Зеленый подъезд - Татьяна Веденская

– И что? Что он будет делать?

– Нормальная реакция на такое систематическое унижение личного достоинства – попытаться получить высокую оценку у других. Часто – через любовь.

– То есть если меня кто-то любит, то, значит, я не так уж плоха, как уверяют папа с мамой? – неуверенно произнес Миша.

– В целом верно, хотя мотивация может отличаться.

– А ее этот Артем...

– Если это был Артем. Да. Он тоже, как и родители, дал ей понять, что она – дерьмо на палочке в стеклянной баночке.

– Кошмар!

– Судьба, – поднял руки доктор. – Если б вы только знали, сколько людей проходит этим путем. Теряя поддержку тыла, то есть семьи, бросаются в объятия первого встречного, чтобы потом получить от него тоже некую отрицательную неосознанную реакцию. Иногда в поисках одобрения и признания мы ходим по кругу всю жизнь. Кидаемся из романа в роман, даже не задумываясь – а надо ли это нам. Нам лично, нам – любимым.

– Нам? – не понял Михаил.

– Ну, не нам с вами. Я так, вообще, – одернул себя аналитик. – Просто когда через ваш кабинет проходит по десять человек в день с подобной проблемой, то начинаешь звереть. Почему мы так не любим себя, почему так не любим своих детей? Почему ни за что на свете не рискнем открыто показать свою любовь и потребность в любви? Все загораживаемся, все защищаемся. А потом вот появляются такие Алисы, и мы спокойно говорим – трудный случай.

– Но ведь не все становятся наркоманами! – воскликнул Потапов.

– Это верно. Кстати, то, что она пошла именно этим путем, – случайность. Она могла бы с таким же успехом стать проституткой, воровкой или просто опустившимся бомжем.

– Но стала тем, чем стала.

– Ну, – протянул доктор, – еще не вечер.

– Не надо так. Не дай бог, – тучей помрачнел Михаил.

– Вы ее сильно любите?

– Очень. Я готов на все для нее. Невыносимо думать, что ее жизнь уже кончена. Сейчас, когда у нее все впереди.

– Да, я понимаю. Не будем загадывать, что там впереди. А вот позади у нее тяжелейшая шоковая травма. И тоже, к сожалению, не такая уж и редкая. Хотя все же и не из разряда обычных.

– Изнасилование? Оно – корень всех этих бед?

– В общем – да. Только поймите правильно. Оно лишь довершило то, что начали родители, а продолжил этот Артем. Девочка уже на тот момент чувствовала себя некрасивой, не нужной никому неудачницей, паршивой овцой. Мама с папой разлюбили, брат вытирает об нее ноги, любимый мужчина – и заметьте, нормальный мужчина – ее бросил, причем жестоко. Она пишет – выкинул из жизни, как ненужный мусор. И тут еще находятся четверо мерзавцев, которые спокойно и без напряга ее увозят за город и там насилуют по кругу, пока она не отключается практически. Потом выбрасывают, опять, заметьте, как тот же самый мусор, и все. Она одна. Она маленький уничтоженный человечек, чувствующий себя грязным, использованным дерьмом. Никому не нужным, бесполезным куском мяса, с которым этот «нормальный» мир делает все, что пожелает.

– Жутко это все как-то.

– Не то слово. И я вас уверяю, что мы с вами даже представить не можем, до какой степени ей в тот момент было жутко. Настолько жутко, что потребовалось раздвоить свою личность на «до» и «после». Смотрите – вот! Я прежняя умерла, осталась только Элис.

– Она так спокойно об этом пишет.

– Она ведет себя как парализованный человек. Духовно парализованный. Ну да ладно, поехали дальше.

– У меня кружится голова, – вдруг простонал Миша.

Доктор осмотрел его, встал, налил воды из стерильно чистого стеклянного кувшина и протянул стакан. Миша жадно припал к воде.

– Может, на сегодня хватит?

– Нет, ни за что, – прохрипел он, – я только попью, и все. Продолжайте, пожалуйста.

– Ну смотрите, – с сомнением оглядел его врач, – я не обещал, что будет легко.

– Я переживу. Раз она это пережила.

– О’кей. Итак, далее. А далее у нас такой есть вывод. Если бы случилось что-то одно – изнасилование, конфликт с родителями или расставание с Артемом, то она бы выжила. Поплакалась бы маме, уткнулась бы в плечо Артема и пережила. Пара еле заметных фобий, и все. Она бы продолжала театральный слалом, вышла бы замуж. Или вообще пошла в театральное училище. В общем, все могло бы окончиться неплохо, только надо было, чтобы рядом оказался хоть кто-то, кто, по ее оценкам, любил бы ее и понимал. Но рядом с ней не оказалось никого. Родители ее бы только добили. Опять же, по ее оценкам. Так ли это было бы или нет, кто знает.

– Мать могла бы отвести ее в какой-нибудь кризисный центр для жертв насилия.

– Вы основательно подготовились к теме. Однако из записей мы видим, что родители совершенно не заметили или не пожелали заметить, что с их дочерью произошло что-то страшное. А ведь Алиса давала поводы поинтересоваться.

– Траур, и все такое?

– Конечно! – кивнул доктор. Он вошел в профессиональный раж, глаза блестели, а пальцы непонятно почему дрожали, теребя шариковую ручку.

– Они ничего не хотели видеть!

– А зачем? Проще же говорить себе – это доченька моя опять с ума сходит, непутевая. А у меня все в порядке.

– И что потом? При чем тут наркотики?

– А ни при чем. Я не думаю, что наркотики появились вот так сразу. Скорее всего, до них еще прошло какое-то время, возможно долгое. А вот окружение свое она полностью сменила уже через неделю. Она ушла из дома?

– Да, я тогда ей часто звонил. Ее сначала просто не было, а месяца через два они стали отвечать, что она там больше не живет. Потом уже я узнал, что она в Питере. Но как она туда попала, я не знаю до сих пор. Сказала – вышла замуж. И все.

– Неважно. Она была отвергнута – родителями, мужчиной и обществом в лице этих скотов. Она сама решила, что та Алиса, что была, – умерла. Появилась новая. Та, которая согласилась с общим мнением. Да, я дерьмо. Вы так считаете, так оно и есть. И потом после этого она отправилась искать людей своего круга. Такие же отбросы.

– Найти самое дно! – вдруг сказал, думая о чем-то своем, Миша.

– Что?

– Она как-то сказала, что пыталась найти самое дно.

– Очень образно. Все-таки какая яркая, интересная женщина. Действительно жаль, что жизнь ее так поломала.

– Но мы все поправим.

– Не обольщайтесь. Все исправить не удастся точно. Если мы в принципе переломим ход событий, будет уже чудо. Не больше. Ее юность прошла так, как прошла. И ничего заново уже не перепишешь. Она нашла это свое самое дно. И того мужчину, что ее полюбил там, на дне.

– Ее муж? Наркоман и убийца?

– Он самый. Он женился на ней и сделал ей ребенка. Может быть, она только поэтому до сих пор жива, а не выбросилась из окна, как мечтала.

– Ничего себе мечта, – охнул Миша Потапов. Как же все сложно! – А если бы не он, она бы пошла дальше?