Потерянный дневник дона Хуана - Дуглаc Абрамс

Я вручил Мануэлю эскудо.

— Пата негра, — кивнул он в сторону кухни, посчитав, что я заплатил ему слишком щедро.

Я улыбнулся, и мой рот наполнился слюной только при одном названии его лучшей ветчины. Прежде чем забить, этих благородных свиней откармливали желудями, оттого их мясо было нежным и таяло во рту, как масло. Золотая монета, которую я дал ему, намного превышала стоимость целого окорока, но я решил, что это будет мой вклад в казну воровского братства, ныне распавшегося, и в копилку семьи, реально существующей.

Я занял свое обычное место за столом возле побеленной стены, на которой висела лампа. Проститутки махали с балкона платками, зазывая клиентов. Их белые сорочки оставляли плечи обнаженными, а на груди были пышно присборены, подчеркивая то, что сами же и скрывали. Ярко накрашенные лица и цветы в волосах, казалось, просто светились. Девушки пользовались таким успехом, что зарабатывали в шесть раз больше, чем врачи, которые приезжали их лечить. Правда, врачам не приходилось целовать гнилые зубы, запавшие глаза и бледную кожу матросов, большинство из которых болели цингой.

Мануэль принес блюдо с отменной свиной вырезкой и глиняную кружку, наполненную вином.

— Новый трофей, — кивнул я на бычью голову, висящую на стене. — Благодаря ему твое заведение выглядит почти респектабельно.

Мануэль улыбнулся.

— Когда-нибудь я сделаюсь почтенным хозяином таверны, каким могла бы гордиться моя матушка, упокой Господь ее душу.

— Не в этой жизни, — сказал я Мануэлю. — Хотя ты уже и сегодня вполне уважаемый человек, дай Бог каждому.

— Я бы и в самом деле стал таким. Но деньги… — признался он, мотнув головой в сторону проституток, — деньги слишком хорошие, чтобы от них отказываться.

Мы обменивались шутками, пока ему не пришлось убежать за выпивкой для краснолицего матроса, который умирал от жажды и громогласно давал об этом знать.

Прибыл маркиз в сопровождении других членов нашего тайного общества — дона Эрнана и дона Хосе. Я удивился, увидев дона Хосе рука об руку с Альмой. Только он мог привести с собой куртизанку в публичный дом. Как и другие тусоны, она изображала благородную леди: кокетливо пряча взгляд за шелковой мантильей. На ней были туфли на высоком каблуке и струящееся платье — то и другое было строго запрещено носить обычным проституткам. Только глубокое декольте, которое она то и дело демонстрировала, выдавало ее истинные наклонности. Маркиз пробирался сквозь толпу с величайшей осторожностью, стараясь не запачкаться о людей, которых вынужден был касаться. Дон Хосе вообще-то был женат, но, храня верность маркизу, не считал своим долгом хранить верность жене. Едва он появился в дверях, как его окружили проститутки, с которыми он был хорошо знаком. Сегодня ему пришло в голову, что Альма могла бы составить ему компанию с одной из этих девушек.

— Моего общества более чем достаточно для любого мужчины, а уж для вас — тем более, — сказала Альма и отвернулась, гордо вскинув голову.

Серена немедленно устремилась им навстречу, чтобы уладить ситуацию, которая могла обернуться неприятностями.

— Прелести доньи Альмы слишком дороги для нашего скромного заведения. Но не волнуйтесь, дон Хосе, мы сделаем все, чтобы выполнить любую прихоть клиента.

Вскоре дон Хосе отправился наверх, подхватив под руки двух проституток. Красные и желтые перья его шляпы в сочетании с горделивой поступью делали его похожим на петуха, шествующего в курятник. Прежде чем сесть за стол и поддерживать беседу, ему всегда требовалась «разминка». Серена и Альма весело перешучивались, вероятно, по поводу дона Хосе, а может быть, и по поводу мужчин как таковых. Уж они-то знали мужчин лучше, чем кто-либо другой.

Дон Эрнан приехал с любовницей, которая обращалась с ним как со своей собственностью и бросала ревнивые взгляды на проституток, которые кружили поблизости. Бедняга дон Эрнан отнюдь не выглядел счастливым, несмотря на пристальное внимание подруги. Разрываясь между женой и любовницей, он испытывал нежность к той, которая в этот момент была не с ним. Сейчас он выглядел даже более смущенным, чем обычно, и наблюдал за матросом-великаном, который затеял скандал с очередным посетителем.

Маркиз, дон Эрнан и его любовница расселись вокруг стола. Подле маркиза тотчас же появилась проститутка по имени Бланка, которая умела безошибочно выбирать самых богатых клиентов. Ведь маркиз только за один обед выкладывал денег больше, чем матрос может заработать за три месяца в море. Бланка прильнула и стиснула его бедро. Она недавно вышла замуж, и маркиз удваивал плату, если ее муж приходил понаблюдать за ними. Мануэль быстро принес кружки с вином и поприветствовал знатных гостей.

— Тебе не понравилась пата негра? — спросил он, заметив, что я так и не притронулся к ветчине, а потом пошутил: — Твоя матушка была бы недовольна.

— Боюсь, что этого я никогда не узнаю, ведь я сирота.

— Тогда послушайся своего папочку Мануэля и покушай, потому что человек не может быть сыт только вином, женщинами и песнями. Даже такой человек, как ты.

Когда он отошел, маркиз недоверчиво отхлебнул из кружки вина и тут же скорчил гримасу:

— Сдается мне, что женщины, которых здесь подают, гораздо лучше, чем вино.

Я решил последовать совету Мануэля и отведать ветчины, но при этом не стал пользоваться ножом, прикованным цепочкой к столу, а вытащил свой. Он ничем не отличался от тех, которые носили при себе другие кабальеро, однако хранился в потайном месте, за голенищем сапога, и потому обнаружить его было очень трудно. За долгие годы этот секретный нож с гладкой костяной рукояткой не раз успел сослужить мне неоценимую службу. Я рассекал стальным лезвием нежную розовую мякоть, не торопясь, отправлял в рот очередной кусочек и запивал его большим глотком вина. Каким бы тонким ценителем прекрасного ни сделал меня маркиз, я по-прежнему обожал этот старый дом и даже его запах — затхлый запах дуба, земли и дегтя.

— Дон Педро, мне хотелось бы… — Я собрался расспросить маркиза о донье Анне, но Альма помешала мне это сделать.

— Дон Хуан без женщины — что Хиральда без колокола, — с этими словами она уселась ко мне на колени.

Оставшись без любовника, Альма явно скучала и потому решила почтить своим вниманием старого наставника. Она томно приникла к моему плечу, обняла за шею и нежно коснулась пальцами моего лица. Она заманивала меня в свои сети, как Клеопатра заманивала бедного беззащитного Марка Антония, который в конце концов предал своего императора и свою страну ради женских чар.

Возможность поговорить с маркизом была упущена — он уже поднимался по лестнице под ручку с Бланкой. Правда, я знал, что это ненадолго: любовные утехи наверху не занимали у него много времени.

— Ах, милейшая Альма, ты правильно подметила, что жизнь ко мне несправедлива. По крайней мере, сегодня.

— Я всегда чувствую, когда кто-то изнемогает от бремени желания и… и мастерства. Колокола на твоей башне звонят так же отчаянно, как и на моей.

— Ох уж, это вряд ли. Ведь на твоей башне колокола звонят каждый час.

Дон Эрнан и его любовница рассмеялись, а Альма отодвинулась от меня и сделала вид, что обиделась. Однако вскоре я вновь почувствовал ее дыхание на своем лице.

— Если ты когда-то и отставал в количестве, то брал качеством.

— Моя дорогая Альма, твоя церковь все равно намного богаче, чем моя. Ты же знаешь, мне никто никогда не платил за мою любовь, так же как и я никогда не платил за чужую.

Я и действительно убежден в том, что любовь может быть подлинной только в том случае, если женщина ее дарит. Нежность, которая продается и покупается, — не более чем подделка.

— Я бы не стала брать платы за счастье позвонить в колокола вместе с великим доном Хуаном.

— С моей стороны это означало бы ограбить тебя.

— Можешь считать это благотворительностью.

— Моя бедная одинокая Альма! Я не священник, я азартный игрок. Какой мне интерес соблазнять женщину, которая и без того готова лечь с любым мужчиной за деньги?

Она вскинула брови и отвернулась. Было очевидно, что мое замечание по поводу продажной любви, задело ее. Тем не менее она решила не прекращать словесный поединок. Под аккомпанемент гитар и тамбурина мы продолжили обмениваться остротами.

— Что в тебе есть такого неотразимого, что покоряет женщин? — спросила она, пристально глядя на меня. — Может быть, твое нежное лицо и длинные изогнутые ресницы?..

— …Которые заставляют женщину думать, будто она смотрит в зеркало собственного желания, — продолжил я ее мысль.

— Или твои полные, чувственные губы?..

— …Благодаря которым женщина ощущает вкус собственного наслаждения.

На самом деле я немного стыдился своих полных губ, полагая, что такие бывают только у рабов и у незаконнорожденных детей.