Невидимая брань (издательство «ДАРЪ») - Никодим Святогорец

Какого порядка держится диавол в ведении духовной брани со всеми и как прельщает людей разных нравственных состояний

Знай, возлюбленный, что диавол ни о чем другом не печется, как о погибели каждого из нас, и что не одним и тем же способом ведет со всеми брань. Чтобы тебе было это яснее увидеть и понять, представлю тебе пять нравственных состояний людей и опишу соответственные им козни, обходы и прельщения вражеские. Состояния эти следующие: одни пребывают в рабстве греху, не имея и помышления об освобождении от него; другие, хотя помышляют об этом освобождении и желают его, но ничего не предпринимают, чтобы достигнуть его; есть и такие,

которые по освобождении от уз греха и стяжания добродетелей попадают опять в грех с большим нравственным растлением. Из этих последних одни в самопрельщении думают, что, несмотря на то, все еще идут к совершенству, другие в беспечности оставляют путь добродетели; третьи самую добродетель, какую имеют, превращают в повод и причину зла для себя.

На каждого из них враг действует, соображаясь с его настроением.

Глава тридцатая

Как диавол утверждает грешников в рабстве греху?

Когда диавол держит кого в рабстве греху, то преимущественно заботится о том, чтобы все более и более омрачать его духовным ослеплением, отгоняя от него всякий добрый помысл, могущий привести его в сознание пагубности своей жизни. И не только отгоняет от него добрые помыслы, которые могли бы подвигнуть его на покаяние и обратить на путь добродетели, но вместо них влагает помыслы злые и развращенные и тут же подстраивает подручные поводы к обычному ему греху и увлекает его часто впадать в него или в другие более тяжкие грехи. От этого бедный грешник становится все более и более омраченным и ослепленным. Ослепление это укореняет в нем навык и непрестающий позыв все грешить и грешить, так что он, несчастный, влекомый от дела греховного к большему ослеплению и от ослепления в большие грехи, кружится, как в водовороте, и прокружится так всю свою жизнь до самой смерти, если не привнидет особенная Божия благодать во спасение ему.

Кто находится в таком бедственном состоянии, тому, если он пожелает от этого избавиться, надлежит не медля, как только придет ему благое помышление, или лучше сказать, внушение, зовущее его из тьмы во свет и от греха к добродетели, тотчас принять его со всем вниманием и желанием, тотчас усердно приступить и к делу, взывая из глубины сердца к щедрому Подателю всякого блага: «Помоги мне, Господи Боже мой, скоро помоги и не оставляй меня более в этой греховной тьме». Пусть не знает утомления, взывая таким или иным каким словом; но вместе с тем пусть взыщет и земной помощи, обратясь к знающим дело за советом и руководством, как бы успешнее освободиться от томящих его вражеских уз греховного рабства. Если это невозможно сделать тотчас, пусть исполнит то, как только откроется возможность, не переставая прибегать к распявшемуся за нас Господу Иисусу и к Его Пречистой Матери Богородице Приснодеве, моля Их благоутробно смилостивиться над ним и не лишить его скорой подобающей помощи. Да знает он, что в этом неотлагании дела и скорой готовности последовать доброму внушению – его победа и преодоление врага.

Глава тридцать первая

Как враг удерживает в своих сетях тех, которые осознали свое бедственное положение и хотят избавиться от него, а к делу не приступают. И отчего наши добрые намерения нередко не приводятся в исполнение

Тех, которые познали худость и бедственность жизни, которой они живут, враг успевает удерживать в своей власти наибольшей частью следующим простым, но всесильным внушением: «После, после; завтра, завтра». И бедный грешник, прельщаясь тенью доброхотства, представляемого таким внушением, решает: «В самом деле, завтра; теперь же я закончу свое дело и потом с полнейшей беспопечительностью предам себя в руки благодати Божией и неуклонно пойду путем духовной жизни; теперь сделаю то и то, а завтра покаюсь». Сеть это вражеская, брат мой, которой он уловляет многих и премногих, и держит в своих руках весь мир. Причина же, по которой эта сеть так удобно опутывает нас, – это наше нерадение и ослепление. Ничем другим, как нерадением и ослеплением, нельзя объяснить того, что в таком важном деле, от которого зависит все наше спасение и вся слава Божия, мы не беремся тотчас за самое простое и легкое, чтобы с полной решимостью и энергией сказать себе: «Сейчас! Сейчас начну духовную жизнь, а не после; теперь же покаюсь, а не завтра. Ныне, сейчас в моих руках, а завтра и после в руках Божиих. Но если и благоугодно будет Господу дать мне завтра и после, могу ли я быть уверенным, что и завтра найдет на меня это благое и понудительное помышление об исправлении жизни?» К тому же, что за бессмыслие говорить, например, когда предлагается верное средство от болезни: «Погоди, дай еще поболею немного»? А отлагающий дело спасения совершенно походит на такого.

Итак, если желаешь избавиться от вражеской прелести и победить врага, тотчас берись за надежное против него оружие, тотчас послушайся делом добрых помышлений и Божиих тебе внушений, зовущих тебя к покаянию, не допускай ни малейшей отсрочки и не позволяй себе сказать: «Я положил твердое намерение покаяться немного после и не отступлю от этого намерения». Нет, нет, не делай так. Такие решения всегда оказывались обманчивыми, и многие-премногие, понадеясь на них, оставались потом нераскаянными до конца жизни по разным причинам.

а) Первая та, что собственная наша решимость не бывает основываема на неверии себе и на крепком уповании на Бога. Потому не бываем чужды гордостного мнения о себе, неотложным следствием которого всегда бывает удивление от нас благодатной Божией помощи и вместе с тем неизбежное падение. От этого решающий в себе: «Завтра непременно брошу путь греха», – встречает всегда противное тому – не восстание, а большее падение, а там опять падение за падением. И Бог промыслительно иногда попущает это, чтобы привести самонадеянного в сознание своей немощи и побудить ко взысканию Божией помощи, единой надежной, с отвержением и попранием всякой надежды на себя. Хочешь ли знать, человек, когда крепка и благонадежна будет твоя собственная решимость? Когда не будешь держать никакой надежды на себя, и когда она у тебя основана будет на смирении и крепком уповании на единого Бога.

б) Вторая та, что при такой нашей решимости имеется в виду преимущественно красота и светлость добродетели, и они-то привлекают к себе нашу волю, сколько бы она ни была слаба и немощна; причем, конечно, трудная сторона добродетели ускользает от внимания. Но сейчас она ускользает потому, что желание красоты добродетели сильно влечет волю; завтра же, когда между тем наступят обычные дела и заботы, оно не будет уже так сильно, хотя принятое намерение еще помнится. При ослабшем желании и воля слабеет или вступает в естественную свою немощность, вместе же с тем и трудная сторона добродетели выступит вперед и предстанет перед глазами; потому что путь добродетели по существу своему труден, и труднее всего бывает он при первом шаге. Пусть теперь положивший вчера сегодня вступить на этот путь приступит к нему; он уже не будет иметь в себе никакой опоры к исполнению этого: желание не напряжено, воля ослабла, перед очами одни препятствия – и в себе, и в порядках его обычной жизни, и в обычных сношениях с другими. Он и решает: подожду пока, соберусь с силами и пойдет таким образом ждать день ото дня, и не удивительно, если прождет и всю жизнь. А приступи он к делу вчера, как только пришло воодушевительное желание исправиться, сделай то или другое по требованию этого желания, введи в жизнь что-нибудь в духе его – ныне и желание, и воля не были бы так слабы, чтобы отступать перед лицом препятствий. Препятствий не миновать, но, имея в себе опору, он, хоть с трудом, но преодолел бы их. Проведи он весь день в этом преодолевании, на другой день они оказались бы гораздо менее чувствительными, а на третий еще менее. Дальше и дальше – и установился бы он на добром пути, в) Третья – та, что добрые возбуждения от греховного сна не только неохотно опять приходят, после того как были оставлены без исполнения, но и когда приходят, не производят уже того действия на волю, которое оказали в первый раз; воля не настолько быстро склоняется следовать им, и вследствие того решимость на то, если и появится, бывает слаба, не энергична. Но если более сильное возбуждение человек смог отложить до завтра и потом совсем потерять, то тем удобнее поступит он также и со вторым и еще тем удобнее с третьим. И так далее: чем чаще отлагается исполнение добрых возбуждений, тем слабее бывает их действие; потом дело доходит до того, что они совсем становятся бездейственными, приходят и отходят бесследно; а наконец и приходить перестанут. Человек предается в руки падения своего; сердце его ожесточается и начинает иметь отвращение к добрым возбуждениям. Так отлагательство делается прямым путем к конечной погибели.