Славянская спарта - Евгений Марков

Стоило только нашему кормчему заикнуться, что онъ привезъ русскихъ, какъ суровыя лица защитниковъ Лессендры разомъ просвѣтлѣли и все кругомъ весело заговорило…

Старикъ сержантъ оказался истый юнакъ, сломавшій всѣ походы послѣднихъ лѣтъ, рубившійся во всѣхъ знаменитыхъ битвахъ этого времени. Онъ кстати и бралъ ту самую крѣпость Лессендру, въ которой теперь по праву хозяйничаетъ.

Сейчасъ же подъ его предводительствомъ черногорскіе воины повели насъ осматривать крѣпостцу и живописные виды, открывавшіеся во всѣ стороны съ высоты ея стѣнъ. Въ нѣмецкихъ переводахъ нашего Божо почти не являлось надобности, потому что мы какъ-то приспособились уже къ сербской рѣчи и приспособляли къ ней и свою русскую рѣчь настолько удачно, что понимали довольно хорошо другъ друга безъ лишнихъ посредниковъ.

— Вонъ на той горѣ, поправѣе Виръ-Базара, стояли наши черногорцы съ княземъ Николаемъ, — показывалъ намъ старый вояка:- пушки у насъ двѣ были, русскій вашъ царь подарилъ, такъ мы изъ нихъ стрѣляли… Вотъ видите, куда ядра наши попадали! — подвелъ онъ насъ къ одной изъ угловыхъ башенъ, и съ торжествомъ показывая куски отбитой стѣны ея. — Вонъ и въ другихъ мѣстахъ тоже, мы имъ всю стѣну ядрами разбили, больше они не могли держаться, сдались…

Дѣйствительно, проломы и дырья въ стѣнахъ видны были кое-гдѣ и до сихъ поръ, и даже иныя ядра валялись на землѣ среди мусора.

— Мы еще и раньше, въ 1858 году, взяли здѣсь подъ Виръ-Базаромъ два большихъ турецкихъ судна съ пушками; пушки перетащили на берегъ, а турокъ всѣхъ порѣзали! — хвастался расходившійся старикъ.

— А самъ ты бился когда съ турками въ рукопашную? — спросилъ я.

— Бога ми! кто se изъ насъ не бился съ турками? такого у насъ въ Черногоріи и не найдешь! — громко разсмѣялся моей наивности черногорецъ. — Я въ четырехъ большихъ битвахъ рубился, при Граховѣ, при Вучьемъ Долѣ, а маленькихъ и не сосчитаю… Еще Омеръ-пашу помню, какъ онъ съ большимъ войскомъ черезъ всю Черногорію, отъ Никшича къ Спужу прошелъ. Онъ по долинѣ шелъ, а черногорцы на горахъ стояли, все ждали, что въ Цетинье пойдетъ, думали тогда, что пропали совсѣмъ!

— Молодцы вы, черногорцы! храбрѣе васъ нѣтъ народа… — похвалилъ я его.

— А безъ вашего царя все-таки ничего бы не могли сдѣлать! — отвѣтилъ мнѣ, можетъ быть, и комплиментомъ за комплиментъ, старый рубака. — Все у насъ отъ вашего царя, и ружья, и пушки… Вотъ теперь сколько крѣпостей и городовъ стало въ Черногоріи — и Спужъ, и Жаблякъ, и Подгорица, и Никшичъ, и Ульцинъ, и Антивари… Хоть мы и кровью своею взяли всѣ эти крѣпости, да намъ бы ихъ не отдали, если бы не русскій царь. Жалко только, что всего народа изъ этихъ городовъ не повыгнали, а то черногорцамъ жить уже негдѣ стало… Изъ своей земли въ чужія земли приходится уходить… Пускай бы всѣ турки въ Азію убрались, намъ бы больше мѣста оставили…

— Этого нельзя. Европа не допуститъ, — замѣтилъ я.

— Нельзя, а все-таки будетъ же когда-нибудь! — съ увѣренностью настаивалъ черногорецъ. — Вѣдь давно ли всѣ христіане подъ турками были, а теперь вотъ греки свободны, сербы свободны, румыны свободны, болгары свободны, — «сви слободны!» Потомъ будетъ такъ, что и турка совсѣмъ вонъ выгонятъ…

-

До Виръ-Базара отсюда рукою подать; онъ лежитъ какъ разъ противъ, на правомъ берегу; за нимъ начинается самая цвѣтущая и роскошная область Черногоріи, обильная виноградомъ и южными фруктами, примыкающая теперь черезъ округъ Антивари въ водамъ Адріатики — Церничская нахія. Виръ-Базаръ — по-русски «Старый Рынокъ» — одна изъ главныхъ береговыхъ опоръ Черногоріи на Скутарійскомъ озерѣ; тамъ и крѣпость, и разные военные склады, и старинное мѣсто торговаго обмѣна между албанскими и черногорскими прибрежными жителями. Городъ Скутари нельзя было разглядѣть за туманами дали, хотя увѣряютъ, будто въ очень ясные дни можно видѣть его минареты. Этотъ Скадръ, древняя резиденція сербскихъ князей, — еще болѣе древняя колонія римлянъ, — теперь обратился въ характернѣйшій центръ ислама, въ безусловно турецкій городъ. Народъ черногорскій, также какъ и сербы королевства, удивительно твердо знаетъ свою исторію и свой патріотическій эпосъ.

— Все Скадрско блато было прежде сербское. Въ Скадрѣ-градѣ Вукашинъ-царь жилъ, отецъ Марка-Кралевича… — сообщилъ мнѣ нашъ старый гребецъ, обходившій вмѣстѣ съ нами крѣпостныя стѣны.

И онъ, и всѣ черногорцы пришли въ искренній восторгъ, когда оказалось, что мнѣ были извѣстны не только Вукашинъ и Марко-Кралевичъ, но даже отрывки старыхъ пѣсенъ ихъ о воеводѣ Момчилѣ, о градѣ Пирлиторѣ, о горѣ Дормиторѣ…

p ты кралицей-госпожой!

— писалъ, по словамъ старой пѣсни, краль Вукашинъ Видосавѣ, женѣ воеводы Момчила.

«Будешь шелкъ прясть на золотомъ веретенѣ,Шелкъ будешь прясть, сидѣть на шелку,А носить будешь атласы и бархаты,Все расшитое чистымъ золотомъ.А каковъ ли Скадеръ на Боанѣ!Посмотришь вверхъ выше града —Все поросло смоквой и маслиной,Полны гроздьевъ виноградники,Поглядишь ли внизъ подъ градомъ,Поросла тамъ бѣлая пшеница.А вокругъ-то все зеленый лугъ,Сквозь него течетъ Бояна зеленая,Въ ней плещутся рыбы всякія.

— Бога ми! Бога ми! — въ радостномъ изумленіи переглядывались они другъ съ другомъ, слушая мое посильное коверканье ихъ поэтическихъ легендъ, которыя я передаю здѣсь въ русскомъ переводѣ.

Дѣйствительно, Скутарійское озеро полно для серба историческихъ воспоминаній всякаго рода. До самаго конца XIV вѣжа, начиная съ VII, т.-е. цѣлыхъ семь столѣтій сряду, и градъ Скадръ, и Скадрско Блато принадлежали сербамъ, и Черногорія только получила бы свое старинное законное наслѣдіе и самую необходимую ей часть древняго сербскаго царства, если бы присоединила къ себѣ, наконецъ, этотъ родной ей уголокъ, это внутреннее море своего рода, проливающее столько свѣтлой поэзіи и мирнаго чувства въ суровый пейзажъ ея неприступныхъ воинственныхъ горъ…

Черногорскій сержантъ не забылъ показать намъ и свою крѣпостную артиллерію; все это большею частью мѣдныя и чугунныя пушки совсѣмъ старыхъ образцовъ; на нѣкоторыхъ замѣтны еще Наполеоновскіе орлы; это трофеи черногорцевъ, кровью добытые у разбитыхъ французовъ, когда тѣ завладѣли Каттаро и Рагузою. Лежатъ тутъ и тѣ двѣ мѣдныя русскія пушки, съ помощью которыхъ князь Николай овладѣлъ Лессендрою. Они тутъ законные владыки взятой ими крѣпости по тому же праву, какъ и старый черногорецъ, показывавшій ихъ намъ. Остальныя орудія — все добыча турецкихъ войнъ.

Войну съ французами въ Поморьѣ черногорцы, къ удивленію моему, еще помнятъ отлично, по разсказамъ отцовъ и дѣдовъ; помнятъ й то, что они бились тогда рядомъ съ русскими, честно и храбро помогавшими имъ.

— Все тогда наше было, вся Бока и Дубровникъ! — со вздохомъ говорилъ старый гребецъ. — Нашъ владыка, святопочившій Петръ, уже и жить переѣхалъ въ Которъ. Да политика проклятая все назадъ у насъ отняла, что мы себѣ ружьями да ханджарами добыли.

Онъ произносилъ слово «политика» съ какою-то особенною ненавистью и презрѣньемъ, какъ что-то діаметрально противоположное всякой правдѣ, добытой ханджаромъ…

Бесѣда наша особенно оживилась, когда Божо досталъ изъ нашихъ походныхъ куржинъ двѣ бутылки добраго церничскаго вина съ кускомъ сыру, хлѣбомъ и яйцами, и мы разсѣлись на травѣ подъ тѣнью исторической кулы владыки Радо, куда пригласили съ собою и нашихъ черногорскихъ хозяевъ. Долго они отказывались отъ вина, — можетъ быть, этикета ради, — но я ихъ убѣдилъ, наконецъ, что войникамъ нисколько не предосудительно выпить чарочку винограднаго зелья, и съ легкой руки сержанта каждый юнакъ опрокинулъ по очереди за наше здоровье по стаканчику краснаго.

И черногорскіе войники, и черногорскіе гребцы оказались изрядно свѣдущими въ политическихъ дѣлахъ своей родины.

Русскаго деревенскаго мужика въ этомъ отношеніи и сравнивать нельзя съ сербомъ, черногорцемъ или грекомъ. Онъ обыкновенно знаетъ о политикѣ столько же, сколько и лошадь, на которой онъ пашетъ. Собесѣдники же мои черногорцы увѣренно судили и рядили и о «бугарахъ» (болгарахъ), такъ отблагодарившихъ русскихъ братьевъ за пролитую ими кровь, и о сербахъ королевства, у которыхъ все идетъ дурно потому, что они только политикуютъ да газеты читаютъ, и о ненавистныхъ всѣмъ швабахъ, преслѣдующихъ православную вѣру въ Герцеговинѣ и Босніи.

Всѣ собесѣдники наши единодушно жаловались на тѣсноту своей маленькой гористой родины и разсказывали, сколько ихъ ежегодно уходитъ отсюда въ разные далекіе города и страны, чтобы найти какой-нибудь заработокъ.

«Нашихъ черногорцевъ теперь вездѣ найдешь, — увѣряли они, — и въ Румыніи, и въ Стамбулѣ, и въ Александріи, и въ Вѣнѣ, и въ Берлинѣ, и въ Америкѣ, а ужъ въ Венеціи, въ Италіи — и говорить нечего! Въ Сербіи много нашихъ поселилось навсегда. И въ Россіи у васъ есть кое-кто изъ нашихъ. Вотъ Джуричи, напр., получили отъ русскаго царя около Бердянска по 10–15 десятинъ земли на душу, живутъ себѣ ничего, хвалятъ землю вашу».