Горец-грешник - Ханна Хауэлл

И еще Торманд вспоминал о том, что произошло, когда он коснулся ее руки, и это тоже его тревожило. Он часто испытывал влечение к женщинам, иногда очень сильное, и это его только распаляло, поскольку делало любовные игры более насыщенными и страстными, а значит, приносящими настоящее блаженство. Но ведь раньше, даже испытывая зов страсти, он никогда не сталкивался с тем, что его охватывает желание от одного лишь прикосновения к женской руке. Торманд терзался сомнениями. Ему и хотелось добиться Морейн, испытать всю мощь жара, которым будут пылать их обнаженные тела. Но где-то подспудно голос рассудка велел пришпорить коня и ускакать как можно дальше от Морейн Росс.

— Я буду тебе очень признателен, если ты не станешь пытаться соблазнить эту девушку.

Голос Саймона вывел Торманда из задумчивости и усмирил разыгравшееся воображение, которое уже почти завлекло Морейн в его постель и до боли в паху возбудило размечтавшегося рыцаря. Заметив, что кузены обогнали их с Саймоном и едут впереди, Торманд вздохнул с облегчением; братья наверняка не слышали слов Саймона» Услышав совет друга, Торманд едва не вспылил, но, сдержавшись, признался себе, что в общем-то его предостережение справедливо. Ведь он действительно уже обдумывал, как соблазнить Морейн. По правде говоря, он даже подумывал о том, чтобы прямо сейчас вернуться обратно и как можно скорее приступить к выполнению задуманного.

— Она тебе самому приглянулась? — спросил он, совсем не удивляясь нотке собственнических чувств, проскользнувших в его голосе.

— Я бы не стал отказываться, если бы она мне улыбнулась, но говорю об этом совсем по другой причине. На ее долю и так выпало достаточно неприятностей, чтобы ты ей добавил новых. Особенно теперь. Если мы правы, полагая, что все эти преступления связаны с тобой, что кто-то, убивая женщин, с которыми ты спал, пытается уничтожить тебя, превратив сэра Торманда Мюррея в убийцу и висельника, то связь с Морейн Росс угрожает не только ее добродетели. Да-да, добродетели. Не думаю, что этот мальчишка — ее незаконнорожденный сын, как утверждают слухи.

— Да, я тоже не верю этому.

Слова Саймона отрезвили Торманда. И это отрезвление было гораздо более глубоким, чем озабоченность тем, что еще одна женщина может подвергнуться страданиям и погибнуть из-за того, что нашла удовольствие в его объятиях. Заставив себя внимательнее прислушаться к своим чувствам, он понял, что это страх — страх, что девушку у него отнимут прежде, чем у него появится возможность выяснить, что же она для него значит.

Каким-то необъяснимым образом они с Морейн оказались связаны друг с другом. Он был теперь в этом уверен. И нисколько не сомневался, что прошлой ночью они видели один и тот же сон. Не было только известно, снилось ли ей, как они занимаются любовью. Испытывала ли она такое же страстное желание, как и он? Также стоило задуматься над тем, что он почувствовал, когда коснулся ее руки. Было похоже, что связь, возникшая в одном на двоих, стала неразрывной от одного лишь этого прикосновения.

Откуда-то из глубин сознания наружу рвалась пугающая мысль, что уже совсем скоро безвозвратно уйдут дни, когда он бездумно брал все, что ему хотелось. Торманд всегда считал романтической чепухой, когда уверяли, что человек всегда догадывается, когда встречает свою суженую. Однако на всякий случай — а вдруг в этом есть доля истины — он всегда избегал женщин, способных пробудить в нем нечто большее, чем вожделение. И то, что ему понравилась Мари, стало одной из причин, по которым он не только не попытался продолжить эту связь, но и отступил, прежде чем одна ночь утешения превратилась бы в нечто большее. Но от Морейн он отказаться не сможет, это Торманд понимал.

В какой-то момент он почти убедил себя: все дело в том, что ее дар необходим ему, чтобы найти убийцу. Но этого самообмана хватило лишь на короткое мгновение. Торманд осознавал, что его влечет к Морейн совершенно по-особому, но как именно, он пока понять не мог. Даже то, что она красива и при одной мысли о ней он начинает испытывать томление плоти, не объясняет того, что он ощутил и что испытывает теперь постоянно.

До сих пор он не стремился разбираться в своих чувствах. Зачем усложнять себе жизнь? Но видимо, в конце концов ему придется преодолеть это нежелание. Торманд не намеревался менять свой образ жизни, но он был достаточно умен, чтобы не отталкивать эту необыкновенную девушку и не отворачиваться от нее — ведь она вполне могла быть предназначена ему судьбой. Кто знает? Потом он вспомнил о списке, который посоветовал составить Саймон, и едва не застонал. Что ж, возможно, ему даже не придется просить помощи Морейн. Это вполне может сделать его прошлое.

— А почему ты думаешь, что это не ее ребенок? — спросил Саймон, в очередной раз прерывая сумбурные мысли Торманда. — У мальчишки, как и у нее, темные волосы и голубые глаза.

— Не совсем такие, как у нее, — ответил Торманд, хватаясь за изменение темы, предложенное Саймоном, как изголодавшийся хватается за брошенную ему корку хлеба. — Да, верно, что дети наследуют черты каждого из родителей, но могут и походить на какого-то дальнего предка, которого давно уже нет в живых, и все же если хорошенько присмотреться, то увидишь родственные черты. В нем я этого не заметил. И ведь он называет ее по имени. Не «мама». Зачем играть в такие игры, если все в округе думают, что это ее сын.

— Верно. Тогда чей же это ребенок?

— Я не знаю, но в нем есть что-то странно знакомое.

— Может, тебе следует пробежать по своему списку?

— Кстати, насчет этого списка. Если ты думаешь, что я могу попытаться завлечь эту девушку в свои греховные объятия, просто покажи ей этот важный обличающий документ. Один взгляд на него, и любая женщина, у которой есть хоть немного мозгов, будет держаться от меня подальше.

Торманду стало жалко самого себя, но тут до него дошел истинный смысл предложения Саймона, и он сердито посмотрел на своего друга:

— Что ты имеешь в виду, предлагая мне пробежаться по своему списку?

— Только то, что мужчина, который разбрасывает свое семя направо и налево, в конечном итоге что-нибудь посеет.

— Я всегда был очень осторожен, чтобы не «посеять» что-либо.

— Подозреваю, что многие отцы могли бы сказать то же самое.

И прежде чем Торманд смог продолжить спор, Саймон пришпорил коня, чтобы поговорить с Харкуртом. Торманд не стал догонять друга, а опять погрузился в свои размышления, хотя и с большой неохотой. В его голове был такой сумбур, что оставалось только удивляться, как он вообще способен думать о чем-то серьезном, а последняя реплика Саймона, окончательно повергла его в уныние.