Мифы о России и дух нации - Александр Горянин

Я прервал собеседника, не в силах выслушивать этот каталог ужасов далее. Меня вдруг осенило, что все носители катастрофического мышления бессознательно (если они искренни) или цинично (когда играют обдуманную роль) не отступают от одного и того же, еще византийского, правила: настроишь людей на хорошее и промахнешься — все на тебя злы; напророчишь плохое, а оно не сбудется — тебя еще и расцелуют. Горевать нет смысла, понял я. Здравый смысл и знание истории подсказывают, что и Китай, и Америка, и Европа, и уж конечно Россия справятся со своими проблемами. Любителей предсказывать светопреставления хватало во все века, но свет не преставился. И нам ли бояться будущего, когда на наших глазах, после длившейся больше семидесяти лет российской катастрофы вдруг произошло чудо.

Я уже касался этой темы выше, но как-то непозволительно вскользь. А ведь мы, россияне, стали свидетелями величайшего из чудес, свидетелями и творцами события, которого «не могло быть» . Мы твердо знали, что всем нам суждено прожить жизнь при постыдном и убогом советском строе, в который мы погрузились при рождении, что даже нашим детям вряд ли удастся увидеть его конец, ибо этот строй не навязан нам извне, как Восточной Европе, он наше отечественное изобретение, и народ наш, увы, ощущает его своим. Этот строй, рассуждали мы, устранит лишь медленное, поколениями, изживание его. И вдруг, словно истек срок проклятья, он затрещал и рассыпался — подобно тому, как от петушьего крика в гоголевском «Вие»  рассеялась нечистая сила, хлопая перепончатыми крыльями и застревая в окнах.

Конечно, советский период российской истории закончился не одномоментно, это был процесс. Но процесс по историческим меркам исключительно короткий. Настолько, что порой в наших воспоминаниях дело воспринимается так: мы проснулись, здрасьте — нет советской власти. Исторически мгновенный крах коммунизма никакому академическому объяснению не поддается, что лишний раз подтверждает: история — ничто иное, как цепочка антинаучных чудес. Ведь ни один ученый муж (все равно, кремлевед, футуролог или звездочет) не предрек полтора десятилетия назад, что от «развитого социализма»  вот-вот останется мокрое место.

Многим эта внезапность мешает понять, что коммунизм не околел сам по себе и не пал жертвой хитроумного заговора, а что его победила либеральная составляющая развития нашей страны, составляющая всегда очень сильная в русской истории — отсылаю к работам В.В.Леонтовича, С.Г.Пушкарева, А.Л.Янова и ряда других авторов. В нашей стране произошел, повторюсь, необыкновенный по мощи либеральный прорыв (оговорки относительно слова «либеральный»  см. выше).

Люди, так и не уяснившие, что же именно случилось за поразительные 64 месяца между чернобыльским взрывом и августом 1991-го (хотя действие разворачивалось, как выражались в старину, прямо на глазах у потрясенной публики), ищут свои объяснения происшедшему. Чаще всего конспирологического свойства. То есть, если кто-то воспользовался тем или иным событием, значит он это событие втайне и подстроил.

Хотя свобода досталась нам как итог нашего собственного сложного внутреннего саморазвития в течение семи десятилетий после большевистского переворота, хотя она стократ заслужена и выстрадана Россией, все равно ее явление воспринимается как чудо. Но воспринимается не всеми, даже среди либерально и демократически мыслящих людей. Многие из тех, кто прыгал от восторга в девяносто первом, сегодня разочарованы и даже полны гнева.

Однако вправе ли был человек, пережидавший наводнение на крыше своего дома, надеяться, что едва сойдет вода, он вновь увидит милый сердцу цветник с анютиными глазками и качалку с пледом и томиком Тацита? Как ни грустно, на месте этих превосходных вещей неизбежно должны были оказаться сотни тонн ила, песка, мусора, коряг да раздутые трупы животных.

Можно ли было ждать, что едва схлынет потоп коммунизма, явится, словно град Китеж, историческая Россия (или, если кому-то так милее, Россия Серебряного века) — возродятся в одночасье поголовная вера в Бога, вековое народное трудолюбие, сноровка и расторопность, религиозное отношение крестьянина к земле, воскреснут купечество, казачество, земство, воссоздадутся образцовые финансы, продвинутая благотворительность, превосходная переселенческая политика, беспримерное по мировым меркам асимметричное национально-административное устройство со своими законами и судами у целого ряда народов, второе в мире книгоиздательское дело, вернутся к жизни культурные очаги дворянских гнезд?

Похоже, кто-то этого и ждал. А другим виделась просто, без углубления в общественно-исторические дебри, наша быстрая метаморфоза в общество потребления западного типа. Ни того, ни другого произойти, конечно, не могло. Сначала нужна беспримерная уборка, ведь коммунизм изгадил и осквернил каждый вершок родных просторов. Она займет долгие годы. Капризных это раздражает, трудности воспринимаются как нечто незаконное: мы, де, так не договаривались.

Если уж судьба расщедрилась…

И тут я бы хотел обратить внимание нетерпеливых и капризных на некоторые обстоятельства, явно оставшиеся ими неувиденными. Печальная картина, открывшаяся после схода красных вод, помешала им заметить совсем не чаемые подарки судьбы. Она уж если решает проявить настоящую щедрость, обычно не мелочится. Подарки новейшей российской истории не исчерпываются концом советской власти. Потомки оценят еще одно чудо — христианскую мудрость и политический инстинкт русского народа, с миром отпустившего в 1991-м все «советские социалистические республики»  вчерашнего СССР. Включая те, что были частью метрополии, коронными землями Российской империи — Украину и Белоруссию. Ни одной из четырнадцати новых стран не пришлось вести войну за независимость. Пример Югославии показывает, что бывают куда более ужасные сценарии раздела. Причем и югославский, согласимся, не предел. Даже трудно себе представить, какие жуткие события могли произойти у нас в начале девяностых — но, к счастью, не произошли.

Но и на этом цепь новейших исторических удач России не обрывается. Мало кто оценил еще одну, хотя она тоже у всех перед глазами. Речь о той неправдоподобной быстроте, с какой в России воссоздался предпринимательский слой. Помню, в кухонных дебатах 70-х и 80-х никто не мог опровергнуть тезис, что из всех утрат исторической России эта — самая необратимая. «Политические ценности можно воспринять, но частнособственнические отношения пресечены слишком давно, откуда теперь взяться людям, знающим, что такое залоговое право, биржевый курс или оборот векселя на себя? Не смешите, батенька!»  — доносился сквозь клубы дыма голос наиболее начитанного из спорщиков.

Жизнь любит посмеяться над умозрительными построениями. Нужные люди появились, едва раздался клич «Дозволено все, что не запрещено!» , годный, по правде сказать, лишь для стран старого капитализма, где жизнь за века выявила всё, что безусловно следует запретить. Законодательство СССР, с которым мы въезжали в рынок, не предусматривало рыночных отношений и поэтому не содержало таких запретов. Зато запрещало вещи, без которых рынок немыслим. Первопроходцы, нарушая законы обоих миров, двигались как по минному полю. Неудивительно, что первую когорту составили люди наиболее бойкие, быстрые, дерзкие, бедовые. Социалистическая клетка тяготила их уже по причинам темперамента. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков»  — жаловался когда-то Высоцкий. Выяснилось, что не так уж и мало.

Исторически мгновенно наладив инфраструктуру рынка, они совершили невероятное. Хотя акыны нашей публицистики, во всеоружии своих телевизионных познаний о жизни, видят пока лишь отрицательную — уголовную и гротескную — сторону процесса. Верно, некоторые из пионеров российского рынка заслуженно не понравились бы старику Ломброзо, но их великую экономическую импровизацию невозможно было обойти или перескочить. Подумайте, из какого девственного социалистического леса вышли эти люди, совершенно не боящиеся жизни, вмиг начавшие заниматься челночным бизнесом, открывать магазины, возводить биржи, банки, холдинги (и пирамиды!), гнать грузы через границы, открывать рекламные и продюсерские компании, выпускать акции и векселя, прогорать и вновь вскакивать (или не вскакивать) на ноги!

Спору нет, в отечественном бизнесе с самого начала присутствовала криминальная струя (хоть и не такая мощная, как изображают газеты). Не так давно я совершил журналистскую поездку по 22 провинциальным городам, везде интересовался именно этим и получал похожий ответ: да, вот такой-то с судимостью (чаще по советской экономической статье, но нередко и по уголовной). Но теперь ворочает крупным делом, ворочает по правилам рынка и деловой жизни, хотя и сохранил былые манеры. Те, кто пришли в легальную экономику, больше не желают конфликтовать с законом. Не надо недооценивать их гибкость и обучаемость, их способность — и стремление! — респектабелизироваться. Управлять преступным бизнесом — неизмеримо более хлопотное, опасное и высокозатратное занятие, чем управлять налаженным законным делом. А так как за прошедшие годы жизнь выявила на Руси великое множество врожденных дельцов, купцов, оборотистых предпринимателей из молодежи, то люди, знакомые с нарами, численно затерялись в этом множестве.