Московия - Сигизмунд Герберштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам же он не именуется царем никем из них, за исключением, разве что, ливонца{111}. Свои титулы они издавна писали в трех кругах, заключенных в треугольник. Первый из них, верхний, содержал следующие слова: «Наш Бог — Троица, пребывавшая прежде всех век, — Отец, Сын и Дух Святый, но не три бога, а один Бог по существу». Во втором был титул императора турок с прибавлением: «Нашему любезному брату». В третьем — титул великого князя московского, где он объявлял себя царем, наследником и господином всей восточной и южной Руссии, при этом мы видели следующую прибавку к общей формуле: «Мы послали к тебе нашего верного советника». В сношениях же с королем польским он пользуется таким титулом: «Великий господин Василий, Божией милостью господин всея Руссии и великий князь владимирский, московский, новгородский, смоленский, тверской, югорский, пермский, булгарский и проч.», не пользуясь титулом царя, ибо ни один из них не удостаивает принять грамоту другого с прибавлением нового титула. Такое случилось и в нашу бытность в Московии, когда мы заключали между ними перемирие, когда московит насилу принял присланную ему королем Сигизмундом грамоту с прибавлением титула герцога мазовецкого.
Некоторые пишут, что московит домогался от римского папы и от цесаря Максимилиана царского титула. Мне это кажется невероятным, в особенности потому, что ни на одного человека он не озлоблен более, чем на верховного первосвященника, удостаивая его только титула «Учитель»{112}. Цесаря же римского он почитает не выше себя, как это явствует из его грамот, где он ставит свое имя перед титулом императора. Наш титул «герцог» обозначается у них словом «кнез», и, как я сказал, они не имели никогда никакого более высокого титула, с прибавлением, впрочем, слова «великий». Именно все прочие, кто располагал только одним княжеством, именовались «князь», те же, кто имел несколько и чьей власти подчинялись другие князья, назывались «великими герцогами», и у них нет никакой другой степени или достоинства, кроме боярского, которые, как я сказал выше, занимают место нашего дворянства и рыцарей. В Хорватии и Венгрии вельможи и попы также называются «knes», а у нас, как и в Венгрии, они носят только графское имя.
Некоторые знатные мужи не усомнились обратиться ко мне с заявлением, более того, даже с упреком за то, что нынешний государь Московии{113} обыкновенно ссылается на грамоты блаженной памяти императора Максимилиана, в которых будто бы дарован царский титул отцу его Гавриилу, пожелавшему впоследствии изменить имя и назваться Василием, и что будто бы он утверждает, что эти грамоты привез к нему я. Следствием этого было то, что в последних переговорах с королем польским он потребовал именовать его царем, отказываясь иначе принимать какие бы то ни было условия. Хотя такие речи как не соответствующие истине и даже неправдоподобные не должны были бы нисколько трогать меня, все же я вынужден опровергать их не столько ради себя, сколько ради доблестнейшего и всемилостивейшего моего государя, так как вижу, что по недоразумению чистейшая о нем память омрачается ненавистью. Ни для кого не тайна, что некогда существовала известная вражда между императором Максимилианом и королем польским Сигизмундом: именно тогда, когда Сигизмунд женился на дочери графа спишского Стефана{114}. Некоторые поясняли, что это было сделано для того, чтобы брат невесты Иоанн мог, пользуясь влиянием и содействием Сигизмунда, жениться на Анне, дочери Владислава, короля венгерского{115}, а тем самым было бы затруднено и нарушено право наследования королевства Венгерского{116}, принадлежавшее Максимилиану и его внукам. По этой причине Максимилиан, разумеется, признавал для себя важным быть в союзе с московитом, постоянным врагом литовцев и поляков.
Император послал послов к Василию, великому князю, в Москву и заключил с ним договор о дружбе. Против польского короля был резко настроен и прусский великий магистр{117}, власть которого была также близка к королевской. Все это не нравилось королю, который не был склонен к войне и искал только мира и спокойствия. Но когда на встрече в Братиславе Максимилиан и Владислав в присутствии и при содействии Сигизмунда пришли к соглашению относительно брака Анны, то всякие подозрения и раздоры тотчас же прекратились и уничтожились, и Максимилиан так горячо полюбил Сигизмунда, что не поколебался однажды сказать, — я привел это и в другом месте, — что с Сигизмундом он готов пойти в рай и в ад. Итак, хотя было время, когда Максимилиан желал иметь союзником московита, однако он никогда не даровал ему имени царя. Это легко можно подтвердить посылавшимися и получавшимися с той и другой стороны грамотами и печатями, если только мое свидетельство, несмотря на всю его верность и правдивость, покажется кому-либо малозначительным. Да и зачем московиту просить у императора Максимилиана этот титул, если он еще прежде каких-либо сношений между ними хотел показать себя не только равным ему, но даже и высшим, ставя всегда и в речах, и на письме свое имя и титул впереди императорского, и это, как сказано, даже и поныне соблюдается так упорно?
А после моего возвращения из Московии он не употреблял царского титула и тогда, когда писал к королю польскому. Правда, не подлежит сомнению, что когда он пишет к императору или папе, то именует себя царем и господином всея Руссии. Мало того, он не отказывается и от императорского титула, если случится, что к грамоте прилагается перевод ее с русского языка на латинский, ибо сами переводчики передают названием «император» слово czar, которое значит то же, что и «король». Таким образом, один и тот же объявляет себя и царем, и императором. Но пусть никто не верит
