Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы - Светлана Анатольевна Бурлак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть функциональных систем, управляющих поведением, задана от рождения, а с накоплением опыта к ним добавляются новые нейроны, формирующие новые системы{215}. При этом иногда даже нейроны, которые были изначально предназначены для одной функции, могут «перепрофилироваться» и начать выполнять другую работу — в том числе после рождения, под воздействием факторов внешней среды. Например, у слепых детей некоторые нейроны зрительной коры могут начать участвовать в восприятии звука (в том числе звучащей речи){216}. Конечно, возможности для перепрофилирования не безграничны, но они есть.
Возможно, каким-то подобным путем сформировалась в свое время зона Брока. Она примыкает к премоторной и моторной коре, т. е. тем отделам мозга, которые отвечают за планирование и реализацию последовательностей действий. Как пишет американский психолог Патрисия Гринфилд, вокруг зоны Брока и над ней расположены участки коры, обеспечивающие разнообразные умения — привычные, доведенные до автоматизма, комплексные, иерархически организованные цепочки действий{217}. Соответственно, поражения зоны Брока вызывают проблемы с последовательностями — как в области артикуляторных действий, так и в области синтаксиса (обработки цепочки знаков, составляющих предложение). Возможно, именно поэтому при разрушении зоны Брока речь у носителей аналитических языков страдает больше, чем у носителей языков синтетических{218}: аналитические формы (типа англ. Present Perfect have received — ‘получил’) образуются в речи путем применения языкового навыка — программы, строящей форму из отдельных составных элементов по определенной модели, тогда как синтетические формы хранятся в памяти и распознаются как единое целое (поэтому у носителей синтетического языка бо́льшие трудности с речью создает поражение зоны Вернике).
Показательно, что даже среди носителей английского языка больные с поражением зоны Брока испытывают больше проблем с формами прошедшего времени от правильных глаголов типа received — ‘получил’ от receive — ‘получать’ (порождаемыми языковым навыком), а больные с поражением зоны Вернике — с аналогичными формами неправильных глаголов типа went — ‘шел’ от go — ‘идти’ (которые хранятся в памяти в готовом виде).
Таким образом, можно говорить лишь о том, что некоторые зоны мозга предпочтительны для определенных речевых функций, контролируют эти функции (выполняемые самыми разными структурами) в большей степени, чем другие, но четких границ и жестко заданного «разделения труда» нет.
Наблюдаемая асимметрия полушарий обусловлена тем, что, как справедливо замечает Терренс Дикон, если бы оба полушария мозга были равноправными и выполняли одни и те же функции, это привело бы к неразберихе: не существовало бы возможности выбрать, какое из полушарий должно произвести соответствующее действие в данный конкретный момент. И естественный отбор благоприятствует тем особям, в чьем мозге одни функции сосредоточены в одной части, а другие — в другой: такие особи выдают более быструю и точную реакцию на внешние события{219}. Кроме того, особи, у которых полушария функционально неодинаковы, могут использовать для различных функций бо́льшую часть мозга (поскольку симметрично расположенные структуры не дублируют друг друга).
Для полноценной работы языкового механизма необходимы оба полушария: левое занимается анализом фонем, слов, синтаксических структур предложений, правое же следит за общей последовательностью текста, за его просодическим оформлением[28], а также за соответствием высказывания действительности. Результаты Невской и Леушиной позволяют понять причины этого. Поскольку образы, создаваемые левым полушарием, более обобщенные, менее перегруженные деталями, ими удобнее оперировать{221}, комбинируя их в языковые выражения. Так, например, для того чтобы составлять из фонем отличающиеся друг от друга слова (и эффективно распознавать их), необходимо хранить в голове фонему как совокупность смыслоразличительных признаков (такое определение дал фонеме один из крупнейших представителей Пражской лингвистической школы Николай Сергеевич Трубецкой) — другие звуковые характеристики фонемы для этого несущественны. Точно так же не перегружены деталями и слова: любое слово — название объекта — содержит меньше деталей, чем чувственный (или, как говорят психологи, перцептивный) образ самого объекта.
Избыточность, разумеется, есть и в языке — она служит основой его изменений в ходе истории{222}. Языковая избыточность весьма велика, но все же гораздо меньше информационной избыточности мира. Для наглядности можно сравнить по объему файл с какой-нибудь фотографией и текстовый файл с ее (даже очень подробным) описанием (и это при том, что фотография, будучи двумерной, заведомо не передает всей информации о соответствующем фрагменте окружающей действительности).
Напротив, интонационное оформление текста, с которым работает правое полушарие, чрезвычайно богато. Один и тот же текст (даже сакраментальное Кушать подано!) можно произнести по-разному — просительно или требовательно, ласково или агрессивно, воодушевленно или равнодушно, подобострастно, благодушно, саркастически и т. д. и т. п. (и все это накладывается на те интонационные контуры, которые закреплены за грамматикой). Правополушарный тип образа — максимально подробный — позволяет нам распознавать по интонации колоссальное количество оттенков самых разнообразных чувств. При попытке же передать их словами (т. е. левополушарными, гораздо менее подробными образами) люди нередко ощущают «бедность» языка.
Нейронные структуры, расположенные около сильвиевой борозды, участвуют в распознавании минимальных фонетических единиц, от них сигнал поступает в несколько более отдаленные структуры, которые анализируют более крупные отрезки речи, и т. д. Чем дальше отстоит участок мозга от непосредственного приемника сигналов, чем больше времени идет к нему нейронный сигнал, тем большего объема языковые единства он будет анализировать, вплоть до текста в целом{223}.
Исследования показывают, что мозг не делится на «логические модули» — скорее, его структура связана с прототипическими ситуациями, в которых осуществляется то или иное поведение. Так, например, в префронтальной коре на двух соседних участках расположены центр, управляющий движением глаза, и центр, управляющий вниманием глаза{224}; у макак приблизительно одно и то же поле «ведает» зрительным распознаванием мелких объектов, движущихся около лица, и регистрирует прикосновения к лицу{225}. Возможно, именно о таком устройстве мышления свидетельствуют наблюдения А. Р. Лурии. В ходе своих экспедиций в Узбекистан и Киргизию он выяснил, что люди, не получившие школьного образования, при выполнении заданий типа «что лишнее?» предпочитают группировать предметы не теоретически, как входящие в некоторый класс, а практически, как «подходящие для определенной цели»{226}. Например, топор им оказывается проще объединить не с лопатой («инструменты»), а с поленом (ситуация «рубить дрова»). Точно
