Ответный удар 2 - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спутник — кодовое имя Сигма-5, один из новых, универсальных спутников, эксплуатирующихся совместно ЦРУ и министерством обороны — начал наведение на цель. Стремительно приближалась картинка — новые спутники могли обеспечивать передачу на порядок лучшей картинки — поэтому, от надвигающейся земли захватывало дух. Казалось, что они стремительно падают из космоса на землю…
— Есть наведение — сказал оператор — первичные координаты верны
Вот уже видна темная полоска Тигра, с ее загибом, который остряки называли исключительно нецензурными словами. Это Багдад…
— Есть цель. Отстраиваемся.
— Она у самой воды…
Спутник — все увеличивал приближение. Вот уже виден поток машин…
— Так есть. Они вывернули на набережную… — сказал Рафф Адал, начальник станции ЦРУ в Багдаде.
— Белый… Ниссан — отозвался Подольски — похоже на правительственную машину.
— Такие же используют русские — заявил Рафф — Джи, нельзя ли показать номер…
— Пока нет, сэр — отозвалась девица. Она была венгеркой, поступила на какой-то гуманитарный грант в американский университет, потом — пошла в ЦРУ, чтобы заработать на гражданство. В Багдаде — за ней волочилась половина посольства.
— Все таки попробуй…
— Он останавливается… — резко сказал Подольски
Белый коробок — притормозил у тротуара. Американцы — следили за происходящим до рези в глазах.
— Вышел… черт. Телефон.
— Джи?
— Активности нет.
— Другой телефон — сказал Подольски — он не идиот…
— Включает.
— Джи, можешь перехватить сигнал?
— Постараюсь…
И сотовую связь — придумали и запустили в коммерческое использование американцы — и тут для них не было никаких секретов. Но и тут американцы просчитались — они могли слышать каждое слово, но даже не представляли себе что такое «эзопов язык» — хотя любой русский владел им в совершенстве. Они были слишком просты, чтобы понимать двойной, или даже тройной смысл в разговорах на русском…
Русский — уже держал трубку у уха, и что-то говорил.
— Джи, ну что там…
— Сэр, есть исходные данные для построения фоторобота — заявил другой оператор — немного, но есть…
— Действуй.
— Готово — заявила девица
— …А много надо?
— Десятка кислых хватит…
— Чего?!
— Через плечо. Ищи десяток кислых — товар найдется. Отличный товар.
Молчание.
— Ну… надо посоветоваться. Сам понимаешь, сумма очень крупная.
— Еще бы. И товар под стать. Хочешь убедиться? Подскакивай к университету, я жду там. Перетрем.
— Когда?
— Да прямо сейчас. Опоздаешь — пожалеешь…
— Он отключился… — сказала девица.
— Сэр, есть фоторобот
Подольски глянул мельком. Несмотря на то, что данных было немного, и трехмерная модель лица вышла искусственной — все равно, узнать было можно
— Он?
— Да. Точно, он…
— О чем он говорил? Кислый…
— Кислый, это лимон — со вздохом сказал бывший начальник московской станции — на русском сленге — один миллион. Он хочет продать что-то и получить десять миллиона.
— Десять миллионов — чего?
— Скоро узнаем. Думаю, не динаров…
— Что он делает…
— Так… сукин сын. Он достает аккумулятор. Из телефона — вот ублюдок.
На экране — это отлично было видно.
— Джи, мы можем его держать?
— Пока да, сэр…
Мало кто знал, что в любом телефоне помимо аккумулятора — была и батарейка, она отвечала за питание тех частей памяти телефона, которые нельзя было отключать — например, дату и время. Но не более того. Чтобы обезвредить телефон — надо было достать и СИМ-карту.
— А слушать?
— Нет. Слушать мы не можем.
Спецслужбы — обладали технологией, позволявшей дистанционно снимать информацию с мембраны аппарата сотовой связи, даже если он выключен — но только не в том случае, если вынут аккумулятор.
— Так… он отпускает машину. Да… машина пошла. У нас есть кто-то в городе?
— Да сэр… — отозвался стоящий за спиной сотрудник станции — это же совсем рядом…
— Поднимай всех… — не оборачиваясь, сказал Рафф — начинайте слежку. Мы наведем вас.
— Есть, сэр…
— Он ловит такси….
Борек — появился довольно быстро, видимо, я поднял его на ноги. Он прикатил на белом Лексусе-470, дорогом и проходимом внедорожнике, одном из тех, которые предпочитают арабские шейхи. Машина была в «арабской» версии — хромированный багажник на крыше, хромированный, развитый «кенгурятник», в том числе защитные решетки на окнах багажника, сзади (чтобы камнем не разбило), громадное запасное колесо сзади висит, непоправимо уродующее машину. Он без проблем прошел посты — а университетский городок охранялся, и я специально назначил встречу здесь, чтобы посмотреть как у него с документами — нормально у него с документами! Подкатил ближе, пиликнул мелодичным сигналом, представлявшим собой заставку от одной из нашид. Заинтересовались дамы — здесь хиджабных совсем нет, а есть очень даже симпатичные, метиски с загорелой кожей и глазами как маслины. Но — извините, милые дамы, это не к вам, это ко мне.
Я подошел к машине, с переднего пассажирского — вылез тот здоровяк — украинец, заступил мне дорогу. Был он мрачен как туча, может, у Борька с деньгами напряг. Могу исправить, если что.
— Руки в гору…
Я поднял руки
— Где музыке[39] обучился, Вась — спросил негромко — у тех, кто тебя на заказуху подписал, а потом подставил? Могу помочь в твоей беде…
Украинский наемник ничего не ответил — обыскал, мрачно посмотрел на меня, пихнул
— Иди…
— Мы с тобой одной крови, брат… ты и я… — сделал второй намек я, садясь в машину. Даже если сейчас послание не достигло цели — все равно, он будет думать. Если даже не захочет — все равно будет думать. Это будет грызть его изнутри, напоминать о себе в самое неподходящее время. И, рано или поздно, догрызет. Как-то раз я прочел в одной книге простую, но очень глубокую мысль: никто в целом свете не знает, каково на самом деле быть дурным человеком. Это и в самом деле так. Быть дурным человеком — значит, постоянно противостоять системе, помнить об опасности, не спать по ночам, ждать стука в дверь, подозревать всех и во всем. Ты уже не можешь ничего сделать просто так: просто устроиться на работу, просто получить деньги через перевод, просто познакомиться с кем-то, просто снять жилье. Ты противостоишь системе, которая холодна, равнодушна, никогда не спит и готова в любой момент сработать, сработать на первую твою оплошность — как настороженный под снегом капкан. Долго жить так невозможно. На этом, кстати, базировалась наша стратегия на Кавказе, на этом базируется наша стратегия здесь — постоянное, непрекращающееся давление на бандподполье, удар за ударом в сочетании с регулярно объявляемыми амнистиями и готовность простить — только выйди с нелегального положения, публично порви с бандподпольем, а еще лучше — принеси нам в подарок голову своего амира. То, что перед глазами вполне реальный выход — пойти и сдаться и остаться в живых — разлагает бандподполье почище, чем вся эта пропагандистская муть. Тяжело жить на нелегальном положении, тяжело быть дурным человеком. И Вася, бывший боец миротворческого контингента с Украины — это знает. Теперь и он — задумается…
А вот Борек нервничает. И сильно, это видно по его поведению. Он еще на заре своей (и моей юности) не умел держать себя в руках. И язык за зубами держать не умел — я помню, как бил его головой об унитаз после того, как он распустил его в неподходящем месте и в неподходящее время. Думаю, что и он помнит, гаденыш.
— Что тебе надо?
Я с комфортом усаживаюсь на королевское сидение Лексуса, не торопясь подстраиваю под себя блок кондиционера, создавая себе индивидуальный микроклимат. А он — пусть и дальше психует.
— Как говорили в одном советском мультике — шоколаду.
— Слушай, хватит ля-ля — Борек решительно выкручивает рычажок моего кондиционера — достал со своими замутками. Что у тебя есть? Да-да. Нет — нет. Может, я не к тому обратился? Может, ты тут на побегушках: подай, принеси, пошел вон? Тогда выметайся из машины
О. какие слова! Эмоции так и брызжут.
— Очень может быть — невозмутимо отвечаю я, не давая перехватить контроль над разговором — иди, обрати, к кому другому. Только не удивляйся, если потом окажешься в тюрьме Абу-Грейб, петухом в общей камере. Лады?
И тут же, меня тон добавляю
— У тебя сегодня джек-пот, дружище. Больше, чем ты можешь себе представить.
Борек недоверчиво смотрит на меня. Я облизываю губы как человек, у которого не все в согласии с совестью.
— Ты о чем?
— О том, что мне пока пятки смазывать. Пока веревку не намыливать. Еврейская жена есть?