Я не могу иначе. Жизнь, рассказанная ею самой - Валентина Толкунова

Я слишком принципиальная, не люблю неправды, и, если при мне совершается несправедливость, молчать не стану, а это многим не нравится. В целом характер у меня, фигурально выражаясь, ангельский, со мной действительно очень легко, я со всеми нахожу общий язык; но когда что-то даже не задевает меня, а становится неприятным, вызывает чувство неловкости, то я обязательно скажу об этом вслух. Если честно, я рада, что у меня есть такая черта, потому что нельзя быть беспринципной, невозможно без оглядки соглашаться на все, что предлагает тебе мир. Он зачастую бывает неправедным, и, когда меня подталкивают пойти против собственной совести, согласиться на это я никак не могу. Здесь кроется ответ на многочисленные вопросы, почему я в стороне от шоу-бизнеса. Я стараюсь избегать лицемерия. Нельзя себе лгать, понимаете? Нельзя говорить, что ты в восторге от атмосферы, пронизанной ложью, фальшью, коммерцией, что тебя радуют оголенные тела, суета и нахрап, плохие манеры… Меня часто приглашают в жюри конкурсов, где приходится отбирать молодежь, оценивать пение, и я отчетливо понимаю: истинное искусство наше телевидение не показывает. У нас очень много талантливых парней и девчонок с настоящими голосами, с каким-то прозрением в песне, с умением преподнести зрителю мир музыки и поэзии, с чувством, которого людям так иной раз недостает. Я это вижу на сцене, но, к сожалению, не на телеэкране – там их нет.

Я никогда не пела песен-лозунгов и никогда никому не служила. Я пела человеческие песни для души. Полагаю, надо просто оставаться собой, быть естественной, искренней, честно оценивать свое творчество и никому не завидовать: это факторы, влияющие прежде всего на нас самих, на наше внутреннее, повседневное состояние.

Следует понимать, что можешь петь только эти песни (а кто-то – другие, для него предназначенные), и не браться за всё подряд… Очень важно не думать, что ты гениальная, что ты – звезда. Высоко заноситься не стоит, потому что сияют не популярностью с экрана, а чувствами изнутри. Сиять, отдавать людям свой мир, свои положительные эмоции и стараться взять от них все самое лучшее…

Я пришла к выводу, что, пока мы живем, надо успевать отдавать. Нельзя терять ни минуты. Я стараюсь по максимуму гастролировать по стране, чтобы успеть отдать людям свое сердце через песни. Я остро чувствую, что должна очень многое отдать, и никогда не отказываюсь бесплатно выступать для инвалидов, ветеранов, детей, молодежи, многодетных семей. К деньгам и материальным благам отношусь очень спокойно. Меня даже можно назвать аскетом. Если появляются свободные деньги, я жертвую их церкви или могу купить и подарить кому-нибудь охапку цветов без всякого повода. Мне хочется щедро делиться теми благами, что дарит судьба мне.

А пропасть – тоже высота полета.Прекрасно вверх и очень страшно вниз.Порядок чисел четных и нечетныхПо-разному отсчитывает жизнь.Что помогало мне в моих паденьях:Сопротивленье, компромиссы, деньги?Всегда спасала божья благодать,Сознание «отдать, отдать, отдать»,Всё до конца, до капельки, до края,Но пропасть! Ой! Я, кажется, взлетаю…

Сейчас я занята подготовкой нового моноспектакля «Я сегодня обеты молчанья нарушу», который состоится зимой (концерт прошел в ЦДРИ 11 февраля 2010 г. – Прим. сост.). В него войдут стихотворения Карины Филипповой и одна из моих любимейших песен «Ах, турманы – турмалины, звался сердцем голубиным город Ржев». История хранит удивительные факты: Ржев действительно назывался Голубиным Сердцем несколько веков назад. Только Карина, моя соратница по душе, могла знать такое!

Не устаю удивляться, насколько мне везло в жизни на добрых, одаренных людей. Духовная поэзия Карины Филипповой, ее детская, всему удивляющаяся душа – огромный подарок для меня как для певицы и просто человека. Мы с ней одинаково переживаем за страну, одинаково желаем ей благоденствия, ищем крупицы мудрости в искусстве… Все ее девять поэтических сборников были прочитаны мной от корки до корки, и практически все стихи я люблю и знаю наизусть.

Еще одна прекрасная украинская поэтесса Ангелина Булычева из Львова, которая в свое время написала слова к «Носики-курносики», доставила мне большую радость своим талантом. Несколько лет после этого шлягера она молчала, и, хотя мы с ней встречались, ей было нечего предложить. Вдруг она написала мне письмо, что приезжает в Москву, и прислала несколько новых стихотворений. Одно из них мне так понравилось, что вскоре обрело вторую жизнь в песне, музыку к которой написала я сама, потому что стихи эти очень глубокие, проникновенные и, что особенно важно, несовременные!

На гастролях ко мне нередко подходят поэты и композиторы, что-то предлагают. Иногда песню, написанную местным автором, уже давно поет весь этот город, и после концерта меня окружает множество людей: «Валя, мы хотим подарить вам эту песню, пусть ее знают и поют везде, а не только у нас!»

Есть изречение: «Хорош тот человек, который к старости сумел остаться ребенком». Нам очень многое дается в детстве, но мы просто растрачиваем это впустую, переставая быть детьми. Вспомните детство – ведь в нем мы все были гораздо чище, чем в середине жизни. Тем не менее у человека есть еще время, чтобы подумать о том, что будет в конце пути, о том, что он должен прийти к финалу с очищенной душой и светлыми мыслями. Смерть – в некотором смысле продолжение жизни.

Если бы я была богата, то в первую очередь построила бы школу и обучала детей сызмальства науке оставаться чистыми душой. Не светским манерам, не танцам, не искусству красиво одеваться, а прежде всего – быть Человеком.

Возьмите в качестве примера наши богатые дома, огороженные со всех сторон высокими заборами. Я сильно сомневаюсь, что там живет счастье. У меня был знакомый врач, практиковавший частным образом. Он имел пациентов из разных слоев общества, от простых до привилегированных. Как-то он рассказывал об одной семье, жившей всемером в малогабаритной квартире в «хрущевке», о том, как они дружно и хорошо жили, как садились вместе за стол ужинать, обсуждали итоги дня – они все друг о друге знали. Для моего знакомого приход к ним становился отдушиной. Изредка он садился с ними восьмым, ел простую пищу: борщ, картошку (разносолов у них не водилось), и чувствовал себя счастливым. Также посещал он огромный дом в небезызвестном престижном районе столицы, в котором жили только двое – он и она. Он жил на мужской половине, она – на женской. Детей не было, жили они очень богато, могли себе позволить купить абсолютно все, но не чувствовали друг друга, сутками не виделись, были холодны сердцем. Им было скучно. И моему знакомому было холодно в этом трехэтажном, богато обставленном доме, как было бы всякому нормальному человеку, который ищет тепла. Пока не почувствуешь потребность в тепле человеческой души, в обмене этим теплом – никогда не станешь счастлив.