Далекие горнисты(Повести и рассказы) - Крапивин Владислав Петрович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чип не решился сказать людям, где зеркальце. Он разговаривал тогда неважно и очень стеснялся. Через день траулер ушел, и Чип остался владельцем сокровища.
Конечно, это было для Чипа сокровище. Ведь он уже тогда мечтал о путешествиях. Он знал, что рыбацкие суда плавают по всем океанам и, значит, в зеркальце секстанта отражалась масса приключений, дальних берегов и незнакомых звезд. В том числе и знаменитый Южный Крест.
Иногда Чип садился перед щелью, где застряло зеркальце, и шепотом просил: «Расскажи». И казалось, что оно рассказывает. О пронзительно-синих глубинах дальних морей, где спят жемчужные раковины и затонувшие корабли, об удивительных рыбах, похожих на птиц, и громадных морских черепахах, о берегах, где шелестят пальмы и греются на солнце львы. Наверно, это просто казалось. Но было Чипу хорошо.
А сейчас он подарил зеркальце Мальчику. Надо же было что-то подарить! А кроме зеркальца у Чипа ничего не было.
— Милый мой, дорогой, хороший Чип, — шепотом сказал Мальчик. — Это самый-самый чудесный подарок…
Сами понимаете, Мальчик тут же заглянул в зеркальце. Оно и вправду было не простым. Будто свет далеких звезд покрыл его невидимой волшебной пленкой. Небо отражалось в нем удивительно чистой и звонкой синевой, желтые кувшинки сверкали, как брызги салюта, а солнце сияло в два раза сильнее, хотя, казалось бы, ярче было некуда.
А когда Мальчик увидел в зеркальце баркентину, ему почудилось на секунду, что с реев фок-мачты падают, распускаясь, и наливаются ветром легкие снежные паруса.
Только на секунду. Но секунда мелькнула, а радость не прошла. И Мальчик весело сказал:
— Чип, бежим к Мартынычу! Что нам здесь сидеть. Прыгай сюда! — И он оттянул нагрудный кармашек.
— Я же мок-р-рый, — засомневался Чип. — А карман новый.
— Ну что за чепуха! Прыгай.
Чип катапультировал с колена вверх, перевернулся и головой вперед нырнул в карман — голубой, с белыми полосками и серебристым вышитым якорем. В другой такой же карман Мальчик положил зеркальце. Потом он спросил у Чипа:
— Ну как?
— Здесь уд-дивительно пр-риятно, — сказал из кармашка Чип.
— У него сегодня день рожденья! — сообщил Чип Мартынычу, едва Мальчик поднялся на палубу.
— Ну? — удивился Мартыныч. — Вот я и смотрю, что Мальчик похож на именинника. Прямо капитан. Столько якорей и полосок, что хоть сейчас на вахту.
— Да ну, Мартыныч, не смейтесь, — сказал Мальчик.
— Я только чуть-чуть смеюсь. А насчет вахты — правда. Я хочу купить сигарет. Можешь здесь побыть, пока я схожу в магазин?
— Конечно! А что надо делать?
— Ничего. Играй. Если кто-нибудь спросит, скажи, что сейчас приду.
Мартыныч хитрил. В каюте у него лежала почти полная пачка сигарет «Рига». А пошел он, чтобы купить какой-нибудь подарок Мальчику…
Баркентина, как всегда, блестела удивительно чистым деревом и желтым лаком. Здесь можно было не бояться испачкаться, хоть катайся кубарем по всем палубам и трапам.
— Играем в пр-ряталки! — крикнул Чип и длинными прыжками помчался вдоль палубы. Играть с ним было непросто. Он забирался в такие щели, что и с фонарем не разыщешь.
Но сейчас Мальчик заметил, куда ускакал Чип. Лягушонок спрятался за стойку трапа, ведущего на спардек.
Мальчик подбежал, встал на колени и заглянул под нижнюю ступеньку.
— Вот ты где! Вылезай!
— Это неспр-раведливо! — завозмущался Чип. — Ты не сосчитал до пяти и ср-разу бр-росился!
— Нет, справедливо! Если я буду считать, ты ускачешь за тридевять земель!
— Нет, не за тр-ридевять… — Чип мелко и часто задышал. Это означало, что он обиделся.
И в этот миг Мальчик заметил краешком глаза чью-то тень. Она упала рядом с ним на солнечную палубу. Кто-то стоял над Мальчиком, и это был не Мартыныч: старик не мог подойти так бесшумно.
— Чип, в карман, — скомандовал Мальчик тихо, но так строго, что лягушонок в тот же миг прыгнул из укрытия в отвисший карман рубашки.
Лишь тогда мальчик оглянулся. И увидел Рудика.
— Где старик? — хмуро поинтересовался Рудик.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Пошел за сигаретами.
— Он что, спятил? Оставил судно без присмотра!
— Мартыныч меня попросил здесь побыть, — заступился Мальчик. — Он же только на пять минут…
— Что старый, что малый, ума одинаково, — совсем разозлился Рудик. — Ну ладно, мы поговорим с ним.
Мальчик обиделся. Сильно. Не за себя, конечно, а за Мартыныча. Он сел на ступеньку трапа и снизу вверх бесстрашно посмотрел на Рудика.
— Между прочим, — отчетливо сказал он, — сейчас не Мартыныча вахта. Так что неизвестно еще, кто спятил.
Рудик поморгал растерянно, пожевал губами и наконец спросил:
— Слушай, а ты не думаешь, что за такие слова я могу треснуть тебя по шее?
— Можешь. Это ведь безопасно. Я сдачи дать не сумею.
Рудик отступил на шаг и взглянул на неожиданного спорщика с интересом.
— Слушай, а почему ты, между прочим, говоришь мне «ты»?
— А как надо? «Вы»? — язвительно спросил Мальчик.
— А почему бы и нет? Я, кажется, старше тебя.
— Мартыныч тебя тоже старше, а ты с ним как разговариваешь?
— Ну, вот что. Выметайся на берег и больше не суйся на судно.
Мальчик встал. Не обернувшись даже, он легко прыгнул вверх, на две ступеньки трапа, и взбежал на спардек.
Оттуда, с высоты двух метров, он совсем уже безбоязненно ответил:
— Зря распоряжаешься. Я не к тебе прихожу, а к Мартынычу.
— Больше не будешь приходить, — сказал Рудик, измеряя взглядом высоту трапа.
— Буду! — весело и отчаянно сказал Мальчик.
— Не будешь, — сказал Рудик. — Все равно завтра это корыто в док уволокут.
— Завтра? — спросил Мальчик растерянно. — Уже?
Он знал, что это будет, но не верил, что так скоро.
Значит, опустеет причал.
Уедет Мартыныч.
Останутся они вдвоем с Чипом. И будет им не очень-то весело. И все же не это главное. Главное — сама баркентина.
— Значит, сделают из нее ресторан? — тихо спросил Мальчик.
— Само собой. Подлатают, покрасят, поставят у Большого моста. Вывеску повесят. Добро пожаловать, дорогие посетители. Заходите на кружечку пива.
Мальчик прищурился.
— А ты и рад.
— А что мне плакать? Всю жизнь я, что ли, должен караулить эту посудину? — Рудик смотрел уже не сердито, а с усмешкой. А в Мальчике закипала злая досада.
— Я не про то, — сказал он. — Караулить, конечно, плохо. Но ты… Она же как живая, а ты радуешься, что ее убьют.
— Ах, какие нежности! Живая! Убьют! По-твоему, лучше, если ее пустят на дрова?
— Лучше! — с отчаянной убежденностью сказал Мальчик. — В сто миллионов раз лучше! Ты просто не понимаешь! Ты не понимаешь ни-че-го!
— Умник! — опять разозлился Рудик. — Философ…
Вообще-то в слове «философ» не было ничего обидного, но каким голосом он это сказал! Будто о букашке какой-нибудь. И словно гребнем волны Мальчика хлестнула короткая злоба.
— А ты… — со звоном сказал он. — Ты трус!
Рудик откачнулся, словно для того, чтобы взять разбег по трапу. Но не сделал ни шагу.
— Интересно… почему я трус?
— Потому что ты ее боишься. — Мальчик повел рукой над баркентиной. — Я теперь знаю: ты ее ненавидишь, потому что боишься. Ты знаешь, что не справился бы с ней. Ты никогда не смог бы командовать ею в море! Там паруса и ветер! А ты… Ты же не отличишь бом-кливер от апселя! Какой ты капитан!..
Рудик прыгнул вверх по трапу. Мальчик пронесся через спардек, слыша за собой тяжелый топот, слетел вниз по второму трапу, промчался между фальшбортом и надстройками на корму. Рудик не отставал. Мальчик прыгнул на планшир, а с него — на ванты бизань-мачты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Не смей! — крикнул Рудик. Мальчик не ответил. Мартыныч не разрешал подниматься на ванты, но теперь было все равно. Легко, почти бегом начал Мальчик взбираться по зыбким перекладинкам. Ванты тяжело заколебались: Рудик лез попятам.
Только один раз Мальчик посмотрел вниз. Он не опасался, что Рудик его догонит. Потом он, не слушая криков Рудика, смотрел все время вверх, на полукруглую площадку крюйс-марса, которая становилась все ближе.