Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма - Виктор Кондрашин

Практически во всех наказах крестьяне требовали отмены частной собственности на землю, безвозмездного отчуждения (конфискации) помещичьих, казенных, удельных, монастырских, церковных земель и передачи их в руки народа. В наказах специально оговаривалось, что земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает собственным трудом. Аналогичные требования выдвигались крестьянами и осуществлялись на практике в ходе открытых выступлений{230}. Такова была программа крестьянской революции по главному ее вопросу — вопросу о земле.

Революция 1905–1907 гг. продемонстрировала глубину пропасти, образовавшейся между крестьянством и самодержавием. Самым очевидным ее показателем стали зарева горевших по всему Поволжью помещичьих имений. Динамика поджогов помещичьих имений, самого распространенного вида крестьянского движения в пореформенный период, — наилучший, на наш взгляд, показатель нараставшего протеста, предвестник крестьянской революции. Сначала тлеющий уголек, потом костер, и, наконец, бушующее пламя. Как известно, жгли не только и не столько ради грабежа, а ради достижения главной цели — изгнания из деревни помещика.

Таким образом, с одной стороны — мирные средства борьбы, а с другой — революционное насилие. И их соотношение, как хорошо показывает конкретный ход крестьянского движения в годы первой революции, определялось не дикостью крестьян или другими факторами психологического, личностного плана, а политикой власти. Крестьянские наказы, решения Всероссийского крестьянского союза не были услышаны самодержавием, и революционное насилие явилось закономерным ответом деревни на глухоту и слепоту власти{231}. Как сказано в Библии: «Зло порождает только зло». Так же и в годы революционных потрясений одно насилие порождало другое, не решая при этом коренных проблем, их обусловивших. В Поволжье сыновья выпоротых в годы первой русской революции и расстрелянных карателями отцов не забудут этого и в 1917 г., пройдя фронты империалистической войны, осуществят в своих деревнях то, что не удалось сделать в 1905–1907 гг. Гвардией крестьянской революции станут и крестьяне, разоренные столыпинскими законами.

Последним шансом императорской России разрешить крестьянский вопрос стала столыпинская аграрная реформа. Можно долго спорить о ее результатах в Поволжье и России в целом, но очевидным, на наш взгляд, является факт неприятия реформы основной массой крестьянства в традиционных районах помещичьего землевладения в силу того, что она, как справедливо и очень точно заметил А.М. Анфимов, стала для крестьян «реформой на крови», т. е. проводимой в интересах сильных за счет слабых, не затрагивающей основ помещичьего землевладения. Идея такой насильственной зачистки деревни в условиях малоземелья и сохранения помещичьих прав на землю вызвала вполне адекватную реакцию большинства крестьян. Массовый бойкот выборов представителей от крестьян в землеустроительные комиссии (в Поволжье 30% крестьянских сходов бойкотировали эти выборы), моральный террор выделенцев, многочисленные факты насильственных действий общинников по отношению к хуторянам и отрубщикам — такова реальная картина жизни поволжской деревни в годы столыпинской реформы. За девять лет, с 1906 г. по 1915 г., в поволжских губерниях вышло из общины около 1/3 крестьянских дворов. Причем менее 10% выделенцев, заявивших о выходе, получили согласие на выход от сельских сходов. Остальным хозяйствам, подавшим заявление о выходе, сходы отказали. Они получили землю по решению земских начальников и уездных съездов, вопреки мнению крестьянских сходов{232}. Не оправдали надежды самодержавия и результаты переселенческой политики, проводившейся в Поволжье в годы столыпинской реформы. Так, например, с 1909 г. по 1913 г. в Саратовскую губернию вернулось 2888 переселенцев (40,5%) и 1881 ходок (69,5%). В целом за 6 лет, с 1909 по 1914 гг., 48,3% переселенцев и ходоков губернии, не найдя счастья в «Америке за Уралом», возвратились обратно «на пустое место», где уже не было «родной общины», которая бы приютила «блудных сынов», успокоила бы, поддержала{233}. Недовольство столыпинской аграрной реформой усилилось с началом Первой мировой войны. Крестьяне потребовали прекратить землеустроительные работы до ее завершения. Особенно на этом настаивали призванные на службу запасные чины и жены призывников. Лозунг «до возвращения мужей с войны никаких землеустроительных работ не производить» был распространен по всему региону{234}.

Таким образом, столыпинская реформа, с точки зрения ее главной цели в районах господства помещичьего землевладения, провалилась. Она не создала в поволжской деревне надежной опоры самодержавию и объективно явилась катализатором крестьянской революции.

В полной мере это проявилось в 1917 г., когда в ходе крестьянского движения в регионе в районах помещичьего землевладения были ликвидированы столыпинские хутора и отруба.

О незыблемости основных положений программы крестьянской революции, осмысленности крестьянского движения в регионе в 1917 г. можно судить, например, по наказам крестьян Самарской губернии Учредительному собранию. В начале августа 1917 г. губернский земельный комитет вместе с губернской земельной управой разослал по волостям разработанные им анкеты «для исследования сельскохозяйственных вопросов в процессе подготовки к Учредительному собранию». Суть ответов крестьян сводилась к ликвидации частной собственности на землю и уравнительному землепользованию. Они начисто отметали возможность сохранения хуторского и отрубного хозяйства. Так, в одной из анкет указывалось: «Частная собственность на землю в пределах Российского государства должна быть навсегда отменена, должна быть и отменена и купля-продажа земли. За все земли, поступающие в общенародный земельный фонд, плата ни в каком виде не допустима»{235}.

Подобные же решения принимались в 1917 г. крестьянскими парламентами — губернскими крестьянскими съездами. В условиях слабости власти Временного правительства они фактически санкционировали неистовство «черного передела», охватившего Поволжье{236}. Таким образом, в 1917 г. были воспроизведены лозунги крестьянской революции 1905 г.

Как и в годы первой русской революции, общинная революция 1917 г. осуществлялась снизу с помощью механизма крестьянского самоуправления — общины. Крестьянское движение, так же как и в предшествующий период, принимало крайние формы по мере понимания крестьянами бесполезности надежд на Временное правительство в решении земельного вопроса.

В то же время крестьяне, в явочном порядке осуществлявшие захват и раздел частновладельческих земель, использовали мирные средства для получения государственной поддержки своей революционной самодеятельности. Это проявилось в их активном участии в выборах в Учредительное собрание. Крестьяне поволжских губерний отдали две трети своих голосов партии эсеров, выступавшей за решение земельного вопроса так, как они этого хотели и уже осуществляли на практике{237}.

В данном контексте следует затронуть вопрос о соотношении стихийности и сознательности в крестьянском движении, влиянии на него различных партий; кто кого вел: политические партии крестьян или наоборот. Насколько крестьянский протест «стимулировался» извне? История Поволжья очень поучительна в этом плане. В семидесятые годы XIX века в регионе потерпело фиаско знаменитое «хождение в народ». Крестьяне выслушивали агитаторов, а затем выдавали их властям. Спустя несколько десятилетий, в начале XX века, они снова выслушивали революционеров, в большинстве своем представлявших партию эсеров, но теперь уже их не выдавали, а шли за ними, голосовали за них на выборах в Государственную думу и Учредительное собрание. Но затем снова оставались равнодушными к судьбе своих недавних избранников, бросив их на произвол судьбы сначала после разгона большевиками Учредительного собрания, а затем в период Самарского Комуча. Однако в 1918–1922 гг. в крестьянском повстанческом движении против большевистской власти мы вновь встречаем многочисленных представителей эсеров и других антибольшевистских партий (см. об этом подробнее в главе 4, раздел 3){238}.

Данные факты, а также реальный ход крестьянского движения в рассматриваемый период убедительно говорят о том, что крестьяне просто использовали революционную интеллигенцию в своих интересах. Не революционеры «стимулировали» движение, а оно само их «стимулировало», делало рупором крестьян и проводниками их интересов в органах власти до тех пор, пока это было целесообразно с точки зрения достижения главной цели крестьянской революции — «черного передела» земли. Добившись этой цели, крестьяне потеряли интерес к эсерам и любым другим партиям, которые востребовались ими лишь по мере надобности.