Геймер. Книги 1-4 - Юлия Игоревна Андреева

Что было делать? Растроганная женщина тут же развелась со вторым мужем и, собрав троих своих детей, пошла вслед за супругом. Когда они подошли к реке, мужчина обернулся на бредущую за ним с малышом на руках жену, двое других мальчишек пяти и трех лет держались за подол ее кимоно.

— Тебе, должно быть, тяжело нести ребенка? — с заботой в голосе осведомился он. — Дай, я понесу его сам.

С этими словами коварный самурай забрал у ничего не подозревающей женщины малыша и швырнул его с моста в воду.

— Если ты моя жена и послушна мне, теперь ты бросишь и двоих других, — приказал он, обнажая меч.

Понимая, что сейчас ее детей порубят на куски, женщина сбросила их с моста в воду, и оба мальчика тут же скрылись в волнах.

Молча добралась несчастная мать до своего нового дома, приготовила ванну и еду для мужа. Когда же он лег спать, она взяла его нож и, написав прощальное стихотворение, в котором поведала о своей печальной судьбе, проткнула себе горло.

Проснувшийся муж обнаружил остывший труп супруги и первым делом уничтожил стихотворение, обличающее его коварство и жестокость, но к тому времени его уже успели прочитать и выучить слуги, проснувшиеся раньше своего господина. Стихотворение было немедленно переложено на музыку, и вскоре во всех домах провинции зазвенели печальные цинны и понеслись слова обличения и боли.

И не было никакой возможности заставить людей молчать, заткнув рот песне…

А песня перемахнула через горы, достигла Киото, влетела во дворец императора, и тот лил слезы над судьбой женщины самурайского рода и троих ее чад.

Когда же император наплакался вволю, он велел доставить к себе жестокого самурая, и его обезглавили на городской помойке среди отбросов, запретив сжигать тело по обычаю предков и позволив собакам и птицам пожирать его.

Допев песню, Хаято не сразу мог отдышаться, так увлекла его самого кошмарная история.

Дзатаки гулко выдохнул, словно во время исполнения держал этот выдох, боясь потревожить повествование, нарушив магию музыки.

Что же до Ала, то тот словно места себе найти не мог.

— Маленькое помещение, песня, заполнив его полностью, заполнила и нас, так что мы все невольно оказались втянутыми в эту кровавую историю, — подытожил Дзатаки, потягиваясь и оправляя мечи. — Я же говорил вам, что это совершенно особенное место в замке. Здесь свой мир, мир, которому нет дела до того, что происходит вне него. Впрочем, мы, кажется, засиделись, и, возможно, снаружи нас действительно давно ищут.

— Да, доктор Кобояси уже, скорее всего, осмотрел нашего гостя, и тот способен дать нам какие-нибудь объяснения по поводу состояния пленницы синоби. — Хаято сдвинул брови, его лицо потемнело. Теперь он явственно ощущал, что запах прелых листьев идет на самом деле от его отца.

Глава 30

После шторма

Никогда не указывай копьем в сторону своего господина. Это не считается приметой, но после подобного действия тебя не ждет уже ничего хорошего.

Токугава-но Иэясу. Из сборника сочинений для отпрысков самурайских семей. Разрешено к прочтению высшей цензурой сегуната. Писано в год начала правления 1603-й

Когда Ал и Хаято с силой навалились на дверь, она показалась не просто тяжелой, а словно вросшей в каменный пол.

Немало удивленные мужчины переглянулись, после чего им на помощь пришел Дзатаки, и все вместе, плечом к плечу, они сдвинули наконец непослушную дверь, впустив в сокровищницу приток свежего воздуха, смутно перемешанного еще с каким-то запахом.

— Прошли века, пока мы слушали песню Хаято и предавались думам о вечном, — вздохнул Дзатаки и тут же замолчал, натолкнувшись взглядом на лежащий у дверей труп охранника. Другой мертвец подпирал спиной тяжелую дверь. Отчего она и не открывалась вначале.

Выхватив мечи, все трое стояли какое-то время в дверях сокровищницы, оглядывая крошечное пространство напротив двери и заваленный трупами проход. Самое поразительное, что вокруг не ощущалось ровным счетом никакого движения, вообще ничего, ни стона раненого, ни звона мечей или топота обутых в сандалии ног, ни тебе крика или звуков сражения, ни смеха и ликующих возгласов победителей. Ни-че-го…

Подумалось, что неведомые разбойники ворвались в замок и, уничтожив всех его обитателей, испарились в воздухе. Наконец, придя немного в себя и поняв, что ничего не происходит и ниоткуда на них не собираются нападать, Дзатаки первым подошел к коридору и, не выпуская из рук меча, оттащил за шкирку первый труп, стараясь не смотреть в одноглазое, залитое кровью лицо своего офицера. Его примеру последовали и другие, Ал взял за плечи лежавшего ближе всех к нему самурая и, слегка оттащив его в сторону, прошел в узкий коридорчик, по которому все трое совсем недавно, беспечно болтая, шли в сокровищницу. Хаято следовал за ним, пытаясь разглядеть среди трупов своих самураев чужих мертвецов.

— Это может быть ловушкой, — шепнул Дзатаки сыну, — кто-нибудь из убийц прикинулся трупом, чтобы встать, когда мы подойдем ближе. Скажи Алу, чтобы глядел по сторонам, и если кто-нибудь из чужаков шевельнется, сразу же рубите его. — Когда Ким нервничал, он забывал, что в японском нет буквы «л» и Алекса все вокруг зовут «Арекусу», произнося имя чисто. Впрочем, Хаято не обратил на это внимания.

— Каких чужаков? Ты видишь здесь чужаков?! — В голосе сына явственно различались истерические нотки, в нос лез запах крови и нечистот, его отчаянно тошнило, но он не смел признаться в подобной слабости перед другом отца и к тому же варваром.

Они вышли из коридора и оказались на лестнице, на которой лежали и полусидели обезображенные, залитые кровью трупы, валялись отрубленные руки, ноги, головы, пол и стены были обильно залиты кровью и разбрызганными мозгами.

Немало вымаравшись, перетаскивая трупы в коридоре, они все же какое-то время пытались не вступать в лужи с кровью, перешагивать через истерзанные тела и валяющиеся то тут, то там конечности.

Хаято вырвало на лестнице, Ал выглядел совершенно зеленым. Не сговариваясь, они прошли по кровавым татами, очищая себе проход от наваленных как попало изрубленных сёдзи с колышущейся на сквозняке рисовой бумагой. Казалось, что сквозь замок на невероятной скорости пронеслась сама собирающая свой страшный урожай смерть. Не одинокая смерть с косой, а здоровенная смертекосилка.

Осмотрев пару расположенных рядом комнат и найдя в них одни только обезображенные трупы, Дзатаки несся теперь на половину, на которой жили его близкие, жена Садзуко, их годовалый сын Содзо наложницы Симако и Хана, а также жена сына Хина и маленькая Тсукайко,