Жизнеописание короля Людовика Толстого - Сугерий

Но ослабший из-за своей тучности, страдающий даже когда просто ровно лежал в постели, он оказывал такое сопротивление английскому король и графу Тибо, что всякий, кто видел его во главе славных дел, мог бы гордиться благородством его ума и сожалеть о его плохом здоровье. Испытывая мучения из-за раненой ноги, и будучи едва в состоянии переносить, чтобы его носили на носилках, он воевал с графом Тибо и приказал предать огню весь Боневаль (Boneval), кроме монастырских построек, взятых им под свое покровительство.

В другой раз, хотя и в его отсутствии, его люди разрушили Шато-Ренар (Chateau-Renard), бывший фьефом графа Тибо. А во время своего последнего похода, находясь во главе блестящей армии, он предал огню замок Сен-Брисон-сюр-Луар (Saint-Brisson-sur-Loire), за жадность его хозяина и грабеж купцов и заставил и хозяина и цитадель сдаться.

По возвращении из этого похода, находясь в новом замке Монраэр (Montraer), он, что иногда случалось, испытал очень серьезный приступ поноса и весьма этим обеспокоился. Предупреждая советы других, он сам позаботился о себе и о своей душе. Он старался обеспечить свое спасение и ублажить Господа повторными исповедями и молитвами. Одно он желал всей душой — чтобы любыми возможными способами его перенесли к его защитникам — к Святому мученику Дионисию и его товарищам, чтобы перед их наисвятейшими мощами отказаться от королевской короны, предпочтя ей тонзуру, а королевским инсигниям и императорскому убранству — смиренный устав Святого Бенедикта, и чтобы таким образом вступить в монашеский орден. Те, кто насмехался над монашеской бедностью, увидели теперь, что не только архиепископы, но даже короли предпочитают вечную жизнь преходящей и прибегают к надежной крову и защите монашеского ордена. День за днем понос мучил его все больше и больше, и чтобы остановить его, врачи давали ему множество неприятных снадобий, заставляя его глотать разные чрезвычайно горькие порошки, которых не вынес бы даже здоровый и сильный человек. При этих и подобных страданиях он оставался в приятном расположении духа и благосклонно разговаривал со каждым, все мог и обращался со всеми так хорошо, как будто не испытывал боли.

Поскольку болезнь и слабость истощенного тела все усиливались, то он с презрением отнесся к мысли умереть не подобающим образом или скоропостижно. Поэтому, он созвал клириков, епископов, аббатов и многочисленных священников и, отбросив всякий ложный стыд, просил, из уважения к Богу и его апостолам, о том, чтобы он смог самым достойным образом исповедоваться в их присутствии, чтобы тем самым, укрепить себя перед лицом смерти, приняв последнее причастие телом и кровью Господа.

Пока они торопились подготовить его к этому, король неожиданно поднялся и подготовился сам. К всеобщему восторгу, он, полностью одетый, вышел из своей палаты, чтобы принять тело Христово, и с величайшим благоговением, принял его. Затем, на виду у всех, клириков и мирян, он отказался от королевской власти и исповедался, что царствовал в грехе. Он инвестировал своего сына Людовика кольцом и заставил его поклясться защищать Божью церковь, бедняков и сирот, охранять права каждого человека и никого не заключать в тюрьму при своем дворе, если его преступление не будет доказано в его присутствии.

Затем, из любви к Богу, он раздал церквям, бедным и нуждающимся свое золото и серебро, свои драгоценные сосуды, свои богатые покрывала и подушки, все движимое имущество, которым он владел и пользовался, включая свои украшения и королевские одежды, вплоть до последней рубашки.

Но свое драгоценное церковное блюдо, свою очень дорогую Библию, украшенную золотом и драгоценными камнями, свое дорогое кадило из золота и дорогих драгоценных камней, десять драгоценных мантий и очень дорогой гиацинт, полученный в наследство от своей прабабки, дочери короля России, который он собственной рукой вручил мне и приказал, чтобы он был вставлен в терновый венец Господа, — все это он послал, через меня, к святым мученикам и преданно обещал, что если будет возможно, последовать тем же путем.

Освобожденный от своего бремени и полный Господнего милосердия, он самым смиренным образом опустился на колени перед священным телом и кровью Христа, которые преданно поднесли ему те, кто только что отслужил мессу. Он разразился истинным католическим символов веры, и не как неграмотный, как самый ученый теолог: «Я, Людовик, грешник, исповедую, что есть один истинный Бог, Отец и Сын и Дух Святой. Я верую, что эта Святая Троица едина. Единственный порожденный Сын, единосущный и совечный Богу-Отцу, был рожден Святой Девой Марией, страдал, умер и был похоронен; на третий день он восстал из мертвых, он вознесся на небеса и воссел по правую руку от Бога-Отца. Он будет судить живых и мертвых на великом и последнем суде. Я верую, что эта евхаристия его тела есть то тело, которое он воспринял от Девы, и которое он оставил своим ученикам так, чтобы они могли присоединиться и воссоединиться с ним. И что эта наисвятейшая кровь есть та, что вытекла из его бока, пока он висел распятый на кресте. Я верую и самым твердым образом исповедую своими устами и своим сердцем, что я спасусь после смерти, благодаря этому самому надежному причастию, и я предпочитаю его в качестве самой надежной защиты от любых небесных властителей».

Когда, ко всеобщему восхищению, он в первый раз исповедался в своих грехах, он самым преданным образом соединился с телом и кровью Христа. Внезапно он почувствовал, что выздоравливает. Он вернулся в свою палату и, отбросив всякую гордость, лег на простую льняную простыню. Когда я увидел его, превратившегося из столь великого в столь малого, из столь высокого в столь низкого, я, как и другие, заплакал. «Не плач, дорогой друг, из-за меня, — произнес он. Ты скорее должен сильно возрадоваться тому, что Господнее милосердие позволило мне, как видишь, подготовиться к встрече с Ним».

Глава 34

О том с каким благочестием он встретил смерть.

Однако, находясь уже при последнем издыхании, он почувствовал себя немного лучше, отправился в обратный путь и смог доехать в самой лучшей повозке до Мелена (Melun), что на Сене. На перекрестках дорог верные люди, ради которых он держал мир, выходили встретить его, выливаясь из замков и городов, бросая свои пашни, чтобы вверить его Господу. Он достал двуколку и верхом на ней очень быстро добрался до часовни мучеников, которую он, ради любви к ним, хотел посетить и принести им свою благодарность. Он был самым торжественным и преданным образом встречен братьями и жителями всей округи, как самый благочестивый отец церкви и ее благородный защитник. Он смиренно простерся перед наисвятейшими мучениками и, в слезах, он исполнил свой обет преданно отблагодарить их за полученные благодеяния и просил их продолжать заботиться о нем.

Когда он приехал в замок Бетизи (Bethizy), то к нему сразу же явились посланцы Вильгельма, герцога Аквитанского, сообщившие ему о смерти герцога и о его паломничестве в Сант-Яго, и сообщившие также о том, что перед тем как отправиться в свое паломничество, где он и умер, он решил поручить Людовику заботу о браке его наиблагороднейшей дочери Элеоноры, а все свои земли поручить под его охрану. После совещания со своими близкими советниками, Людовик радостно и со своим обычным величием принял предложение и обещал выдать Элеонору за своего дражайшего сына Людовика. Без проволочек, он организовал для посылки туда благородный кортеж и собрал войско из пяти или более сотен лучших рыцарей королевства, самых благородных мужей, под началом графа-палатина Тибо и своего кузена, превосходного графа Рауля Вермандуа. К этим сопровождающим он добавил своих близких советников, в том числе и меня, и еще всех тех, на чью рассудительность он мог положиться. При расставании с сыном он дал ему напутствие такого типа: «Пусть всемогущий Бог, благодаря которому правят короли, защищает своей рукой тебя и твоих спутников, мой дражайший сын! Поскольку, если из-за какого-либо несчастия я потеряю тебя и твоих спутников, мне уже ничего не останется делать ни для себя, ни для моего королевства».

Затем он передал им много добра и достаточно средств и запретил, именем своего королевского величества, что-либо красть во всем Аквитанском герцогстве, наносить ущерб стране или бедным, и превращать друзей во врагов. Он не постеснялся приказать, чтобы они получали подобающее ежедневное жалование из его собственных средств.

Мы пересекли Лимузен и подошли к местности Бордо, где разбили палатки напротив города, но на другой стороне великой реки Гаронны. Там мы дождались лодок, которые смогли перевезти нас в город. Затем, на следующее воскресенье, в присутствии знатных людей Гаскони, Сентонжа и Пуату, принц короновал Элеонорой короной королевства и женился на ней. Назад мы поехали через Сентонж, готовые встретить любого врага, который мог бы там быть и, к великой радости всей страны, добрались до Пуатье.