Я не люблю убивать. Часть 1 - Максим Волжский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вампиры и не сомневались. Запах смерти, который может уловить даже средненький маг, стоял в этом месте удушливый, горьковатый. Для меня, может быть, и удушливый с горечью, а для нежити дурманящий и сладкий.
— Хочу взглянуть на тело, — вежливо попросил Горан.
— Не вопрос, — ответил я.
Молодой маг распахнул двери фургона-рефрижератора и расстегнул молнию на мешке.
Горан смотрел спокойно. Но я знаю кровососущее племя. В глубине своей мрачной души нежить тряслась от радости.
— Простите за вопрос… его сожрали? — уточнил он.
Вампир в спортивках меня начал бесить. Термин «сожрали» вполне устоявшийся, обозначающий полное поедание сердца, но меня раздражала его холодная ухмылка. Я видел, что он старался скрыть своё удовольствие от процесса опознания, но выходило какое-то уродство. Возможно, Горан видел труп охотника впервые за свою очень долгую жизни — и вероятно, в последний раз видел. Такого удачного дня может более и не случиться. Да точно не случится! Я постараюсь!
— Будешь выражаться, я тебе в задний проход клизму вставлю. Понял меня? — пригрозил я вампиру. — Ещё раз услышу слово «сожрали», высушу и вылечу проникновением жижи Водопьянова. Залью тебе в кишечник пару литров — и станешь ты у меня сразу миленьким и добреньким.
Горан нервно задёргал туда-сюда коленями, защёлкал чётками.
Ахета негромко хихикнула, представив Горана без спортивного костюма, с клизмой в костлявой заднице.
Но мои угрозы так и оставались пустыми обещаниями. Пихать клизму в жопу, за то, что Горан не корректно выразился — верх кощунства, излишняя горячность и недостойное поведение для охотника. Если между нами, то он не заслужил такой участи. Вот если бы Горан на кого-нибудь напал в ближайшее время, вот тогда!
— Руку мне дай! — потребовал я.
Горан причмокнул. Я заметил в его пасти — а именно пастью я называю вампирский рот — как сверкнула золотая фикса. Нежить любит не только большие машины, но и зубы украшать.
Я взял его за руку. Закатил рукав.
— Если глотнул хоть грамм человеческой крови, тебе кабзда, — тихо, но оптимистично предупредил я.
Можно взять клинок, но я предпочитал рвать кожу мизинцем. Когда рядом вампир, то моё тело трансформируется бессознательно. Кости становятся титаном, волос — капроном, орган в штанах — ракетой, а ногти превращаются в отточенные бритвы.
Я резал медленно, зигзагообразно. Смотрел вампиру в глаза. Тот был совершенно спокоен. Я мог бы не пробовать на вкус его кровь, по глазам всё понял; но я всё же коснулся капли кончиком языка.
Вечное блаженство пить кровь вампира!
Сколько я выпил красного нектара, перед тем, как изменился сам, повзрослел — перестав иссушать вампиров до дна. Я не высасывал вампиров, я из них пил, словно склонялся к быстрому ручью, где текла живая вода. Я пил, пил, пил — пока вампир не умирал, а я не насыщался и не впадал в блаженство.
Так уж задумано Творцом: охотник ищет зверя, находит и выпивает из него жизнь. Я сожрал тысячи вампиров. Я выпил тонны литров крови из вампирш. Потому что я сам зверь, коих на земле совсем мало. А ещё говорят, что человек царь природы. Нет, братцы, охотники на вампиров — вот кто самые настоящие хозяева планеты.
— Клянусь, начальник, я чистый, — бормотал Горан.
Но глаз у него всё-таки дёрнулся. Это был нервный тик — от страха: а вдруг этот сумасшедший Гриша, сейчас найдёт что-нибудь и без слов оторвёт сначала руки, затем ноги, а потом вырвет сердце?
Где-то я читал, что акулы чувствуют кровь за полтора километра. Говорят, что волки различают двести миллионов оттенков запаха и чуют добычу на расстоянии в три километра. А я не рыба и не волк — я намного опаснее, сильнее и совершеннее!
— Последний год ты не нарушал закон, — вынес я вердикт, вытерев каплю крови о белый рукав его спортивного костюма. — Ты что, Горан, в веганы записался? Или сдулся?
— Нет что вы, — облегченно улыбнулся вампир. — Я принимаю разработанные нашим кланом заменители топлива — и лишь по праздникам пью кровь баранов… ну или овец. О человеческой крови даже не думаю. Да и времени нет на эти глупости.
— Молодец! Складно поёшь! — похлопал я по плечу вампира. — Дисциплина превыше всего! Так ведь, зверёныш?
Вообще, два представителя самых крупных кланов Москвы прибыли на бывший завод, совершая некий реверанс учтивости — так сказать, визит вежливости и не более. Обвинения им не выдвигались, никто из членов кланов не подозревался в преступлении. Горан и Ахета отбывали здесь номер, без обязательного сольного выступления. Вампир с ухмылкой терпел мои нападки; он действительно держался молодцом. А вампирша всё бросала томные взгляды на меня и трясла титьками.
— Слышь, зубастый, — обратился я к Горану, — топай ты от греха к Сергею Петровичу. Он тебе всё с радостью разжуёт, чтоб ты зубки свои не попортил.
Вампир нервно завертел головой, посматривая на солнце. Вампиры не боялись светила. Сказки всё это. Мол, ожог, пепел и прочее.
Горан потоптался на месте. Он явно хотел что-то сказать ещё, возможно, извиниться: ты, мол, Гриш, вроде как не обижайся… я вроде как, очень уважал Бенце и потому готов на всё. Ты токмо клизму мне не вставляй, а так я на твоей стороне. Будь уверен, Гриша.
Ага, сейчас! Зауважал он охотника!
Бенце Вайда таких как он не щадил и резал на ровные кубики. Иначе расплодились бы вампиры по земле, что беда и горе людскому роду.
— Чего ты на него взъелся? — шептала мне на ушко Ахета. — Пойдём посмотрим местные достопримечательности… И расскажешь мне сказку на ночь. Как прежде… Помнишь, как мы с тобой в Ялте? Море, звёздная ночь, вино. Только ты, и я, Гриша…
Вот зараза! Знает, как меня отвлечь. Я, конечно, переживал гибель Бенце Вайда, но за тысячелетнюю жизнь давно свыкся со смертями. Кого я только не хоронил, с кем только не приходилось прощаться. По всей Европе моих жён десять кладбищ. Хорошо хоть детей у меня нет. Здесь повезло.
Молодой маг, что-то увлечённо рассказывал Горану. Ахета ждала приглашения.
— Пошли, голуба моя, прогуляемся, — предложил я.
Вампирша заправила волосы за аккуратные ушки и мило улыбнулась.
Мы шли и молчали. Затем мне приглянулось ещё крепкое здание, на стене которого, был выложен в два этажа красным кирпичом голубь и надпись над птичкой — Черновцы 1978.