Река меж зеленых холмов - Евгений Лотош

И никто не знает, что у нее есть Бокува.

Кукла сидела на подоконнике и смотрела в окно на восходящий из-за горизонта Звездный Пруд. Она не пошевелилась, когда Мизза проскользнула в комнату, и только когда Мизза села рядом, повернула к ней голову.

— Тебя опять обидели? — прошелестела она своим тихим, на грани шепота, голосом. В темноте девочка не могла видеть цвет ее глаз, но она знала, что левый — зеленый, а правый — синий, и это знание странным образом успокаивало. — Ты долго отсутствовала.

Девочка сердито швыркнула носом и потерла кулачком глаза.

— Сахмат дурак, — зло сказала она. — Я его самого когда-нибудь убью!

— Не получится. Ты женщина. Он мужчина. У вас, гуланов, женщины всегда подчиняются мужчинам. И он сильный. Ты побоишься.

— Тогда сбегу к тарсачкам! У них, говорят, наоборот — мужчины всегда подчиняются женщинам. И мне станут подчиняться!

— Этого ты хочешь? — кукла отвернулась и снова принялась глядеть на звезды. — Чтобы тебе подчинялись? Чтобы ты сама могла делать другим больно?

— Нет, — хмуро сказала девочка. — Я хочу, чтобы меня в покое оставили. Почему дядя Тархан меня любит, а остальные нет? И еще тот… Сатта… Сакатта… с которым сегодня встречались. Он тоже меня не ненавидит, хотя почему-то знает, кто я. Бокува, я действительно чокнутая? Я сойду с ума, да?

— Я мало что знаю о людях и о мире, — шелестящий в голове у девочки голос стал печальным. — Я не могу ответить, Мизза. Сакаттта — или Саматта? Саматта Касарий?

— Да, Саматта Касарий. А ты его откуда знаешь?

— Не помню. Я где-то слышала его имя. Оно кажется знакомым. Возможно, оно приснилось мне в Колыбели. Или услышалось где-то еще. Значит, он либо очень плохой, либо очень хороший. Какой он?

— Он… наверное, он хороший. Он сказал, что у меня не проклятие, а дар. И что я должна использовать его для добра, и тогда все закончится хорошо. Еще он сказал, что у него две дочери, и обе гораздо сильнее меня. У них, наверное, тоже проклятие… или дар. Вот бы с ними познакомиться! Я еще никогда не видела таких же, как я.

— Судьба плетет свои нити, не спрашивая наши желания. Возможно, и познакомишься. Я тоже хотела бы его увидеть. Когда поедешь на встречу с ним в следующий раз, возьми меня с собой. Но мне пора спать. Ты пойдешь со мной сегодня? Ты устала.

— Пойду! — быстро кивнула девочка. — В твоем сне хорошо, а одной мне снятся плохие вещи.

— Ты хочешь есть.

— Нет, я уже наелась. А ты хочешь? Я могу утащить что-нибудь на кухне.

— Я кукла, Мизза. Мне не нужна еда, я же тебе много раз говорила. Но если ты готова, то ложись.

Кукла медленно подняла руки в стороны и воспарила над кроватью. Ее деревянное тело слегка засветилось, наполняя тряпичный халтон изнутри зеленоватым сиянием, и Мизза послушно вытянулась на кровати поверх одеяла, закрыв глаза. И тут же ей в глаза ударил ослепительный после темноты солнечный свет. Она осторожно приоткрыла веки, заслонившись ладошкой, села и осмотрелась вокруг.

Как и раньше, у нее за спиной степь тянулась далеко-далеко, до самого горизонта, а перед ней обрывалась в бесцветную пустоту, словно обрезанная гигантскими ножницами. Вечно полуденное, но ласковое солнце гладило волосы своими мягкими лучами, и волосы трепал ласковый ветер, напоенный весенними запахами. Бокува медленно шла вдоль обрыва. Здесь, в своем сне, она выглядела настоящим ребенком — смахивающей на мальчика девочкой лет десяти, с недлинной стрижкой, в коротких кожаных штанах для верховой езды и странной мешковатой рубашке с кружевами и длинными рукавами, перехваченными у запястий тугими манжетами. Сейчас она совсем не походила на куклу, и только глаза у нее по-прежнему оставались разноцветными — зеленым и красным. Пустота возле ее босых ступней клубилась, сгущалась, меняла цвет и очертания и превращалась в новые кусочки степи, тропинками убегавшими в бесцветную даль. Иногда тропинки казались прямыми как стрела, иногда прихотливо извивались, словно карабкаясь по крутым холмам и огибая невидимые валуны. Между тропинками пустота тоже сгущалась и превращалась в травянистую почву, иногда покрытую мелкими белыми цветами ринрина, но медленно, гораздо медленнее, чем на тропинках.

— Я сделала облака, — сказала Бокува звонким, совсем настоящим голосом. — Они тебе нравятся?

Мизза задрала голову и скептически посмотрела вверх, приглядываясь.

— Они какие-то неправильные, — сказала она после тщательного изучения. — Неживые. Как… как нарисованные. Как старая паутина.

— А как надо? — с интересом переспросила Бокува.

— Ну… наверное, меняющимися. На что-то похожими. Дышащими. Не знаю, как сказать.

— Дышащими… — задумчиво проговорила кукла. — Меняющимися. Вот так меняющимися?

На глазах у Миззы облака начали расплываться и менять форму. Из перьев и речных бурунов они начали превращаться в забавные рожицы, зверьков, цветы и прочие фигурки. Зверьки принялись играть друг с другом в чехарду и догонялки. Девочка хихикнула.

— Сейчас они забавные, — сказала она. — Но совсем не как настоящие. А тебе ведь нужно обязательно, чтобы как настоящие, да?

— Да. Я должна построить настоящий мир. Не обязательно похожий на ваш, но настоящий. А я так мало видела, что не знаю, как его делать правильно. Мизза, хочешь сделать облака сама?

— Сама? — удивилась девочка. — А разве я могу?

— Конечно. Мы же во сне. В моем сне. Ты моя служанка, и поэтому можешь делать все, что я разрешу. А я разрешаю.

— Я не служанка, — надулась Мизза. — Я дочь Повелителя Ветра!

— Неважно. Важно, что нас свела судьба, и что теперь ты даешь мне свою силу. Ляг на спину и смотри в небо. Не думай ни о чем, просто позволь облакам плыть и плыть, как должны плыть настоящие облака.

Бокува подошла к девочке и нажала ей на плечи твердыми ладошками, принудив лечь навзничь. Затем легла рядом.

— Просто смотри вверх и позволь облакам плыть, — повторила она.

Мизза послушно принялась глядеть на небо. Она честно пыталась представить, как должны выглядеть настоящие облака, но получалось плохо. Теперь облака снова выглядели как обычная белесая рябь на голубом фоне, но в них все равно оставалось что-то неправильное, неуловимое, но противоестественное.

— Ты все делаешь неправильно, — наконец с досадой сказала кукла, поднимаясь. — Ты пытаешься рисовать, как рисуют карандашом. Не надо рисовать. Надо просто увидеть, как должен выглядеть мир. Мне нужно строить дальше, а ты тренируйся.