Зимняя пекарня «Варежка с корицей» - Анна Кейв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гуся: И тут правда. Просто они с Утенком по-разному выражают чувства к тебе. Все познается в сравнении
Дуся: Только как сравнить? Леша опережает Свята на несколько шагов и увеличивает дистанцию. Если сидеть и ждать поступков от Свята, так можно и Утенка проворонить. Вдруг это судьба?
Вареник: Утенок? Что-то не похож он на судьбу. Нам шестнадцать, о какой судьбе может идти речь?
Дуся: Про Свята ты совсем иначе говорила
Вареник: Там я говорила сердцем, а здесь головой. В таких делах нужно слушать именно сердце
Гуся: Сердце и подвести может. Одной любви мало, знаешь ли
Дуся: Поддерживаю! Сперва с милым и рай в шалаше, а потом окажется, что в этом шалаше холодно, дует, с потолка капает и муравьи завелись
Гуся: Вот поэтому нужен кто-то, кто хотя бы поставит ведро и принесет плед. А лучше – сделает шалаш с отоплением
Вареник: Вы из шутки сделали метафору моей личной жизни. Прекрасно. Спасибо, девочки
Дуся: Мы просто хотим, чтобы ты не попала в ситуацию «люблю, а он лайкает фотки одноклассницы с выпускного за прошлый год». Справедливости ради, Утенок и правда думает о ТЕБЕ
Гуся: И не только о тебе, но и твоей семье
Вареник: Вот только не надо из этого раздувать роман года. Он мне просто помог
Дуся: Хорошо, не будем на тебя давить
Гуся: Но мы еще вернемся к этому разговору! Не хочу, чтобы ты проворонила свою судьбу
Дуся: Или проутинила
Вареник: Ну вас, девочки! Я спать, спокойной ночи
Иногда, чтобы сделать правильный выбор, достаточно взглянуть на то, как кто-то держит твой мир, пока он разваливается. Но как договориться с собственным сердцем?
Я засыпаю, и мне снится странный сон: Леша и Свят тянут канат. Почему-то я уверена, что тот, кто выиграет, завладеет моим сердцем.
Песок под ногами – теплый, зыбкий. Они босиком, напряженные до дрожи, лица – красные, сосредоточенные, упрямые. Вот-вот один из них сдастся и отпустит канат. И это…
Свет. Не Свят, а свет. Причем у меня над головой.
Зажмурившись от яркой люстры, приподнимаюсь на локтях. Кто-то копошится, будто в панике. Медленно приоткрываю глаза, щурюсь. Мама. Она стоит босиком, растрепанная, даже не накинула халат поверх ночнушки. Сгорбилась у открытого шкафа, порывисто роется в ящиках.
– Пора вставать? – спрашиваю я и подношу запястье к глазам. Два часа ночи.
– Спи, – отстраненно бросает мама через плечо. Она вытаскивает светло-серую папку, в которой хранит все важные бумаги, даже мой паспорт. На случай пожара или другой экстренной ситуации проще и быстрее взять папку, нежели искать документы по всем ящикам.
Ничего не объясняя, мама вылетает в коридор, забыв выключить свет и закрыть дверь. Сажусь на диване и протираю глаза. Что-то случилось, но явно не пожар, иначе бы меня уже растормошили и вытолкнули из квартиры.
В коридоре какая-то возня вперемешку с охами и всхлипываниями. Да что происходит?! Выбегаю босиком из гостиной. Ника. Согнулась едва ли не пополам, белая как мел. Рома придерживает ее, а мама помогает одеться. Меня тут же пронзает страх.
Хлопает входная дверь – папа в куртке нараспашку и без шапки.
– Машину прогрел, можем ехать.
Мама командует:
– Спускайте Нику, я сейчас приду.
Она суетливо бегает, не зная, за что взяться – то ли колготки натянуть, то ли в первые попавшиеся штаны запрыгнуть. Я просто стою в коридоре и наблюдаю за происходящим. Что происходит? Нике еще рано рожать.
– Мам? – Ко мне возвращается голос только тогда, когда мама застегивает сапоги.
– У Ники живот болит, мы везем ее в больницу, – быстро поясняет она.
– Я тоже поеду!
– Некогда! – рявкает мама, срывающимся голосом.
Дернувшись, виновато съеживаюсь. Она права, нельзя тратить время и ждать, пока я соберусь. Нужно скорее отвезти Нику в больницу.
Входная дверь громко захлопывается, и я остаюсь в тишине, пропитанной тревогой и ожиданием.
«Довела сестру до слез, значит?»
Это я виновата.
Глава 16
Побег (не) из курятника
Записка от самой себя:
«Извините, я не могла остаться.
Меня ждут те, кого я люблю».
Лика больно пихает меня острым локтем. Ойкнув, шиплю на нее:
– Ты чего?!
Она молча кивает на Ольгу Игоревну. Та, слегка прищурившись, внимательно всматривается в меня.
– Варь, у тебя что-то случилось? – взволнованно спрашивает она.
– Эм… нет, – слишком резко качаю головой.
Ольга Игоревна сводит брови к переносице и спрашивает:
– Хочешь выйти к доске или поработаешь за партой?
Кажется, меня вызвали к доске, а я не обратила внимания из-за переживаний о Нике. Чувствую, как на меня косится весь класс, и съеживаюсь.
– А двойку не поставите?
– Не поставлю, – заверяет Ольга Игоревна. – Вера, пойдем решать задачу.
Вера пробует провернуть тот же трюк.
– А можно я тоже сегодня не буду выходить к доске?
– Нельзя, – отрезает Ольга Игоревна. – Ты долго пробыла на больничном, у тебя почти нет оценок. Скоро конец четверти!
Вера нехотя поднимается и ноет:
– У вас что, Варя в любимчиках?
– У Вари почти каждый день оценки, ей достаточно. Она целую четверть училась и заработала себе твердую пятерку. Старайся, и в следующей четверти я тебе тоже разрешу не выходить к доске.
– А можно авансом? – не сдается Вера.
Ольга Игоревна посылает ей красноречивый взгляд, и Вера, вздохнув, берет кусочек мела.
Лика сочувственно смотрит в спину подруги и с любопытством шепчет мне:
– Ты влюбилась?
– Почему у тебя всегда все сводится к одному? – морщусь я. – Может, у меня проблемы в семье?
У соседки вытягивается лицо. Она в замешательстве округляет глаза.
– Я просто спросила… Сидишь, ничего не слышишь. Я и подумала…
– Сперва научись думать, – огрызаюсь я.
Она обиженно дуется и до конца урока делает вид, что не замечает меня, даже не подсматривает в тетрадь, чтобы списать.
Я стараюсь переписывать с доски все, что мы сегодня проходим. Это единственное, на что у меня сейчас хватает сил. На решение задач просто нет ни энергии, ни головы. Только пытаюсь сосредоточиться на уравнении, как тревога тут же охватывает грудь, сердце начинает стучать чаще, будто нашептывает: «Твоя сестра в больнице, а ты сидишь и примеры решаешь».
Родители вернулись домой только к пяти утра, а Рома остался с Никой. Его сначала не хотели пускать в палату, даже пытались выставить, но он уперся – сказал, что не уйдет. В итоге охрана сдалась и разрешила ему остаться хотя бы в холле. «Если я ей понадоблюсь, поднимусь в ту же секунду», – объяснил он.
Повезло Нике с любимым человеком. Зато с сестрой не повезло.
До будильника так никто и не уснул. Мы сидели на кухне, пили остывший чай и нервно проверяли – нет ли сообщений от Ромы или Ники. Как сказала мама, у сестры какой-то «тонус». Что это значит, я не знаю, но ее оставили наблюдать.
Пропускаю звонок с урока мимо ушей. Так и сижу с отсутствующим выражением лица, пока Ольга Игоревна не начинает гладить меня по волосам. Даже не делает замечание, что я снова пришла с распущенными.
– Варюш, у тебя что-то в семье? – тихим ласковым тоном спрашивает она. – Если хочешь, можем поговорить, когда все выйдут. Я могу чем-то помочь?
Дернувшись, поднимаю на нее взгляд и выдавливаю вежливую улыбку.
– Спасибо, но помочь здесь смогут только врачи. Ника в больнице, я переживаю за нее.
Ольга Игоревна сочувственно кивает.
– Передай ей, пусть скорее поправляется. Я сейчас зайду в учительскую и попрошу, чтобы тебя сегодня не вызывали.
Такую поблажку до этого делали только Лике, когда у нее умер папа. Инфаркт. Тогда ее почти две недели не спрашивали, не трогали, не напоминали о домашке.
И тут до меня вдруг доходит. Она ставит меня рядом с Ликой. В одну категорию под страшным названием «Потеря близкого человека».
У меня в ушах начинает звенеть. Как будто кто-то резко включил белый шум: он давит, растет, глушит голос учительницы. Все вокруг будто на секунду расплывается, и я хватаюсь за край парты, чтобы не уплыть вместе с этим гулом.
А если Нике
