На 101 острове - Лев Успенский

Страшный пожар уничтожил его в 1837 году, но уже через пятнадцать месяцев дворец был отстроен заново архитекторами Брюлловым и Стасовым. И восстановление его было не меньшим чудом, чем само создание.

В тридцатиградусные морозы шесть тысяч рабочих трудились над отделкой залов, натопленных до тридцати градусов выше нуля. Попробуйте выйти из этой бани на жгучий мороз: шестьдесят градусов разницы! Чтобы не терять сознания на работе от жары, мастера надевали шапки со льдом.

Замечательные мастера, умельцы! Это они нехитрыми инструментами создавали тончайшие орнаменты, узоры, украсившие наличники окон, разные для каждого этажа. Это они выложили паркет тронного Георгиевского зала драгоценным деревом шестнадцати пород, мозаикой расцветили полы павильонного и других залов.

С изумительным совершенством воплощали русские мастера замыслы зодчих, трудясь вместе с ними «для славы всероссийской».

Если вам скажут, — Ленинград рожден трудом, вы удивитесь: а какой же город не рожден им? Да, это так, но в применении к Ленинграду слова эти имеют особый смысл. И это не трудно понять. Рим — великая столица, но, чтобы создать его, человечество потратило три тысячи лет. Немного менее потребовалось, чтоб деревушка кельтского племени паризиев превратилась в современный Париж. Десять веков растет и развивается Киев. А Ленинграду только двести пятьдесят лет; в Советском Союзе немало стариков лишь в половину моложе его. Каким же напряженным, каким яростным должен быть труд, чтобы город-отрок мог догнать или перерасти своих древних собратьев!

Подумайте сами: на пространстве в шестьдесят или семьдесят квадратных километров нет ни одного кубического дециметра земли, который за два эти столетия не был бы сотни раз поднят на воздух лопатой землекопа, переброшен с места на место, убран здесь и уложен там.

В одной книге, написанной вскоре после страшного наводнения 1824 года, автор-моряк приводит любопытный подсчет: с основания города и до дней, когда книга была напечатана, в Петербург прибыло шестьдесят тысяч различных кораблей. Все они — из Англии и Франции, из Бразилии и Ост-Индии — шли сюда с балластом — песком. Становясь под погрузку, они выбрасывали этот песок на невские берега. За сто лет они привезли сюда не меньше четверти миллиона кубометров песка из стран Европы, Азии, Африки и Америки. И всю эту уйму песку пришлось куда-то деть, уложить, разровнять. В конце концов он смешался с северной болотной землей, и низкое побережье поднялось над уровнем Невы настолько, что даже наводнения стали ему не так страшны, как когда-то. Может быть, автор немного преувеличивает последствия, к которым это привело, но все же представьте себе масштабы и размах этого постепенного, почти незаметного труда, если он мог все подножие города приподнять хотя бы на несколько футов.

Таким же незаметным, длительным трудом создан и весь Ленинград. Из десятка тысяч его домов каждый построен руками человека. Замощены сотни и сотни километров улиц. Под землей проложена бесконечная паутина водопровода, канализации, телефонной и электрической сети. Каждый их метр ежегодно, ежечасно поддерживается, ремонтируется, удлиняется, расширяется. Зимой с городских улиц убирают миллионы тонн снега. Летом со всех концов страны везут сюда камень, кирпич, гравий и бетон, известь, железо и цемент. Но все это делается повсюду. А мы хотим показать вам образцы того труда, который успевает за короткое время создавать колоссальные сооружения, того, перед результатами которого хочется снять шапку, — так удивительно могуч и так виден он.

Долгое время труд этот был тяжкой повинностью, каторгой, а не геройским подвигом. Тем не менее это он создал наш город.

Уже в XVIII веке была закована в гранит Нева. В 1762–1763 годах были начаты работы. В июле 1762 года опытный строитель С. Волков получил приказ измерить «расстояние от Зимнего каменного дома до Литейного двора». Уже три дня спустя он доложил: расстояние равно 2862 тогдашним саженям, примерно шести километрам.

Бешеный темп работы был задан с самого начала. И два года спустя первый участок могучей гранитной стенки, такой прочной, что она стоит и сейчас, был уже готов.

За Зимним дворцом на первом из прекрасных гранитных спусков к реке врезана в камень дата «1764».

Гранитная набережная не только укрепила берег. На всем своем протяжении она отвоевала у реки полосу, где в пять — шесть, где в десять — пятнадцать, а у Летнего сада даже и до сорока метров шириной. Сама ограда знаменитого сада стоит на месте, где раньше плескались воды реки.

Строительство набережной задумала власть, выполнял народ. Работа была непомерно тяжкой. Теперь людям на стройках Куйбышевской ГЭС или Каракумского канала помогают паровые копры и краны, электронасосы, землечерпалки, грузовики. Тогда все делалось топором да лопатой. Но дело это было нужное, всенародное. А рядом с ним, по прихоти богатых самодуров, возводились такие нелепые постройки, рассказы о которых могут довести каждого из нас просто до бешенства. Слыхали ли вы, например, про сооруженный в Петербурге в студеном 1740 году Ледяной дом?

Его выстроили в феврале того года из глыб невского льда, облитых на морозе водой. Голубой и прозрачный, он, по словам очевидцев, «казался сделан был будто бы из одного куска и для ледяной прозрачности и синего цвету на гораздо дражайший камень нежели мрамор походил». И что за чудо был этот сказочный дом!

У его ворот стояли ледяные пушки, стрелявшие настоящими ядрами. Были тут ледяные дельфины, которые с «помощью насосов огонь от зажженной нефти из челюсти выбрасывали, что ночью приятную потеху представляло». Возвышался ледяной слон «в надлежащей его величине»; из его хобота днем била вода, ночью — горящая нефть. «Сверх того мог он, как живой слон кричать, который голос потаенный в нем мужик трубою производил». Росли деревья с ледяными ветками и листьями; на них сидели ледяные птицы. И все внутри дома было ледяное: мебель, утварь, вплоть до часов, внутри которых видны были все колеса ледяного механизма.

Чудо удивительного искусного труда. А кто построил этот дом? Мы знаем имя Татищева — вельможи, который придумал для императрицы Анны такую редкую забаву; знаем, что руководил делом «кабинет-министр» Волынский. Предполагают, что дом построен по проекту архитектора П. М. Еропкина. Остались памятны имена царских шутов, свадьбу которых справляли в этом доме. О талантливых же мастерах, своими руками создавших сказку, не слышал никто.

Печальна была и судьба необыкновенного дома. В марте месяце стало пригревать солнце. «Дом начал к падению клониться и помаленьку, особливо с южной стороны, валиться», и скоро его остатки «сволокли на царский ледник, дабы хоть какую пользу от того иметь».

Набережные города и Ледяной дом — две стороны медали, образцы труда осмысленного и труда бесцельного, труда нужного народу и того, что тратится на причуды богачей.

Осмысленный труд создавал памятники, которым суждено было прожить века. Мы и сейчас удивляемся им и тем усилиям, которые были затрачены при их создании.

Когда из-под пригорода Лахты за 15 километров была доставлена в цельном виде и без единого повреждения чудовищная глыба «гром-камня» — прославленный валун, легший потом под копыта Медного всадника, это казалось беспримерным подвигом. Камень весил более ста пятидесяти тонн. Его надо было поднять с места, дотащить по болотам до морского берега, погрузить на специальную баржу, по воде доставить в Неву, выгрузить на берег и уложить на место. Все это было выполнено, и не удивительно, если на выбитой по этому случаю медали мы читаем гордую надпись «Дерзновению подобно».

Но и это бледнеет по сравнению с историей сооружения, столетие спустя, пресловутого «Александрийского столпа», величайшего в мире пятидесятиметрового обелиска, высеченного из цельного куска гранита. Этот каменный цилиндр весил еще больше Гром-камня — двести двадцать четыре тонны. Его привезли не из ближайшего пригорода, а за сотню верст из каменоломни под Выборгом. Там его откалывали от скалы в течение двух лет. Делалось это так: триста — четыреста рабочих стояли попарно вдоль горы; один держал лом, другой бил кувалдой. И так тяжел был этот труд, что больше двух — трех месяцев рабочие не выдерживали, — их сменяли другие.

Когда колонна была готова, ее установили в центре Дворцовой площади, поставили вертикально на высоком постаменте. Когда страшная тяжесть налегла на свое подножие, в соседних домах почувствовалось что-то вроде подземного толчка, короткое землетрясение. Громада и сегодня высится на своем месте, а ведь удерживает ее одна только сила тяжести, без всяких подпорок и поддержек.

А строительство Исаакиевского собора? Его окружает целый лес таких же монолитных колонн. Правда, каждая из них вшестеро меньше, чем Александрийская, но зато их здесь 48 штук. Громадная каменная подушка в сто шестьдесят пять тысяч кубометров гранита зарыта в земле под Исаакием. Она в свою очередь опирается на десять тысяч шестьсот семьдесят две шестиметровые сваи, до отказа забитые во влажную приневскую землю. Это ли не памятники бесчисленному множеству строителей — от выдающихся архитекторов до последнего землекопа?