Монахи. О выборе и о свободе - Юлия Посашко

– А что такое дружба в Боге?

– Когда мы вместе идем ко Христу и помогаем друг-другу в этом. Но бывает, чтодажетакая человеческая дружба разрушается. Потому что порой тем людям, кто искренно ищет Бога, начинают мешать эти отношения.

Конечно, это не означает, что все теперь должны ходить с мрачными лицами, друг другу не улыбаться и не водить никакой дружбы. Во всем должна быть любовь – любовь друг к другу. Это основа всего.

–  Кстати, ведь довольно распространено у нас мнение о том, что монахи – они именно такие: угрюмые, неразговорчивые, нелюдимые. В то время как содержанием жизни монашеской должна быть – радость о Боге…

– Это российский стереотип. В Греции так категорично о монахах не думают. Старец Пор-фирий Кавсокаливит [24] учит, что во всем должна быть любовь, что любовь – больше, чем слезы. В то время как в России (превратно толкуя некоторые элементы учения святителя Игнатия (Брянчанинова) [25] ) считают, что главное для монаха – быть всегда скорбным, плачущим. Помню, я был на одной богословской конференции в Италии. Это конференция по православному богословию, но на нее каждый год приезжают люди со всей Европы, в том числе и католики. Выступал один владыка из Белоруссии. Он излагал учение святителя Игнатия (Брянчанинова) о монашестве: как монах должен себя вести, как принимать людей, не водить мирян к себе в келью и так далее. Это был один из интереснейших докладов, который все восприняли на «ура». Так вот, на протяжении всего выступления часто повторялись слова «плач», «грех», «скорби», фраза «монах должен скорбеть». А один греческий епископ слушал его, слушал, потом не выдержал, как вскочит, как закричит: «Нет, не могу я этого принять! Господь нам заповедовал радоваться! Мы должны радоваться!»

Архимандрит Емилиан (Вафидис) [26] , старец моего старца, говорил так: «Если монах не имеет радости в душе – уже с этим надо идти на исповедь». Почему нет радости в душе? Причиной может быть какой-то грех, который тебя мучает и вводит в уныние. Или какие-то житейские обстоятельства, например трудные послушания, конфликты в монастыре. Очень важно, чтобы монастырь приносил тебе радость. Это не значит, что наша жизнь вне скорби, но радость должна преобладать.

Мы пришли в самое лучшее место на свете, в монастырь. Господь избавил нас от стольких мирских забот и скорбей, привязанностей и обязательств, мы имеем возможность быть там, где наше сердце. И если мы не радуемся, если в нашей душе скорбь, уныние, то надо подумать, на своем ли мы месте и не ошиблись ли мы.

Монах везде чужеземец

–  Создается впечатление, что вы попали в монастырь из какого-то безвоздушного пространства, где ни бед, ни противоречий не было. Было ли что-то, от чего сложно было отказаться, что непросто было оставить в миру?

– Конечно, было! Мир держит человека тысячами нитей: привязанностями, привычками, предпочтениями, сложившимися мнениями о себе и о своем месте в мире. А самые прочные цепи – цепи нашей гордости, самости, самомнения. Если с остальными страстями относительно легко бороться, то с эгоизмом, мнением о себе, тщеславием бороться труднее всего.

Знаете, это немного смешно, но когда человек отказывается от чего-то ради Господа, когда говорит Ему: «Господи, я все готов оставить ради Тебя», он зачастую даже не подозревает, что ему придется оставить и что Господь от него потребует. Это как шкуру живьем сдирают…

–Вы в Греции уже девятый год. Насколько было сложно влиться в греческую общину? Все-таки другой язык, абсолютно другой менталитет…

– Конечно, было непросто, но я к этому был морально готов. У нас старец принимает всех – у него такое благословение от своего духовника. Если человек хочет здесь жить и способен терпеть минимальные требования, которые к нему предъявляют, его никто не будет выгонять.

Для меня самым трудным оказался, пожалуй, языковой барьер.

Кстати, это определенный вид подвига, такое странничество – уходить куда-то, где ты всегда будешь чужой. Как праведный Алексий, человек Божий, ушел в «землю чуждую», где его никто не знал. Люди веками специально отправлялись на тот же Афон, чтобы жить в греческом монастыре, где ты всегда будешь немного в стороне, всегда будешь чувствовать себя как иностранец. Чтобы так жить, нужен определенный внутренний склад. Некоторые мои знакомые монахи очень рвались в Грецию, когда я здесь оказался. Они просили: «Можно, мы к тебе приедем, поживем?» Старец благословлял, и они приезжали. Кого-то хватало буквально на неделю. Человек всю жизнь рвался на Афон, приезжал и только после этого понимал: «Лучше моей кельи в моем монастыре ничего нет, надо возвращаться!» Потому что здесь другая еда, другой климат, другой менталитет. Для многих это очень тяжело. А уж знание языка особенно важно.

–  Значит, учить язык – первая необходимость?

– Несомненно. Но кто-то учит язык для того, чтобы говорить на богословские темы, изучать философские труды, а кому-то достаточно освоить его азы. У нас есть один отец, Соломон, очень мудрый. О нем старец говорит: «Если отец Соломон открывает рот – ему надо за это деньги давать». Он родом из глухой белорусской деревни, у него такой практический склад ума. Так вот он говорит: «Я выучил греческий в том объеме, чтобы я мог сказать то, что мне нужно. Лишнего же и пустого я понимать не хочу».

–  А вы, как вам кажется, вы сохраняете русский менталитет?

– Я могу считать, что я остался русским, хотя, конечно, те, кто здесь пожил, перенимают какие-то черты у греков. А по жизни я, наверное, космополит и уранополит. Я считаю себя гражданином Небесного Иерусалима и членом Церкви, которая странствует по Земле, поэтому для меня неважно, Греция это, или Америка, или, скажем, Грузия.

Я монах, чужой везде. У меня родина только на Небе. Хотя, конечно, я очень люблю Россию, это моя родина, я там вырос. Но когда туда приезжаю, многое кажется уже непонятным.

Вечный студент по-европейски

–  Мне приходилось слышать, что в греческих монастырях очень поощряется образование. Это так?

– Не везде. На Афоне сейчас подавляющее большинство монахов с высшим образованием. Во многих монастырях считается, что это хорошо, что это скорее плюс, чем минус. Но не везде поощряют поступление в учебные заведения уже после прихода человека в монастырь. Логика такая: ты монах, сиди в монастыре, не надо больше никуда мотаться, то, что успел получить, – это все в монастыре пригодится. Старец Емилиан образование, наоборот, поощрял, особенно для молодых.

Он обосновывал это тем, что в монастырь приходят образованные люди со многими вопросами и ты должен сам многое понимать и знать, чтобы грамотно ответить на эти вопросы.

Но, конечно, учеба не должна идти в ущерб монашеской жизни.

– Вы закончили свое образование еще в России?

– Да, я учился в России на истфаке.

Я как-то чувствовал сердцем, что мне надо получить высшее образование. Я воспринимал обучение в университете как послушание Богу. И случались даже разные чудеса. Например, однажды я заболел и подготовил всего один билет. Но на экзамен пришел с чистой совестью (ведь я же не выучил из-за болезни) – и мне достался именно этот единственный билет, который я выучил. А если я ленился, то мне обязательно доставался невыученный вопрос. И так случалось неоднократно. Как будто Господь мне всегда подсказывал: «Учись, учись, надо учиться!» Так пять лет я и учился.

Потом закончил духовное училище, а в Греции много лет пытался учиться в университете. Но мне это давалось с трудом, потому что я уже был служащим священником. Хорошо, что в Греции несколько другая система обучения: можно накапливать огромные долги, а потом годами ходить на пересдачи. Некоторые греки из-за этого учатся в университете по 15–20 лет. И у меня так складывается.

–  Прямо мечта русского студента…

– Это не всегда хорошо. Но для иностранцев подходит. Можно постепенно выучить греческий язык, чтобы читать богословскую литературу, переводить. Некоторые сестры у нас учатся не только на богословском, но и на экономических факультетах. Одна сестра учится на юриста, потому что в монастыре нужен и свой экономист, и юрист. Другая, уже успевшая до этого получить богословское образование, сейчас учится на медицинском факультете: иметь своего врача для монастыря – тоже необходимость. Ведь у иностранцев нет медицинской страховки, все платно, а значит, очень дорого.

–  Вы говорите о сестрах монастыря святого Георгия Победоносца «Караискаки»?

– Да, это единая община. Вообще под духовным руководством нашего старца, архимандрита Дионисия (Каламбокаса), шесть монастырей, как женских, так и мужских. Из них два в США, женский и мужской, и три женских и два мужских здесь, в Греции. Но они все равно считаются единой общиной, единой семьей.

Здесь все ходят и улыбаются

–  Часто приходится слышать, что в России быть монахом очень сложно, потому что традиция потеряна, прервана…