Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

Возможно, это чистая случайность, отчасти подтвержденная расстроенной репликой Маслюкова, назвавшего такое сокращение досадной оплошностью, которую надо обязательно исправить. Как возможно и другое коммунистическое большинство переусердствовало и скрытое стало явным.

Почему именно сейчас Евгений Примаков вносит этот документ?

Потому что болен президент и вряд ли это недомогание последнее?

Потому что необходима политическая стабильность в преддверии двух нервических предвыборных лет? И поэтому тоже.

Но главное, пожалуй, в другом. Та самая пауза, которую мастерски умеет держать политик-дипломат Евгений Примаков, заканчивается 5 февраля, когда бюджет 1999 года будет принят Думой в последнем чтении. С этой минуты бюджет станет осязаемой величиной, и с этой же минуты эффективность заявленной политики по оздоровлению реального сектора экономики необходимо будет подтверждать. И Примакову крайне важно, чтобы при любых социальных коллизиях, которые непременно будут в этом сверхтрудном году, все ветви власти были ограничены в самостихийных волеизъявлениях.

Но речь не только о социальных коллизиях. Колебание настроения ветвей власти может быть обусловлено причинами иного характера.

По последним официальным данным, оглашенным на международном уровне, Россия входит в десятку самых коррумпированных стран мира. Срастание преступной среды с властью в России обрело угрожающие размеры. И реплика Примакова на заседании правительства: «Будем сажать за экономические преступления» — мало похожа на литературный прием.

Если «будем сажать», то неминуемо потянется нить и неизвестно, в каком властном кабинете и на каком этаже окажется ее начало. А то, что это произойдет, нет никаких сомнений. Примакову крайне важно, чтобы действия «разбуженных» правоохранительных органов не сыграли роль детонаторов и не вызвали крайнее волнение и взвинченность в коридорах исполнительной, президентской, законодательной и всех прочих властей. Поэтому сдерживающая взаимодоговоренность на правах закона Примакову нужна. Именно эта всеобъемлющая воздержанность непременно продлит время политической стабильности, которая пока является единственным, хотя и значимым завоеванием председателя правительства, вероятного кандидата в президенты Евгения Примакова.

А там подойдет 2000 год и будет ясно — избираться или не избираться.

Разумеется, наши раздумья по поводу замыслов премьера предположительны и депутаты, отвергая идею пакта о согласии, будут руководствоваться совсем другими, более очевидными соображениями. Процентов семьдесят нынешних депутатов Думы сделают попытку переизбраться на следующий срок. Мобилизуя себя на штурм парламентского Олимпа, депутаты хотели бы иметь развязанные руки и атаковать правительство и президента по полной программе. Согласимся, что другого капитала у депутатов попросту нет. Принятые законы не идеальны по содержанию и уязвимы в силу их бездействия. А значит, превосходство одного кандидата перед другим будет определяться накалом критики в адрес властей. Президент это прекрасно понимает и поэтому свою уступчивость по мотивам соглашения станет соизмерять с уступчивостью депутатов. В этом месте круг замыкается.

Нет спора, надо сажать за экономические преступления, но при этом следует помнить, что в России (Советском Союзе) главными преступлениями во все времена считались либо политические, либо экономические нарушения законности. И человек, укравший полтонны зерна или двести рублей, совершал, по сути, экономическое преступление, именуемое в обыденности «кражей». Порочность, уязвимость нашего развития в нескончаемом торжестве абсурдности, когда определяющим мотивом развития экономики страны является политика, а не наоборот. И до тех пор пока мы будем жить по таким правилам, стране предписано кувыркаться и переползать из одного кризиса в другой.

По этой же самой причине любое преследование за экономический урон, нанесенный тем или иным процветающим субъектом из клана «новых русских», или олигархов, или, может быть, из какой-нибудь иной стаи, будет объявляться этим субъектом как политическое преследование и сведение счетов. И тотчас начнут оживать защитники прав человека, маршируя по улицам с плакатами: «Свободу Юрию Деточкину, или Клементьеву, или Ковалеву, или…»

Власть, пронизанная коррупцией, обеспечивает вечное алиби в глазах общества любому крупномасштабному вору, потому что она сама часть этого масштабного воровства. Такой власти крайне выгодна политическая нестабильность.

В ПОИСКАХ ПЯТЕН НА СОЛНЦЕ

В чем уязвим Евгений Максимович Примаков? И существует ли вообще такая уязвимость? Рискну утверждать, что да, существует.

Примаков с первых дней своей биографии — это человек работающий в параметрах «вне», а не «внутри». И когда в молодости он был корреспондентом «Правды», и когда работал на радио, и когда возглавлял международные институты, и когда руководил внешней разведкой. И когда был министром иностранных дел. Вне, вне и еще раз вне.

Там он был независим, неподкупен и денежные потоки высшей насыщенности, которые были задействованы внутри страны, потоки теневого бизнеса, как и криминализация самой власти, омытой этими потоками, Примакова не коснулись. В этом его счастливый удел.

В Примакове объединились чистота с определенной «непережитостью» событий внутренней жизни России. Он оказался как бы вне реформ. И не потому, что не принимал их, хотя, вполне вероятно, выбирая между Гайдаром и Чубайсом, Абалкиным и Львовым, Примаков со своими симпатиями, вполне возможно, оказался бы на стороне академиков горбачевской волны. Не станем вдаваться сейчас, насколько глубока реформаторская суть этих академиков.

Просто Примаков, как разведчик, предпочитает ориентироваться на людей, которых знает в лицо. И нет сомнений, что у нашего премьера исключительная портретная память.

Можно сказать так, что реформы, которые сотрясали страну с 1992 года, сотрясали прежде всего внутри, затронули Евгения Максимовича в его должностном исполнении прежних лет по касательной.

С одной стороны, это даже хорошо — независимый, не повязанный никем и ничем премьер, строящий рыночную экономику, явление сверхжелательное, но маловероятное. И сколь долго Примаков удержится в этом образе, сказать трудно, но здесь таится одна опасность, потому как независимость чревата в таких случаях неучастием или участием формальным — на правах третейского судьи, что может себе позволить только президент. А премьер, увы, всегда и везде месит глину.