…А вослед ему мертвый пес: По всему свету за бродячими собаками - Жан Ролен

В книгах, написанных Гансом о Гаити, тоже полным-полно бродячих собак, чаще всего они там заодно с кабанами заняты расчленением тел противников режима, выброшенных на общественные свалки; впрочем, гаитянский автор Андре Вилер Шери в 2004 году тоже опубликовал книгу «Собака как метафора на Гаити», забавную и написанную со знанием дела, в которой отмечает, что «собака — животное, наиболее часто фигурирующее в креольских пословицах», и уточняет, что в обиходном языке народа насчитывается более сотни пословиц, поговорок и крылатых выражений, построенных вокруг слова «собака».

Со своей стороны желая дать понять, что и замысел моих изысканий не лишен серьезности, я процитировал по памяти пассаж из романа Грэма Грина «Комедианты», где Браун, повествователь, склоняется над пустым бассейном отеля «Олофсон» (в книге он назван «Трианоном»), на дне которого лежит скорченное тело доктора Филипо, человека доброй воли, должно быть, такого же, каким в ту эпоху был отец семьи Ж.: «Кто-то мягко прошмыгнул в темноте; посветив фонариком, я увидел у трамплина худую, заморенную собаку. Она глядела на меня слезящимися глазами и отчаянно махала хвостом, прося разрешения прыгнуть вниз и полизать кровь. Я ее шуганул».

За ужином мадам Ж., чьи революционные убеждения, по-видимому, выдержали испытание временем, пустилась описывать сложную интригу шестидесятых годов, в которой был замешан ее муж, в ту пору лидер самой радикальной оппозиции, Папе Доку. Один новичок-герильеро во время учебных воинских занятий получил серьезное пулевое ранение, Ж.- отцу пришлось впопыхах искать для него врача, но найти в результате удалось только хунгана, жреца вуду, который согласился пойти на такой риск. Как бы там ни было, благодаря его заботам ученик-герильеро, кажется, мало-помалу оправился от раны. Но в ту ночь, когда Ж.- отец, занятый поисками доктора, не пришел домой, его супруге нанес визит некто, назвавшийся другом ее мужа, и, хотя она не смогла вспомнить, кто это, ей показалось, будто она где-то уже встречала этого человека. По происхождению этот посетитель был из «белой» русской эмиграции — обстоятельство, о котором женщина не ведала, иначе, как она сегодня утверждает, одного этого было бы достаточно, чтобы она отказалась принять его. Однако она не знала и другой, куда более тревожной подробности: этот предполагаемый друг ее мужа одновременно поддерживал весьма близкие связи с окружением Папы Дока. Как ни странно, мадам Ж. абсолютно не помнит, ни что говорил ей тот человек во время своего визита, ни каковы были его последствия. Но вот что любопытно: несколько дней тому назад одна из газет Порт-о-Пренса под видом отрывка из романа опубликовала рассказ о жизни некоего «белого русского», историю весьма странную, даже если принять во внимание склонность к преувеличениям и приблизительность оценок, которыми славится гаитянская пресса. Там говорилось, что якобы его дочь, о которой мадам Ж. никогда и слыхом не слыхивала, в ту же эпоху напрочь вскружила голову отцу Доди Аль Файеда, друга леди Дианы, сам же он несколько лет спустя передал Ли Харви Освальду оружие, с помощью которого тот должен был убить президента Кеннеди. Ну и так далее.

Накануне этого ужина, после того как Ганс представил публике, собравшейся во французском культурном центре, свою последнюю книгу о Гаити «Танцующие тени», выпущенную издательством «Грассе» в 2006 году, один из его здешних приятелей, Франкетьен, художник и писатель из Порт-о-Пренса, пустился в нескончаемую, исполненную блеска разгромную речь, не имевшую ни малейшей связи с произведением Ганса, послужившим поводом для этого выступления против «нынешней гегемонии сверхдержавы» и «семи веков западного господства над миром», коими оратор объяснял все невзгоды последнего, включая гибельную бездну, в которую гаитянское общество скатывается, по-видимому, неудержимо.

Назавтра же другой гаитянский писатель, равным образом уважаемый, восторженно приветствовал на страницах «Матен» филиппику Франкетьена, одновременно во второй статье тот же автор, на сей раз по поводу двухсотлетия убийства Дессалина, обличал «заговор молчания», жертвой которого стал последний, — и это в газете, которая только о нем и талдычит, притом в разгаре подготовительных мероприятий перед грандиозными церемониями в его память. Тот факт, что один из самых известных призывов Дессалина — «Рубите головы, жгите хижины», похоже, никого не смущает, равно как и его разнузданная кровожадность, даром что, по всей видимости, именно ее масштабы побудили бывших соратников сговориться да и прикончить его (ну, по правде сказать, в текстах, что публикуются по случаю двухсотлетия, эта подробность обычно опускается, создается впечатление, что хотя Дессалин был-таки благополучно убит, коль скоро отмечаемая годовщина приурочена именно к данному событию, но никто лично руку к этому словно бы и не приложил). В опусах этого рода французы с неизбежностью попадают под подозрение в том, что это они злокозненно испортили репутацию Дессалина, они и Туссен-Лувертюра возвеличивали только для того, чтобы тем вернее опорочить его преемника, «более самобытного гаитянина». В длинном стихотворении, написанном в 1932 году и перепечатанном «Хроникером» в 2006-м, некто Шарль Моравиа вложил в уста Дессалина следующие слова:

«Я кровь проливаю за черный народ! / Так что за беда, коль невинный падет? / Кровь землю омоет, на то и война! / Спасительна кровь, очищает она! / О, я не устану и жечь, и крушить, / Я сердце для мщенья сумел закалить! / Я столько оставлю кровавых руин, / Что мир не забудет, кем был Дессалин!»

Поэтические вольности оставим на совести автора, но если персонаж, провозглашающий подобное, является «более самобытным гаитянином», чем Туссен-Лувертюр, тогда все, чего можно пожелать Гаити, — это иметь в будущем правителей не слишком самобытных.

Подробные свидетельства касательно смертоубийств на улице Тиремассе в прессе Порт-о-Пренса появились лишь через два дня после нашего ужина у мадам Ж. и накануне официальных торжеств по случаю двухсотлетия. За это время на площади Сен-Пьер перед гостиницей, где я остановился, воздвигли временное дощатое сооружение, чье сходство с эшафотом меня поначалу насторожило, — возможно, виной тому была тревожная атмосфера, которую нагнетали статьи, восхваляющие самые мрачные стороны личности Дессалина, — но потом я сообразил, что, хотя сию трибуну и сколотили в связи с годовщиной его убийства, предназначена она всего лишь для размещения оркестра.

«Хроникер» сообщал, что бойня развернулась в квартале Бель-Эр, на углу улиц Тиремассе и Мариела, сразу после наступления темноты, когда многие жители спешили домой, чтобы укрыться от дождя. Число пострадавших достигло двадцати пяти: семь погибших, восемнадцать раненых. «Матен» уточнял, что убийц было семеро, они подъехали на машине без опознавательных знаков, «голые до пояса и тяжело вооруженные». Два ежедневных издания, видимо пользуясь одними и теми же источниками, описывали их как сторонников бывшего президента Аристида, несколько лет назад принимавших участие в «операции Багдад», кампании террора, развязанной им с целью сделать страну неуправляемой. Будучи уроженцами квартала Бель-Эр, они покинули его по требованию местных жителей, а теперь вернулись, чтобы с ними посчитаться, вот и палили наудачу по тем, кто оказался на улице. «Хроникер» напоминал, как полтора года назад заключенные, вследствие операции, произведенной группой военнопленных, совершившие массовый побег из каторжной тюрьмы, при сходных обстоятельствах перебили два десятка обитателей трущоб, так называемой Божьей деревни, подозревая, что те донесли на них.

В том же номере «Хроникера» некто Тони Ролан Руссо пространно излагал политическую программу, призванную разрешить все проблемы Гаити. Согласно его утверждениям, эта программа была явлена ему во сне четырьмя отцами-основателями: Туссен-Лувертюром, Дессалином, Петионом и Кристофом. Ее пятый пункт был сформулирован так: «Создать большую динамику, послав группы студентов и рабочих прочесывать всю страну, чтобы доставить в каждую общину акт за подписью нового президента, по условиям которого все жители станут принцами и принцессами». Другой пункт программы Руссо, более приземленный, предполагал учредить «новую банковскую систему под двойным заслоном… более результативную, чем в Швейцарии», на основе учреждения, название которого в газете было набрано из одних заглавных букв: «СВЕРХСЕКРЕТНЫЙ БАНК НАРОДНОГО КАПИТАЛИЗМА».

20

Если автомобиль Эдуардо Мендосы, довольно невзрачная машина неопределенного цвета, будет и дальше, не встречая препятствий, так же плавно катить с востока на запад вдоль южной границы парка Чапультепек, мы с минуты на минуту выедем на дорогу в Толуку, что и было бы желательно. Шоссе, что проходит мимо южной оконечности этого парка, носит название Конституэнтес, оно хоть и ассоциируется с законопослушным соблюдением правил, но дано ему явно по недоразумению: из всех транспортных артерий мексиканской столицы эта — самая беспорядочная, хотя многие другие здесь, напротив, великолепны. Взять хотя бы Инсуржэнтес (ей бы поменяться именами с первой — та скорее напоминает о повстанцах, нежели о конституции), Ниньос-Эроэс или даже anillo de circunvalacion (круговая развязка), которую так и тянет представить в виде маленького животного с длинным закрученным хвостом вроде того самого какомицли, кошачьего енота (латинское название: bassariscus astutus), наличием коего — причем сразу нескольких особей — как раз может похвалиться парк Чапультепек. Об этом посетителя информирует следующая надпись на специальном щите: «El cacomixtle es un carnivore muy agil de cuerpo largo y cola anillada […] es de hábitos nocturnes […] pasa gran parte del dia en los árboles» («Какомицли — весьма подвижное хищное млекопитающее с плотным телом и поперечно-полосатым хвостом… ведет ночной образ жизни… большую часть дня проводит на деревьях»).