Игры с судьбой. Книга вторая - Наталья Баранова

Судьба….

Застонать бы от безысходности, от томления, от усталости, но нельзя. Нельзя показать, поддаться слабости. На Эрмэ так… быть живым и то опасно. На Эрмэ нужно быть камнем.

Если хочешь померяться силами с Высокорожденными, что ж нужно стать подобием хоть одному из них.

И только пальцы — в кулаки, холеными крепкими коготками — в плоть, чуть не до крови. И сжимать губы, не смея кусать.

И нельзя показать ни трепета, ни страха. На Эрмэ не выживает слабый. Слабых жизнь топит. А сила…. Где-то сродни искусству пойти по головам.

Только презрительно скривить губы, представ перед зеркалом, поймав отражение в пласте стекла.

Странный облик. Порочный и юный. Точеная красота статуи, но лицо, словно маска, а холод, сочащийся их глубины черных зрачков, внушает страх. Казалось, не человек, но призрак. Холодное создание, у которого соленая морская вода вместо крови. Только кто б знал, как отчаянно может биться сердце, жаждая тепла.

Кинуть отражению презрительную усмешку, отойти к окну, слушать кваканье жаб. По биению сердца считать минуты, ожидая.

Ожидание….

Ждал встречи с Хозяином, как первую из улыбнувшихся женщин.

У первой из его женщин были темные волосы и светлые глаза, вторая взяла смелостью, третья была противоположностью и первой и второй, четвертую он не помнил, как и последовавших за ней. Каждая ночь несла новую душу и новое тело в его объятья. И каждая ночь дышала лаской и зноем.

Любил ли тогда? Умел ли любить и ценить то, что доставалось без труда?

Не ценил, оно было так же естественно, как извечное движение солнца по небосводу.

Прикрыв глаза, втягивая ноздрями душный воздух, чувствовал, как соль подступила к глазам. Незримая, сухая соль, царапавшая глаза.

Подумалось — не встань на пути Эрмэ чем бы стал, во что б обратился? Долго ли смог бы жить, разменивая злато на медяки? В беспрерывной череде ночей терялась живая трепещущая искра подлинной любви. Менялись лица, менялись тела, менялись забавы…. Терялся смысл. Терялась ценность. И все легче и легче было дерзко вскидывать голову, считая себя если не центром вселенной, то существом неповторимым и непостижимым. Словно Аюми….

Смех, да и только. Прекрасная оболочка, божественный голос, умирающая душа….

Если б не Эрмэ…. Мысль пронзила, подобно удару молнии, осветившему пропасть у ног. Если б не Эрмэ, давно, утратив смысл бытия, потеряв дерзость, спился б от вселенской тоски, а не спился б — сложил голову в бессмысленной потасовке, которые зачинать был мастер. Или бы вскрыл вены, надеясь, что за гранью бытия, встретившись с чем — то доселе непознанным и неведомым сумел бы найти то, чего лишила Судьба.

Если б не Эрмэ.

Шутка Судьбы, ее оскал. Кто знает, может — подарок. Может, кинула в пекло, что б вновь научить надеяться, верить, любить….?

И только надеяться, что случайная его мысль — только игра воспаленного разума, мираж, рожденный воспаленным воображением.

И как хочется убедить себя в том, что ничего нет. Ни смысла. Ни жизни, ни сути. Ничего. Пустота….

Удар…. Еще удар кнута….

Бьется сердце, пытаясь вырваться из груди. Кажется, что кто — то незримый, ухватил его сердце в кулак, сжал, пытаясь раздавить.

Обернувшись, невольно, склониться.

Тот, кого ждали. И горят дьявольским огнем разномастные злобные волчьи очи.

— Пришел сам. Смел ты, рэанин. Я думал — сбежать попытаешься.

Отчего-то непроизвольно возникла ухмылка на губах.

— От судьбы не убежишь, — ответил Да-Деган ровно. Сглотнул подкативший к горлу ком, и вновь твердо и дерзко посмотрел в глаза Императора. — Да и к чему бежать?

— Правильно. От меня не убежишь, — отозвался Император. — Где угодно достану.

Сверкнули гневным заревом глаза эрмийца, поджались пальцы в кулак.

— Плети захотел. Плети и метки раба, — зло выдохнул Хозяин, приближаясь бесшумным легким шагом.

И снова — только склониться, гнуть спину в непривычном поклоне, не зная, что вызвало гнев. Ждать. Опять ждать — пусть пару секунд, но оттого не легче.

— Ну что Вы, — ответить, не выпуская тревоги в легкомысленность тона, плести кружева, опутывая обманом и лестью, как паутиной жертву опутывает паук. — Я пришел совсем за другой наградой. Мне была обещана Гильдия. Иллнуанари.

— Иллнуанари, — процедил Император сквозь зубы. — Ты, рэанин, злишь меня.

— Тем, что разрушил Вэйян, и Стратеги как осы носятся по Галактике? Смею уверить, Вэйян не единственная из их тайных баз….

— Ты украл мальчишку!

И только закатить глаза, не притворяясь, нет, будучи удивленным, рассмеяться, так невовремя, некстати, глядя, как наливаются злобою и белки глаз Хозяина Эрмэ.

— Мальчишка…, - протянуть небрежно, отряхивая невидимую пыль с кружевных манжет. — Вот оно что! Причина гнева! А я то думал, меня обвинят, Бог знает в чем…

— Ты украл его!

— Меня просила Шеби….

— И Шеби за это получит сполна!

Усмехнуться — на этот раз криво, зло, не пряча едкого, хорошо выдержанного ехидства за фасадом равнодушного спокойствия, не прикрываясь им, словно маской.

— Мальчишка, стало быть, нам дороже флота Аюми?

— Что?

— Я обещал раздобыть вам те координаты? Я их раздобуду. Но к каждому сердцу и к каждым устам нужен свой ключик….

Замолчать, и, не скрывая презрения, стоять, скрестив руки на груди. Усталость, апатия, тоска — накатило внезапно и вдруг, погребло под собой и на миг показалось — что жизнь, что смерть — нет никакой разницы, разве что смерть и добрее к нему и ближе его душе….

— Но если мальчишка Вам дороже флота — я его верну.

Блефовать, как когда-то, за зеленым сукном, с никудышными картами на руках, не желая быть побежденным.

— Да, — признаваться, словно бросая карточный веер на стол. — Я воспользовался моментом. Да, увез! Да, украл! Но грешно было этого не сделать! Уж я — то знаю Ордо! Аторис за этого мальчишку из кожи вывернется. Как чертенок похож на его погибшего сына! Я — то знаю. Сам чуть не спутал…. Поверьте мне, не много нужно времени, что б все сложилось, как должно быть. Впрочем, прикажите, и я привезу мальчишку назад. Еще не поздно….

Вздохнув, тяжело, словно сожалея, вновь склонить голову в не слишком низком поклоне. Ждать, считая секунды по ритмичным сокращениям сердца. Ждать, чувствуя металлический привкус яда на тонких губах.

" а прикажет вернуть — так ведь придется!" Отогнать страшную мысль, отгородиться от нее высоким глухим забором. Нет, нельзя, что б случилось так. Нельзя!

— Ты наглец, рэанин, — на этот раз почти мягко, почти нежно. Но мурашки бегут по коже от этого вкрадчивого тона. От Императора добра не жди, особо, когда его уста сочат мед.