Рэй задним ходом - Дениел Уоллес

Почему именно наш двор, спрашивается? Почему именно мой отец? Он жил спокойной, размеренной жизнью, занимаясь изготовлением карандашей номер два на фабрике, которая в конце

концов позволила ему разбогатеть, между прочим. Почему именно мы? Меня всегда занимал этот вопрос. Тот слон изменил нашу жизнь – и, читая эти слова, не забывай, что у меня было почти двадцать лет, чтобы поразмыслить над всем случившимся. А случилось следующее: буквально через несколько дней мой отец стал знаменитостью в Бирмингеме. Весь город говорил только о человеке со страницы 6А и о Генерале Мосби. ЮПИ посчитало материал интересным, и он появился в новостях – в последних тридцати секундах программы, и внезапно вся страна узнала о моем отце, о слоне и азалиях. Буквально вся страна.

Тем временем моя мать намеренно пережаривала отцовский тост.

Иными словами, неким непостижимым образом все мы трое преобразились, изменились раз а навсегда благодаря слону.

На самом деле здесь напрашивается один вопрос: почему отец не бросился спасать меня? Он любил меня. Господи, он действительно любил меня. Но коли так, почему он подумал в первую очередь о своих азалиях и почему (и это самое главное) мать придала случившемуся столь большое значение? По-моему, отец даже не заметил ее глубокого негодования, поскольку сегодня, как я уже говорил, мы с ним смеемся, когда вспоминаем о слоне. Как легко догадаться, он часто рассказывает эту историю – так часто, что моя мачеха и мой сводный брат знают ее наизусть и уже искренне верят, что видели все собственными глазами. Если же говорить о маме, то, думаю, ее отношение к отцу объясняется тем простым фактом, что он оказался не на высоте положения. Мужчинам в Бирмингеме редко представляется случай оказаться на высоте положения – обычно от них не требуется проявлений героизма; но некоторые женщины, в том числе и моя мать, тешатся мыслью, что, представься такой случай, их мужья, безусловно, выступят достойно, и даже более чем достойно, причем в любой момент и ни секунды не раздумывая.

Если разобраться толком, ничего особенного не произошло. Слон постоял у окна несколько секунд, а потом ушел. «Азалии», – прошептал отец, но достаточно громко, чтобы мать услышала. И внезапно, после восьми лет совместной жизни, она поняла, что он за человек. Она его раскусила. Он мог бы навеки заручиться ее преданностью, просто прыгнув ко мне, накрыв меня своим телом и вытащив (даже если в том не было необходимости!) за пределы досягаемости смертоносного хобота Генерала Мосби, – так же, как я мог бы навеки заручиться твоей преданностью, отказавшись массировать ледяные ступни К. Ты требуешь немногого: верности, постоянства и готовности отказаться от проявлений самоотверженности в случаях, подобных случаю с К. Это псе, чего ты требовала от меня, и я не сумел выполнить твои требования, Мэри, я не сумел.

Да, подумал Рэй. Это хорошо.

Потерпи еще немного, пожалуйста. Мне осталось добавить лишь одно. Мои родители развелись. Ты знаешь. Это не секрет. Но ты знаешь, когда они развелись? Знаешь? Примерно через десять лет после визита Генерала Мосби, когда отцовский сад снова цвел вовсю. Мне было пятнадцать. Десять лет, Мэри. Вот сколько времени потребовалось. Поколение наших родителей относилось к своим обязательствам гораздо серьезнее, чем наше, даже если последние оборачивались горечью и разочарованием. Что и произошло в нашем случае. После визита Генерала Мосби Горечь и Разочарование стали специями, которыми мать приправляла все свои блюда. Ты постоянно чувствовал их запах, их вкус! Десять лет она терпела. Десять лет она намеренно сжигала отцовские тосты. И все это время моя благочестивая мать ждала лишь одного: достаточно веского повода, чтобы со спокойной совестью письменно заявить о своем крайнем недовольстве работником карандашной фабрики. Ты догадываешься, что это был за повод, Мэри. Могу поспорить, догадываешься. Женщины. И не одна, и множество, сменявших друг друга в течение последующих лет, чему способствовало повышенное внимание, которым отец стал пользоваться после того, как его фотография появилась на странице 6А. Говорю тебе, при виде той фотографии у него закружилась голова, и он подумал о сотнях и тысячах людей, тоже видевших снимок. Но прежде чем он начал ходить на сторону, моей матери не хватало ни мужества, ни чувства юмора, чтобы завести разговор о происшествии, случившемся в день, когда в город приехал цирк. Возможно, она сама не понимала, что произошло, а возможно, в конечном счете слон вообще не имел никакого отношения к делу. Возможно, я все придумываю – тах или иначе, теперь это не имеет значения, – но только не бросай меня, мой ангел, ладно? Не бросай меня. Я хороший парень, правда! Я похож на отца больше, чем мне казалось, но я молод, достаточно молод, чтобы учиться, и я не самый плохой человек на свете. Здесь тепло, Мэри, а на улице страшно холодно. Здесь очень тепло, и мне не жаль никаких денег за это. Я полностью оплачу счет, и я клянусь, клянусь, что история с К. никогда больше не повторится. Он был моим слоном в саду. Прошу, прости меня, пожалуйста, пожалуйста. Мэри, Мэри, Мэри, возможно, я уже занял первое место!

Нет, не годится, подумал Рэй.

Он отбросил письмо в сторону, взял еще одну банку пива и начал с самого начала.

ВЕСНА 1969– го

Собака, которую он задавил

Однажды утром по пути в университет, проезжая через недостроенный новый квартал, куда он свернул, чтобы не застрять в пробке на автостраде, Рэй Уильямс задавил собаку, черного шотландского терьера, который возник буквально из пустоты, чтобы закончить жизнь под правым передним колесом его «субару». Когда это случилось, Рэй думал о девушке. А именно о сексе с ней. Тем утром они почти занялись сексом – по крайней мере, уже почти собрались заняться, а потом не стали. И вот он пытался сообразить, в какой именно момент их пути разошлись. Что он сделал? Может, сказал чего невпопад? Если он поймет, что произошло, возможно, в следующий раз он избежит ошибки и они вместе пойдут по другому пути, который ведет в спальню, или к дивану в гостиной, или к славному удобному креслу… Именно в этот момент перед машиной появилась собака и через несколько секунд умерла. Рэй мгновенно нажал на тормоз, остановился у обочины, с бешено бьющимся сердцем, и вышел из машины, чтобы взглянуть на кровавое месиво; удар при столкновении был таким громким, что он ожидал увидеть на дороге ужасную кашу из костей и мяса. Однако терьер, как ни странно, остался целым. Если не считать налипшей на лапы грязи, он был почти чистым, – казалось, он просто упал на бок от сильного толчка и вскочит, коли заставят. Поэтому Рэй легонько пнул его. Вернее, просто пихнул носком тенниски. Но терьер не пошевелился. Маленький черный пес был мертвым и таким тяжелым, таким грузным, какими становятся все живые существа, лишенные жизни. Рэй провел ладонью по лохматому боку, еще теплому, но уже остывающему, и почувствовал желание заплакать – о погибшей собаке и еще о чем-то, об идее собаки, или мертвой собаки, или обо всех собаках, которых он знал. Но он глубоко вздохнул и сдержал подступившие к глазам слезы.

Тогда Рэю пришло в голову, что если бы они с девушкой сегодня утром занялись сексом, этого не случилось бы: он бы задержался дома и разминулся с собакой. Несчастный случай укрепил его в мысли, что заняться сексом все-таки следовало. Это не только доставило бы удовольствие ему и девушке, которая сегодня впервые провела с ним ночь, но и спасло бы жизнь собаке. Поэтому во многих отношениях вина лежала на ней, или на них обоих, поскольку если бы они стали близки, как он хотел, мир сейчас был бы лучше. И Рэю не пришлось бы делать того, что теперь предстояло сделать.

Опустившись на колени на асфальт, он повернул старый кожаный ошейник на шее терьера, чтобы взглянуть на металлическую пластинку с выгравированными на ней телефоном, адресом и именем, именем собаки: К-9. Рэй чуть не рассмеялся шутке – надо же, К-9[2]! Но потом подумал, что, наверное, это не такое уж оригинальное имя, а потом задался вопросом, почему хозяин не потрудился придумать нормальное имя своему псу.

«Ладно, – подумал он, – возможно, в следующий раз они постараются придумать имя получше. Возможно, в конце концов из случившегося выйдет хоть какая-то польза».

Указанный на ошейнике адрес – Глициниевая улица, 2345 – находился неподалеку. Рэй однажды был в том районе, объезжая пробку на автостраде. Все улицы там соединялись одна с другой и все назывались по имени какого-нибудь растения: Можжевельниковый проезд, Азалиевое шоссе, Ежевичный тупик. Строительство так называемого квартала, или поселка, началось почти десять месяцев назад и до сих пор не закончилось. Раньше там находился лесной массив, а теперь почти все деревья вырубили под участки для незатейливых белых домиков, практически одинаковых; незначительные различия – здесь веранда, там остроконечная крыша – только подчеркивали их сходство во всем остальном. На многих лужайках еще даже не выросла первая трава, и они представляли собой голые земляные площадки, разъезженные колесами грузовиков. Квартал напоминал отчасти декорации к фильму, отчасти город призраков. Рэй ехал, высматривая таблички с названиями улиц, и все глубже погружался в уныние при мысли о содеянном. Еще нет и девяти часов, а он уже убил живое существо.