Адский остров. Советская тюрьма на далеком севере - Созерко Мальсагов

Потом — снова на запад. Вода, вода, вода — без конца и края. Мы, имевшие по пяти буханок на каждого, шли около недели. Найденная нами тропинка вывела нас к уединенной молочной ферме. Мы спрятались и стали внимательно прислушиваться, а через некоторое время отправили Сазонова за пищей. Когда он вернулся с хлебом и маслом, нам бросилось в глаза, что из избушки выбежала крестьянка и заспешила к лодке, стоявшей на берегу. Было ясно: в этом доме живут коммунисты, и женщина отправлялась за красноармейцами. Мы сделали несколько выстрелов в ее сторону; она испугалась и вернулась в дом. Мы дочиста разграбили этих коммунистов: забрали кадку масла, большое количество хлеба и всю имевшуюся у них рыбу. У нас оказалось так много провизии, что даже Бессонов и я, которые обычно шли во главе отряда с одними только винтовками и прокладывали путь, теперь несли на плечах каждый по мешку.

К этому времени наша одежда превратилась в лохмотья. Колючие кустарники изодрали ее в клочья. Ботинки разваливались прямо на глазах. Наши всклоченные бороды свалялись, лица стали невероятно грязны, на коленках и локтях зазияли дыры. В общем, мы выглядели, как людоеды или беглые каторжники, которыми и являлись на самом деле.

Пробираясь через лес по узкой тропинке, мы наткнулись на следы солдатских ботинок и окурок самокрутки. Так как у нас больше не осталось табаку, окурок был незамедлительно поднят и каждый из нас сделал по глубокой затяжке. Сазонов и Мальбродский настаивали на том, что нужно покинуть опасную тропинку. Мы вышли к реке. Поиски брода заняли три часа, но его так и не удалось обнаружить. Нам пришлось опять вернуться на покинутую тропинку. После долгого плутания мы вышли к месту, где четко просматривались следы множества ног. Это подсказало нам, что граница где-то рядом. Но установить хотя бы приблизительно, где она, мы не смогли. У нас не было карты, и никто не знал, сколько миль нужно пройти, чтобы достичь Финляндии. Стрелка компаса указывала нам, как идти на запад, и этим ее помощь исчерпывалась.

Мы осторожно пошли по следам. В то время, когда наш отряд огибал небольшую возвышенность, из-за большой скалы посыпался град пуль. Это оказалось настолько для меня неожиданным, что я остановился, как вкопанный. Пятьдесят или шестьдесят выстрелов были сделаны чуть ли не в упор. Мы видели вспышки от производимых со скалы выстрелов, но никого из нас даже не задело. До нас стало доходить — засаду устроили по обеим сторонам тропинки. Нас укрыл лес, особенно густой в этом месте.

Мы разбежались в разные стороны и затерялись среди деревьев. Стрельба продолжалась долго. Возможно, мы напоролись на советский пограничный отряд.

Быстро продвигаясь в западном направлении, мы вновь пришли к реке. Брод так и не был найден. Попытка обогнуть реку тоже ни к чему не привела: мы описали большой круг и в итоге вернулись на прежнее место. Через несколько дней выяснилось, что по этой реке проходит граница между Россией и Финляндией. Она считалась непреодолимой, поэтому ее не охраняли ни финны, ни русские.

Но мы должны были перебраться через реку, преграждавшую нам путь на запад. Сазонов благополучно переплыл на противоположный берег. Мальбродский ушел под воду и стал тонуть. Сильным течением его понесло вниз. Я с трудом вытолкнул Мальбродского на берег. Меня самого отнесло на несколько ярдов ниже, и я уже начал захлебываться, когда догадался приставить ствол своего ружья к речному дну и таким образом удержаться на поверхности. Мы не знали, как и поступить. У нас совсем не осталось сил. Несколько раз мы опрометчиво бросались в воду и каждый раз, вконец измученные, возвращались на берег. Тогда Сазонов вновь продемонстрировал нам свое мастерство и умение преодолеть любое течение: каждого из нас он по очереди переправил на противоположный берег на собственной спине. Это было в три часа утра 15 июня 1925 года.

Глава 5

Свобода

Языковые трудности — Счастливая уверенность — Дневник Бессонова — Требование компенсации за убытки, понесенные финскими крестьянами — Друг в нужде — Наконец-то свобода

Мы промокли до нитки. Наши патроны отсырели. Руки дрожали от холода, и не было сил даже разговаривать друг с другом. И в довершение всего, наш и без того незначительный запас хлеба был поглощен рекой. Правда, пару дней спустя мы набрели в лесу на оленя. Бессонов, ухитрившийся (в отличие от нас) сохранить свое оружие сухим, пристрелил его. На радостях мы за раз съели почти половину туши, без хлеба. Из небольшого количества мяса был сварен суп, а оставшееся, готовое к употреблению мы взяли с собой. Результатом вышеописанного пира стало всеобщее сильное желудочное расстройство. Несколько дней мы были настолько ослаблены, что с трудом передвигались.

По прошествии двух суток после переправы через реку и довольно длительного хождения, мы увидели коттедж. Мы вошли вовнутрь и попросили хозяев продать нам хлеба и другой снеди. Они нас не поняли. Говорить по-русски они не умели. Подбодряемые надеждой, что находимся на подступах к Финляндии[34], мы спрашивали, где мы, что это за страна — Финляндия или Россия.

Пришлось прибегнуть к помощи жестов и объясняться при помощи пальцев, но и это было совершенно бессмысленно (между прочим, попав в Финляндию, мы узнали, что финское название страны — «Суоми»).

Мы взяли немного провизии и предложили хозяевам червонец, но они не пожелали его принять. Тогда мы отдали им все свои мелкие монеты — девяносто копеек серебром. На серебро крестьяне согласились. Мы уходили, сопровождаемые недружелюбными взглядами. Прошло еще несколько дней, полных неясной тревоги: пересечена ли граница, в какой стране мы находимся? Если в СССР, то не рискуем ли мы провалить наш побег после стольких мучений, не очутимся ли мы снова в лапах чекистов?

23 июня мы вышли к большой реке. На противоположном ее берегу стояло много народу: по всей вероятности, шла подготовка к сплавке леса. В течение последних недель в глаза нам бросились определенные перемены в окружающем пейзаже: везде проглядывали признаки порядка и культуры. Да и работники на том берегу были одеты гораздо чище своих российских коллег. После долгих сомнений и раздумий мы все-таки сошлись на том, что граница осталась позади. Мы стали кричать этим людям, чтоб они прислали нам лодку. Переправившийся на нашу сторону работник объяснил нам (конечно, не без затруднений), что СССР лежит далеко позади.

В течение нескольких мгновений мы не могли вымолвить ни слова, т. к. к нашей радости примешивалась усталость. Казалось, последние силы внезапно оставили нас. Этот незабываемый момент Бессонов зафиксировал в своем дневнике только одним словом: «Финляндия».

Наш «диктатор» вел дневник на внутренней стороне обложки, ниже перечня содержания, на обороте последней, 400-й страницы «Нового Завета Господа нашего Иисуса Христа» (Синодальное издание 1916 года). Ежедневно он делал коротенькие записи карандашом. Эти мало связанные между собой заметки, воистину прошедшие сквозь огонь и воду, дают наиболее полную картину всех превратностей нашего побега. Благодаря им, мы не потеряли счет дням.

Я приведу несколько характерных выдержек из дневника Бессонова:

Май 18, 1925 года. — Разоружили конвой и бежали.

21 мая. — Бивак в лесу. Из-за метели остаемся в хижине.

24 мая. — Снегопад продолжается. Прекратился вечером.

26 мая. — Снег тает. В два часа ночи отправляемся в сторону реки Кемь. В семь часов вечера пришли в деревушку Поддюжное. В одиннадцать часов вечера встретили двух крестьян. Взяли немного хлеба. Ночь. Идем вдоль реки Кемь. Настроение хорошее. В Поддюжном засада красноармейцев. Они вышли нас разыскивать.

27 мая. — Прошагали всю ночь и весь день без отдыха. Еда почти закончилась. В семь часов вечера пришли на молочную ферму в двадцати двух милях от Поддюжного. Следуя на ферму, угодили в засаду. После перестрелки красные удрали в лодке. Мы поспешили вдоль реки, раздобыли еду у рыбаков. Еды мало. Вынуждены идти голодными. Ужасно устали. В два часа ночи ушли с берега реки, сделали привал в шесть часов утра.

28 мая. — Отдыхали весь день. Еды мало. У всех распухли ноги.

29 мая. — Ночной переход через «непроходимые» болота. Дневной отдых. Вечером устремились вперед. Отдых. Мошки. Гуси. Заяц. Полночь. Мальбродский не может идти от усталости. Отдохнули.

30 мая. — Около одиннадцати часов вечера успешно переправились через реку Шомба. Облегчение и большая радость. Славу Богу! Шли всю ночь.

1 июня. — Утром неожиданно набрели на рыбацкую избушку. Все на рыбалке. Взяли там хлеба, оставив три рубля. Большая помощь. Идем дальше. Потеряли дорогу среди озер. Сделали плот. Переправились на другой берег. Вечер. Переход без отдыха. Пошел дождь. Ужасное утомление. «Страшная ночь». Дождь так льет, что наш костер погас. Ни минуты сна. Утомление осталось.