Русское искусство - Игорь Эммануилович Грабарь

же приблизительно главка поставлена и на приделе Петра и Павла, у церкви Николая Чудотворца подле Зверина монастыря. Мы не останавливаемся на целом ряде других типов, о которых будет речь в отделах деревянного церковнаго зодчества, а также, при описании зодчества московско-ярославского, как опускаем и те вычурные формы, которые появились в XVIII и XIX веках и исказили не одну из древних новгородских глав. Ограничиваясь только приведенными, наиболее характерными типами, которых не коснулась порча совсем недавнего времени, мы должны сделать оговорку, что без тщательного исследования древности самих стропил всех этих глав невозможны безусловно точные заключения о времени возникновения той или другой формы. Если глава Николо-Липненской церкви появилась вместе с окончанием храма в 1292 году, то это дает повод думать, что в то время форма ее была более или менее обычной в Новгороде. Между тем трудно допустить, чтобы такая явно архаическая форма была придана ей при какой-либо позднейшей переделке, и поэтому сомневаться в ее современности с сооружением церкви нет оснований. Но раз тип Николо-Липненской главы был еще в ходу в самом конце XIII века, то естествено думать, что как удлиненные главы Св. Софии, так и округлые Юрьева монастыря появились либо незадолго до того, либо вскоре после нее, в начале XIV века. Летописи отмечают пять пожаров, во время которых «святая Софiя огорѣ»[78], и после таких пожаров всегда были возможны переделки глав. Основная форма средней главы ее с большим вероятием может быть отнесена к 1261 году, когда «Владыка Далъматъ поби святую Софiю всю свиньцомъ и устрои себѣ память в вѣки»[79]. В другом списке летописец, упоминая о том же событии, прибавляет: «и дай Богъ сему спасеная молитва и отпущение грѣховъ»[80]. В этих летописных прибавках едва ли можно видеть простое украшение речи и гораздо естественнее предположить, что новая кровля храма, а вместе с ней и новое покрытие глав произвели на новгородцев настолько глубокое впечатление, что нашли свое выражение и в летописи. Весьма вероятно, что тогда именно была создана основная концепция куполов св. Софии, и форма полатного купола была, быть может, тождественна с главным, и лишь после пожара 1394 года, когда «у святѣй Софии маковица огорѣ полатная»[81], ее силуэт принял нынешний свой облик. Остальные четыре главы, видимо, возникли еще несколько позже.

Кресты новгородских храмов были обыкновенно деревянные, обитые жестью, или железные[82]. Боле сложные формы появляются только позже и, начиная с XVI и XVII веков, они принимают очень затейливый и часто чрезвычайно нарядный вид, выработавшийся однако уже не в Новгороде, а перенесенный сюда из Москвы.

Когда в Новгороде завелись свои местные мастера, то вполне естественно, что на первых порах они вынуждены были избегать всех тех технических трудностей, с которыми так легко справлялись их греческие учителя и поневоле начали по возможности упрощать все, наследованные от них, приемы. Раньше всего это отразилось на кладке стен. Строгая система византийской кладки, состоявшая в чередовании рядов камня и кирпича, сменяется более упрощенной, смешанной кладкой. Последняя отличалась тем, что плитняк уже не обтесывался, а клали его в перемешку с простым булыжником, а местами и кирпичом. Таким образом складывались две стенки, причем все пространство между ними заливалось известью, растворенной со щебнем из обломков того же камня. Эта кладка, известная под именем «полубутовой», была небезопасна при возведении более или менее массивных стен на мелких фундаментах и, чтобы предохранить их от неминуемого падения, стройка производилась «в коробку», т. е. стены обкладывали с обеих сторон досками, которые отнимали только после окончательной просушки[83]. Самая известь готовилась превосходно и отличалась необыкновенной клейкостью, что вместе с чрезвычайной толщиной стен, доходящей нередко до двух аршин, сообщало храму большую прочность. Благодаря этой кладке получилась типичная для Новгорода неровная поверхность стен, арок и свода, дающая те живые линии и глади, которые так чаруют современный глаз. Связи были деревянные и в некоторых церквах их еще до сих пор можно наблюдать. Кирпич употреблялся в это время почти исключительно для наружных украшений стен и изготовлялся неровной величины, то шире, то уже, длиннее и короче, смотря по тому, для чего он предназначался.

Вместе с упрощением строительной техники упрощается постепенно и самый план храма, из которого удаляется все, что его осложняет и что не является безусловно необходимым. Сначала очень ясно выделяются три восточных полукружия, но позже, вследствие упорного стремления создать менее холодный, более уютный и тесный тип храма, эти полукружия начинают все придвигаться к основному кубу, пока два боковых не отбрасываются окончательно. Алтарь только в самой восточной своей части, только горним местом выдается из восточной стены церкви, а главная его часть занимает уже восточное отделение самого куба вплоть до двух ближайших столбов купола, к которым прикрепляется иконостас. В это же время во всех церквах устраиваются «полати», первоначально на сводах, соединяющих два западных столба со стенами, а позже на дубовых бревенчатых настилах.

Но самая существенная перемена была внесена в Новгородский храм вместе с созданием фронтонного типа кровли. Трудно сказать точно, когда появился этот тип, как нелегко объяснить с безусловной определенностью, как и откуда он возник, но наиболее вероятное объяснение его происхождения могут дать формы, выработанные деревянным зодчеством Севера. Покрытие таких церквей, как Феодора Стратилата, Спаса Преображения на Торговой стороне или Петра и Павла на Софийской, представляет в сущности не что иное, как две обыкновенные двускатные крыши крестьянской избы, которые поставлены так, что пересекают одна другую. Над местом их пересечения возвышается верх храма, в виде барабана с куполом, увенчанным главой. Благодаря такой системе покрытия церковь получила со всех четырех сторон по довольно высокому фронтону, очень напоминающему лоб или так называемый щипец избы. Возможно, что одновременно тут сказалось и влияние романских форм Германии, с которой Новгород имел деятельные сношения. Восточные части многих немецких церквей XII века имеют три фронтона и в месте соединения четырех крыш у них возвышается высокая башня. Этот архитектурный тип напоминает приемы новгородских четырехфронтонных или так называемых восьмискатных церквей. Такова церковь Годегарда в Гильдесгейме и соборы в Майнце и Вормсе, но особенно близка к новгородским небольшая часовня в Мургардте. Могло быть и так, что фронтонный тип выработался в обеих странах совершенно самостоятельно, и как в Германии, так и в России решающее значение имело перенесение формы светской архитектуры на храм и влияние деревянных конструкций на камень.

Что касается церковных фасадов, то едва ли можно сомневаться в том, что в древнейшую эпоху