Могусюмка и Гурьяныч - Николай Павлович Задорнов

class="p1">Башкиры навезли дикий мед в берестяных туесах, масло, баранов и баранье сало, дичь, ягоду, пригнали на продажу коней. Ягоду продают сундуками, бочатами и даже телегами, насыпанную прямо на рогожи.

Низовские мужики, из тех, что победнее, торгуют разными изделиями: попонами, ковшиками из липки, плетеными рыболовными снастями, деревянной посудой, корзинами, щепным товаром, лесовщиной, сапогами. Пара сапог стоит рубль. Любой сапог надевай на любую ногу. Есть и разные сапоги — для правой и для левой ноги, те на рубль дороже.

Богачи же деревенские торгуют коней, продают зерно, скот, шкуры, воск, сало, шерсть. Скупкой занимаются приезжие торговцы.

У лавок-шатров зазывают покупателей.

— Эй, бабай, гуляй сюда, товар дешевый! — орет, обращаясь к башкирину-старику по-русски, купец-татарин в халате. — Кумач, ситцу, сукна дешевый.

Под рогожным навесом у бревенчатой булавинской лавки примостился продавец каслинского литья. Большие чугунные котлы, тонкие и легкие кумганы, сковородки, рукомойники, чугунки.

— Эх ты, вот это товар, звенит… Звенит, язви его! — щелкнул пальцем по чугуну мужик.

— Касли! — с восхищением подтвердил башкирин.

— Якши, бик якши, — уговаривала мужа башкирская старуха, выбирая котел.

У высокого крыльца магазина толпятся дочери и жены башкирских богачей. Они ждут мужей и отцов с обновками. Лица женщин полуприкрыты шалями по-татарски. Яркие коралловые нагрудники с крупными опалами в ажурном серебре пестреют из-под распахнутых камзолов, отороченных галунами. Смуглые полные шеи обвиты янтарными ожерельями, бусами.

Женщины терпеливо ждут. По обычаю им не полагается входить в лавку.

В магазине полки ломятся от товаров.

Захар и Санка отпускают покупателей. Грубые, простые сукна, синие, темно-красные, белые, работы московских сукновален, разложены на прилавках. Ситец, сарпинку, азиатскую выбойку, парчу — богатым невестам на сарафаны, китайку, связки дешевых кораллов, сахар, сушеные сласти, посуду продает сегодня Захар Андреич.

Башкиры толпились подле Санки. Один покупает, остальные сосредоточенно наблюдают. А сам хозяин отпускает товар своим знакомым из околозаводской деревни Низовки. Сегодня приехал оттуда с женой Акинфий, деревенский богач. Сорокалетняя Васса и сам Акинфий красны лицами и очень довольны, что покупают в таком хорошем магазине.

— Ну-ка, другую штуку покажи, — тем временем просит Санку покупатель-башкирин.

Приказчик кидает на прилавок кусок бухарской выбойки. Покупатель потрогал ее, но, видно, остался недоволен и стал опять смотреть на полку.

— Еще выше товар бери, — просит он.

Торговцы втолковывали башкирской бедноте, что лучший товар лежит на верхних полках. А когда приметили, что башкиры верят этому, стали заранее складывать дешевые материи повыше. То же делал и Санка.

И сейчас он снял с самого верха штуку дешевой ярославской сарпинки.

— Вот да, уж хороший товар, — башкирин даже прищелкнул языком от восторга.

— Какой же, товар — высший сорт! Сколько тебе?

— Кто же знает! Тебя спросить хотим, уж, пожалуйста, скажи нам, бабе-то сарафан шить надо.

— Если шить по-вашему, то пятнадцать аршин взять надо. Ну, мерить, что ль?

— Деньги-то много ли платить?

— За аршин по гривеннику, — накинул по две копейки Санка.

В магазин вошли две покупательницы в салопах.

— Здравствуй, Захар Андреевич, здравствуй, Александр Иваныч.

— Милости просим…

— Чайку бы нам…

— Чайку, сказывают, привез Захар Андреич?

Пока приказчик ходил за чаем, Захар показал покупательницам разные товары. Санка возвратился со стофунтовым цибиком на плече.

Распаковывание цибика с чаем было целым событием. Такое зрелище устраивалось только для жен лучших заводских мастеров или для главных служащих конторы, для богатых крестьян, купцов.

Санка разрезал на прилавке кожу и камышовое оплетение. Сверху в цибике на тончайшей китайской бумаге насыпан цветочный белый чай для запаха. Санка захватил его в горсть и поднес покупательницам.

— Кому такого чайку, пожалуйте….

— Ох, и пахучий! — воскликнула дебелая молодица. — Отродясь не нюхивала. Почем же такой, Захар Андреич?

— Два с полтиной фунт, Матрена Федоровна.

— Ах, дорогой!

— Прямо из Китая бухарцы привезли. Чаю такого у нас в заводе еще не пивали.

— Да уж отвесь полфунтика, Александра Иваныч, — сказала покупательница постарше и поджала губы.

В это время на улице раздался крик, и мимо лавки побежал народ. Вскоре покупатели кинулись наружу, оставляя на прилавках покупки. Следом за ними вышел на крыльцо Захар вместе с Акинфием и его женой. Санку оставили в магазине. Народ сбегался к перекрестку. Из-за изб выезжали казаки.

— Разбойников везут!

На первой телеге ехали связанные веревками Могусюм и Хибет.

— Могусюмку схватили!

— Скажи, пожалуйста! В самом деле Могусюмка попался, — удивился Булавин. — Что за чудо!.. Как же это его словили?

— Вот когда он попался, тварь! — злорадно проговорил Акинфий, скаля свой щербатый рот.

— Разве у тебя с ним счеты? — спросил Захар. — Ведь Могусюмка около вашей деревни никого не трогал?

— Мало что не трогал. Всех их надо в куль да в омут!

— Тебя слушать, так ты сам бы рад, кажись, придавить его.

— А что же смотреть! Надо будет, так и придавлю, — весело сказал Акинфий, сжимая кулак. Кулак у него был увесистый, и сам Акинфий, несмотря на годы и невысокий рост, крепок, как медведь.

Казаки отгоняли толпу.

— Не напирай! — размахивал плетью Востриков.

Акинфий схватил камень с земли и запустил в телегу.

— Разбойная морда! — заорал он.

Медведев приказал проезжать базар поскорее. Возницы захлестали кнутами, телеги покатили быстрее, казаки конвоя зарысили.

Захар отошел. Он заметил двух башкир, которые о чем-то шептались, показывая друг другу глазами на вороного коня, на котором ехал есаул.

— Хороший конь, хороший конь, — разобрал Захар их слова.

Он понимал по-башкирски.

— Это Могусюмкин конь, — тихо сказал, подходя к ним, третий башкирин, рослый и плечистый, державший под уздцы горбоносого гнедого жеребца.

Башкиры еще о чем-то с любопытством расспрашивали высокого, называя его Хурматом.

Захар вспомнил, что у Могусюмки есть товарищ — татарин Черный Хурмат. Не он ли это?

Конвой с пленниками проехал. Толпа постепенно отставала от него.

Потом проехала телега с какими-то вещами.

Когда народ отхлынул, Захар увидел, что башкирин, признавший Могусюмкиного коня, вскочил в седло и куда-то помчался во весь опор.

«Это еще полдела поймать Могусюмку, — подумал Захар и пошел в лавку. — До города его везти четыреста верст, а дорога-то все лесом…»

Вскоре вернулся Акинфий и стал говорить, что нужно башкир почаще вот этак хватать, что нечего церемониться с ними. И заводских надо бы построже держать.

— Уж так ли плохи башкиры? — спросил Захар.

— Конечно, не все. Вон у меня есть друг, Султан Темирбулатов, знаменитый человек. Построил, брат, школу, мечеть, какие караваны в степь гоняет! А разве Могусюмка со своей гольтепой в сравнение идет!..

В этот день на базаре было много толков. Люди передавали подробности, как поймали Могусюмку и что будто он продал жизнь свою не даром: сам убил предателя.

Захар любил походить