколь я восхищен человеком, который обладает не только отвагой и мужеством, но и волей, способной держать в узде эти истинно мужские добродетели, и имеет к тому же такие ценнейшие качества, как сострадание и объективность суждения, а также способность к тонкому счету. О, меня восхищает человек, знающий, в каких количествах требуется прикладывать силу, дабы достигать желаемого, не расходуя лишнего. Воистину, я восхищаюсь этим, господин!

Конан равнодушно пропустил мимо ушей этот поток слов.

– Давай-ка к делу.

– К делу? Но что есть дело, что есть смысл? Вот обед – разве он не есть высший смысл существования? Разве может день без обеда считаться совершенным? Или завершенным? А можно ли сказать, что незавершенный день прожит славно? Так давай же, господин мой, перейдем к обеду, а затем поговорим и о других делах.

– Ну что ж, обед не помешал бы, – согласился Конан.

– Гилма, уведоми нашего хозяина, что можно подавать на стол уже прямо сейчас.

Толстяк повернулся к Конану:

– Ну, а покамест, господин, давай, чтобы между нами не было никакой напряженности, чтобы вся враждебность исчезла и мир снизошел на нас, давай – я умоляю тебя! – давай присядем. Позволь налить тебе кубок этого восхитительного пуантенского вина, заложенного в погреба за много лет до того, как оба мы, и я и ты, в первый раз огласили слух наших родителей своими младенческими воплями. Это нежнейшее, тончайшее красное альтуга. Этот сорт выращивают на южных склонах здешних виноградников. Тщательно дожидаются полного созревания ягод, после чего кряжистые крестьяне срезают сии грозди. Прелестнейшие ножки милых девушек топчут сии плоды лозы, выжимая из них сок, орошающий здешнюю счастливую землю. О, эти дивные ножки, что топтали этот виноград! Иные обратились уже в прах, другие покрылись мозолями и трещинами, представляя собою отвратительную картину кривых старушечьих ног. Но обаяние девичьих ножек, вне всякого сомнения, передалось тому дивному напитку, коим я ныне наполняю этот кубок.

Толстяк налил до краев два кубка, протянул один из них Конану. Конан подождал, пока его собутыльник осушит свой кубок до дна, и только после этого сделал то же самое. "А вино и в самом деле превосходно, – отметил про себя Конан. – Превосходно, невзирая на всю брехню толстяка". Киммериец протянул толстяку свой кубок, и тот вновь наполнил сосуд.

– Теперь, господин, – сказал незнакомец, – я знаю, что ты киммериец и зовут тебя Конан.

– Ты неплохо информирован, как я погляжу, – пробурчал Конан. – Чего нельзя сказать обо мне. Я ничего о тебе не знаю.

– Ну так давай же с самого начала исправим эту маленькую досадную оплошность. Твоего нижайшего слугу, что стоит здесь перед тобою и мечтает оказать тебе большее гостеприимство, чем в состоянии, зовут Касперус. Я младший – я даже, скорее, наимладший, незначительнейший – колдун из Нумалии, что в Немедии. Ты знаешь об этом городе?

– Бывал там, – кивнул Конан.

– Восхитительный город! Волшебный город! Город мудрецов и художников! Город, где даже такой тупица, как я, может снискать себе репутацию мага, пусть даже скромную. И обучиться этому ремеслу. Магические искусства, конечно, ужасны и загадочны. И требуют, увы, чтобы тот, кто хочет стать истинным мастером, начинал обучение с детства, претерпевая все страдания и ограничения аскетизма. Увы, у меня не было возможности пройти этот путь до конца. Жизнь сложилась так, что я начал изучать Мистерии, уже достигнув зрелости, что ты, вне всякого сомнения, уже успел заметить. – Он обвел рукой свои округлые формы с несколько виноватым видом. – И нужных для настоящего мага качеств у меня, к сожалению, не было. Не получил я и соответствующей подготовки. Нет, другому учили меня. Большую часть своей жизни я провел торговцем предметами искусства – раритетами, стоимость которых большинство людей не в состоянии себе даже представить.

Киммериец кивнул, изобразив вежливый интерес. Он прислушивался вполуха к неиссякаемому потоку слов, куда больше внимания уделяя выражению лица и жестам собеседника. Еще с юности, оказавшись в диком мире городов-государств и империй, варвар научился более доверять жестам и выражению лица, нежели словам, которые часто оказывались всего лишь пустой оболочкой. В больших городах словам веры нет. Уже давным-давно Конан научился узнавать о собеседниках куда больше, чем те хотели бы высказать. Хотя это подчас здорово мешало ему в тех случаях, когда он имел дело с женщинами.

Вот и этот человек, что сейчас разглагольствовал перед ним, изо всех сил старался показаться эксцентричным и довольно глупым толстяком, который всего лишь балуется магическим Искусством. На самом деле из всего, что он пытался показать, единственной правдой была его неправдоподобная тучность. Все остальное – фальшивка. За напускной мягкостью и словоохотливостью Конан различал жестокий и блестящий ум; волю, столь сильную, с какой киммерийцу еще ни разу в жизни не приходилось сталкиваться.

Впрочем, Конан не подал и виду, что раскусил толстяка. Этот урок он тоже усвоил с юности, причем заплатив некогда за него довольно большую цену.

– Несмотря на то что магией я начал заниматься довольно поздно, – продолжал тем временем журчать Касперус, – я, должен тебе признаться, сумел-таки достигнуть определенного мастерства в искусстве тавматургии, чтобы получить возможность отыскать, когда потребуется, человека, сочетающего в себе множество редких качеств. Как раз таких, какие мне необходимы. К тому же находящегося поблизости от моего местопребывания. Позволь мне провести небольшой опыт, господин.