Всеобщая мифология. Часть I. Когда боги спускались на землю - Томас Балфинч

Как же слепа страсть к наживе! Когда они начали тащить его на борт, я этому противился. «Корабль не будет осквернен таким бесчестием, – сказал я, – Моя доля в нем большая, чем ваша». Но Ликабас, буйный малый, схватил меня за глотку и попытался выбросить за борт, и я с трудом спасся, прильнув к тросам. Остальные одобрили дело.

Тогда Бахус (ибо действительно это был он), словно бы стряхнул свою дремоту и воскликнул: «Что вы со мной делаете? Зачем эта борьба? Кто принес меня сюда? Куда вы собираетесь везти меня?». Один из них ответил: «Нечего бояться; скажи нам, куда ты желаешь, и мы отвезем тебя туда». «Мой дом – Наксос, – сказал Бахус, отвезите меня туда, и вы будете хорошо вознаграждены». Они обещали так и сделать, и приказали мне вести корабль в Наксос. Наксос находился справа, и я настраивал паруса, чтобы отнестись туда, в то время как одни знаками, а другие – шепотом давали мне знать о своем желании, чтобы я плыл в противоположном направлении и взял мальчика в Египет, чтобы продать в рабство. Я был смущен и сказал: «Пусть кто-нибудь другой ведет корабль», отстранившись от дальнейшего пособничества в их злодействе. Они прокляли меня, и один из них воскликнул: «Не думай, что от тебя зависит наша безопасность; займи место кормчего и уезжай от Наксоса».

Затем бог, притворившийся, что только сейчас осознал их предательство, взглянул на море и сказал плачущим голосом: «Моряки, это не те берега, на которые вы обещали взять меня. Этот остров – не мой дом. Что я вам такого сделал, чтобы вы со мной так обращаетесь? Не велика честь обмануть бедного мальчика».

Я плакал, слушая его, но команда смеялась над нами обоими и вела судно быстро по морю. Вдруг (это может показаться странным, но это правда) судно остановилось посреди моря так резко, словно закрепилось на земле. Люди, удивленные, налегли на весла и сильнее распустили паруса, пытаясь сдвинуться с помощью и того, и другого, но все было тщетно. Плющ обвил весла и затруднял их движение, и прицепился к парусам тяжелыми гроздями ягод. Виноград, утяжеленный гроздями, побежал по мачте и по сторонам судна. Был слышен звук флейт и вокруг распространился благоуханный аромат вина. У самого бога был венок из листьев винограда, а в руке он держал копье, овитое плющом.

Тигры склонились к его ногам, и фигуры рысей и пятнистых пантер играли вокруг него. Люди были охвачены ужасом и безумием; некоторые выпрыгнули за борт; другие – собирались сделать то же, видя своих компаньонов в воде, подвергнувшихся изменению: их тела стали плоскими и заканчивались кривым хвостом. Один воскликнул: «Какое чудо!»; и, когда он говорил это, его рот расширился, ноздри увеличились и чешуя покрыла все его тело.

Другой, стараясь налечь на весла, почувствовал, что его руки сжались и перестали быть руками, а стали плавниками; другой, пытаясь поднять свои руки к канату, обнаружил, что у него нет рук и, изогнув свое изменившееся тело, прыгнул в море. То, что было ногами, стало двумя концами серповидного хвоста. Вся команда превратилась в дельфинов и плавала вокруг корабля, то по поверхности, то ныряя, поднимая брызги и извергая воду из широких ноздрей. Из двадцати человек остался я один. Я трепетал от страха, но бог приветствовал меня. «Не бойся, – сказал он, – следуй в Наксос». Я послушался и, когда мы прибыли туда, возжег алтари и исполнил священные ритуалы Бахуса».

Тут Пенфей воскликнул:

– Мы потратили достаточно времени на эту глупую историю. Возьмите его и казните без промедления.

Слуги увели Акетея и тут же закрыли в темнице; но, пока они готовили инструменты для казни, двери темницы отворились сами собой и цепи упали с его членов, и, когда они стали искать его, то нигде не могли найти.

Пенфей не внял предупреждению и, вместо того, чтобы посылать других, сам решил пойти на место торжеств. Гора Киферон вся была заполнена верующими, и крики вакханок раздавались со всем сторон. От шума ярость Пенфея усилилась, как звук трубы вдохновляет военную лошадь. Он проник через лес и достиг открытого пространства, где его глазам открылась главная сцена оргий.

В тот же миг женщины увидели его; и первая из них, его собственная мать, Агава, ослепленная богом, выкрикнула: «Смотрите, здесь дикий вепрь, огромный монстр, который бродит в этих лесах! Вперед, сестры! Я первая поражу дикого вепря».

Целая толпа ринулась на него, и, пока он то говорил заносчиво, то извинялся, то, осознав свое преступление, росил прощения, они навалились на него и ранили. Напрасно он кричал своим теткам защитить его от матери. Автоноя схватила одну руку, Ино – другую, и между ними он был разорван на части, в то время, как его мать кричала: «Победа! Победа! Мы сделали это. Слава нам!»

Так в Греции был учрежден культ Бахуса. Легенда о расправе Диониса с пиратами с древних пор ходила по Элладе и упоминается в комедии Еврипида «Киклоп»

Когда, тебе судив далекий путь,Разбойников подустила тирренскихКронидова жена и эта вестьДошла до нас, я сыновей на розыскПовез.

Ариадна, дочь царя Миноса, полюбив героя Тесея, помогла ему выйти из лабиринта. Затем она была привезена им на остров Наксос и оставлена там спящей, в то время как неблагодарный Тесей продолжал свой путь домой без нее. Ариадна, проснувшись и обнаружив себя покинутой, предалась горю. Но Венера сжалилась над ней и успокоила ее обещанием, что у нее будет бессмертный любимый вместо смертного, которого она потеряла.

Остров, на котором оставили Ариадну, был любимым островом Бахуса, тем самым, на который он желал, чтобы его привезли тирренские моряки, когда они так вероломно пытались получить за него выкуп.

Когда Ариада сидела, оплакивая свою судьбу, ее нашел Бахус, утешил ее и сделал своей женой. На свадьбу он подарил ей золотую корону, украшенную драгоценными камнями, и, когда она умерла, взял эту корону и бросил в небо. Когда она поднялась, камни стали сиять ярче и превратились в звезды, и, сохраняя свою форму, корона Ариадны остается на небе как созвездие между коленопреклоненным Геркулесом и человеком, который держит змею.

Ариадна недолго оставалась безутешной – хмельной бог Бахус утешил ее.

Спенсер обращается к короне Ариадны, хотя делает ряд ошибок в мифологии – на самом деле битва между кентаврами и лапифами была на свадьбе Пирифоя, а не Тесея.

Смотри – корона, что надела АриаднаВ тот день, когда была у них с Тесеем свадьба,Потом еще кентавры наглые побилиЛапифов яростных, что им не угодили,Теперь на небосвод помещенаВ созвездии вращается она,Узором чудным небо украшает,Лучами яркими парад планет венчает.

Глава XII. Боги природы

Великий бог Пан, бог лесов и полей, стад и пастухов, жил в гротах, странствуя по горам и долинам, и развлекался охотой и танцами с нимфами. Он любил музыку и, как мы видели, изобрел свирель или пастушью дудочку, на которой сам играл мастерски. Пана, как и других богов, которые жили в лесах, боялись те, кому приходилось идти через лес ночью, потому что темнота и одиночество такого места располагали к суеверным страхам. С тех пор внезапный страх без видимой причины приписывают Пану и называют паникой.

Так как имя этого бога означает буквально ВСЁ, то сам Пан рассматривается как символ Вселенной и олицетворение Природы; и позже он даже считается символом всех богов и олицетворением самого язычества.

Сильван и Фавн были римскими божествами, которые по своим характеристикам очень близки Пану, так что мы вполне можем считать их одним персонажем под разными именами.

Лесные нимфы, партнерши Пана по пляскам, были одним из классов нимф. Кроме них были еще и наяды, которые покровительствовали ручьям и источникам; ореады, нимфы гор и гротов; и нереиды, морские нимфы. Три последние класса нимф были бессмертными, а вот лесные нимфы, называемые дриадами или гамадриадами, как считалось, погибали вместе с деревом, в котором жили и с которым приходили в мир. Поэтому умышленно погубить дерево считалось чрезвычайно нечестивым поступком, и при некоторых утяжеляющих обстоятельствах за это сурово наказывали, как в примере с Эрихтионом, который мы описали ранее.

Мильтон в своем ярком описании раннего творения, так обращается к Пану как к персонификации Природы («Потерянный Рай», Книга IV):

Сам вселенский Пан,И Ор и Граций в пляске закружив,Водительствует вечною весной.

Там же в описании жилища Евы:

Нет, в тениТакой, в столь безмятежном и святомУединенье, ни Сильван и Пан –Измышленные божества, – ни фавныИ нимфы не вкушали сна вовек!

Привлекательной чертой древнего язычества было то, что оно любило находить в каждом действии природы участие бога. Воображение греков населило все области земли и моря божествами, действию которых приписывали те феномены, которые наша философия объясняет действием законов природы.