Экватор - Мигел Соуза Тавареш

— Нет, конечно же, нет! — Луиш-Бернарду почувствовал, что позволил поймать себя на противоречии. — Очевидно, что Сан-Томе будет нуждаться в импорте рабочей силы еще многие годы, и, если здесь ее в избытке, вопрос только в том, чтобы все делалось по правилам. Потому что, как вы хорошо знаете, весь этот вопрос с англичанами, эти обвинения коммерсантов из Ливерпуля и Бирмингема в том, что мы, дескать, привозим на Сан-Томе рабов из Анголы, наносят нам ущерб, который тут же подхватывают местная пресса и общественное мнение. Если так будет продолжаться, мы рискуем объявлением против нас бойкота, который заблокирует экспорт какао на британский рынок, а потом и на американский — и это будет трагедией для Сан-Томе и концом колонии.

Губернатор Анголы посмотрел ему прямо в глаза. Это был взгляд хитрого лиса, скользкий и недоверчивый.

— Гм…

Он встал и направился к балкону, выходящему в сад. Опершись о перила, он простоял так несколько секунд — ни дать, ни взять, маленький человечек, распоряжающийся судьбами всей Африки! Потом, развернувшись на каблуках, он устремил взгляд на Луиша-Бернарду, упершись спиной в перила балкона и скрестив руки на груди — Наполеон из тропиков оценивает вражеские силы:

— Англичане! Эти лицемеры и хвастуны! Гуманисты, так этим, якобы, обеспокоенные. А сами ведь не могут отличить негра от китайца! Скажите-ка мне, Валенса, англичанин когда-нибудь станет трахаться с черной? — Нет! А мы да, черт возьми! Вы знаете, как мы заселяем и оккупируем эти огромные ангольские просторы? Не армией, которая лишь только проникнет вглубь территории, то сразу же сбегает оттуда. И не за счет семей поселенцев: какой, скажите мне, безумец поселится посреди джунглей с женой и детьми, где нет никаких признаков цивилизации? — Ничего подобного! Так знаете, как мы заселяем эту страну?

— Скажите на милость.

— Мы это делаем при помощи несчастных и оборванных выходцев из наших провинций Минью, Алентежу или Траз-уж-Монтеш. Мы, правительство, вручаем им бумаги на землю, и эти бедняги даже не могут толком расшифровать или понять, где она находится. Но это земля, собственность, принадлежащая им, тем, у кого никогда не было ни кола, ни двора! И тогда эти несчастные собираются в путь-дорогу. Одному только Богу известно, как им это удается!.. Они спрашивают у всех, где находится такая фазенда «Нова Эшперанса» в округе Уиже или Параизу, что в Кванза-Норте. И потом, если чудом им удается добраться туда живыми и здоровыми и стать владельцами того, что является всего лишь участком лесной чащи, если, опять же чудом, у них получается выжить и посадить там картошку или продать какие-нибудь безделушки черным — где же в это время их семья? А семья их, оказывается — это все те же черные бабы, которых они покупают у старейшины деревни: мешок фасоли за одну, поросенок за двух. Вы спросите про священника, свадьбу и про записанных детей? — Да ни черта подобного! Там бы выжить! И эти несчастные довольствуются тем, что у них одна, две или три черные женщины, которых они зовут женами, прекрасно зная, что никогда уже не выберутся из этой своей чертовой дыры. Мы же, правительство, довольствуемся тем, что наши земляки живут себе там в джунглях и лишь просим их, чтобы учили своих детей-мулатиков португальскому языку! Вот так мы и осваиваем ангольскую глухомань, а все остальное — это для всяких там договоров и салонных дипломатических разговоров. Хотел бы я посмотреть на англичанина с Кингс-роуд, в его белом фланелевом костюмчике, живущего на фазенде «Нова Эшперанса», как он поворачивается к своей черной жене и спрашивает: «Oh, dear, you care for a drink?» — Как видите, мы тут тоже по-английски чешем, будь здоров…

Губернатор, довольный собой, замолчал, глядя на гостя сверху вниз. Он был красноречив, грандиозно, опустошающе красноречив! Луиш-Бернарду, несколько смутившись, молчал. Его охватила настоящая тоска: «Боже мой, что я здесь делаю, какое отношение имею я ко всему этому, к этому тропическому „наполеончику“, к португальцам из Траз-уж-Монтеш, сожительствующим с черными лесными женщинами, к этой жуткой влажности, безумной жаре, к этой дикости, которая сквозит из каждого угла, из каждого человека, будь он белым, черным или англичанином?»

— Знаете, дорогой мой, — губернатор продолжал атаковать, уверенный в себе и преисполненный чувством победы, не позволяя ослабнуть тому эффекту, который его речь, он был уверен, произвела на Луиша-Бернарду. — Знаете, кому удавалось лучше всех общаться с англичанами, кто, на самом деле, мог их по-серьезному заарканить? Таким человеком был мой выдающийся предшественник на этом посту, генерал Кальейруш-и-Менезеш. Вы, кстати, когда-нибудь слышали о нем?

Да, Луиш-Бернарду знал историю этого генерала, легенды о котором передавались из уст в уста среди плантаторов на Сан-Томе. Его деловая переписка хранилась до сих пор в специальной папке столичного министерства. В 1862 году, двадцать лет спустя после подписания договора с Англией, английские уполномоченные представители в Анголе обратились с жалобой к губернатору о том, что португальские корабли занимаются торговлей и перевозкой рабов из засушливых районов этой страны на плантации Сан-Томе и Принсипи, вероломно нарушая таким образом соответствующий двусторонний договор. Кальейруш-и-Менезеш дал им письменный ответ, повторив обычные аргументы о том, что так называемые рабы являются либо свободными, либо освобожденными людьми. Все они получают жалование и могут вернуться домой, когда захотят, хотя очевидно, что они предпочтут остаться на Сан-Томе, нежели вернуться к своим варварским условиям в Анголе. У каждого из них существуют соответствующие документы, включая паспорт, и, юридически, речь идет всего лишь о рабочих, которые мигрируют из одной провинции империи в другую. Генерал при этом поинтересовался у англичан, почему они, например, сначала не проверят французские корабли, которые, ни от кого не скрываясь, занимаются перевозкой рабов из Гвинеи на Антильские острова.

Англичане продолжали давить, напомнив, что у них нет соглашения с Францией, а с Португалией есть, и что, по его условиям, они требуют прекратить транспортировку ангольцев на острова Сан-Томе и Принсипи. Кальейруш-и-Менезеш остался непреклонным, отстаивая свои доводы, и приказал вернуть английским уполномоченным присланное ему письмо, сказав, что впредь станет принимать от них только компетентную «информацию» и будет проверять ее через английского консула. Тем временем, в удовлетворение настойчивых просьб со стороны островных плантаторов, где количество черных наемных рабочих, из-за случившейся ранее эпидемии оспы, сократилось наполовину, генерал активизировал отправку на Сан-Томе нового контингента — были они рабами или нет, это другой вопрос. Предвидя жалобы англичан, адресованные Лиссабону, он объяснился перед министром: «Чтобы Ваше Превосходительство могло оценить жертвы, на которые владельцы плантаций идут по причине нехватки рабочих рук, сообщаю Вам, что они вынуждены нанимать свободных граждан, и даже выкупают рабов или платят выкуп за вольнонаемных, предоставляя потом им всем свободу. Затем, уже свободными по статусу людьми, их везут на Сан-Томе. Здесь же, тем не менее, они снова оказываются вынужденными забыть полученное в Анголе освобождение от рабства, поскольку на островах они уже поступают к тому работодателю, который заплатит за них большую цену. Вся эта ситуация, Ваше Превосходительство, требует Вашего личного участия и дополнительной поддержки».

Под давлением англичан Кальейруш-и-Менезеш был уволен со своего поста, после почти полутора лет губернаторства в Анголе, и такие «переводы» рабочей силы был резко сокращены, сначала до четырех черных на корабль, а потом и вовсе запрещены. Однако это обстоятельство заставило министра по делам колоний серьезно задуматься и разрешить отправку работников на Сан-Томе из других португальских колоний — Мозамбика и даже из Макао, что на Китайском море! Потом же, спустя какое-то время, когда для видимости были приняты меры, необходимые для того, чтобы успокоить англичан, все вернулось к прежней практике, и Ангола снова обрела статус главного поставщика рабочей силы для Сан-Томе. С тех пор, за почти сорок пять лет, практически ничего не изменилось. Факты повторялись, и доводы тоже.

Будучи юристом по образованию, Луиш-Бернарду отдавал должное мастерски выстроенной португальской стороной юридической защите своей позиции, изложенной почти полвека назад. И действительно, на каком таком основании некое стороннее государство оспаривало право португальских граждан с соответствующим паспортом менять свое место пребывания и работы в пределах территории Португалии? Если, например, португальцы из Минью захотят эмигрировать в Алгарве (а некоторые раньше именно так и сделали), какое законное право имела бы Англия, расследуя подобный вопрос? Ведь Алгарве и Минью — ровно в такой же степени Португалия, как и Ангола, Мозамбик, Макао или Сан-Томе. На это можно было бы, в свою очередь, возразить, что законность требований Англии проистекала из подписанного двумя странами договора. Он подтверждал за ней возможность контролировать эту миграцию между колониями (в официальном языке использовалось слово «провинции»), дабы убедиться, что она перестала быть грязным способом сокрытия транспортировки рабов из одной колонии, где рабочая сила была в избытке, в другую, где ее катастрофически не хватало. Ведь острова Сан-Томе и Принсипи были открыты португальцами в XVI веке как необитаемые.