Второй пол - Симона де Бовуар

желания и благих намерений разделить жизнь, интересы своего супруга, создать с ним вместе прочную семью, домашний очаг для своих детей и вместе с тем не отказалась бы познать и другие объятия. Постоянная сделка между осторожностью и лицемерием, этот сопутствующий адюльтеру компромисс, делает его унизительным; только когда брак будет результатом свободно заключенного союза на основе искреннего взаимопонимания, тогда он будет лишен одного из своих изъянов. А пока приходится признать, что на сегодняшний день дерзкое высказывание, вдохновившее Дюма-сына на комедию «Франсийон»: «Для женщины это совсем другое дело» – в определенном смысле сохраняет силу. В этом различии нет ничего естественного. Утверждают, например, что женщине в меньшей степени, чем мужчине, необходимы половые отношения, – нет мнения более ошибочного. Если женщина отвергнута мужем, если как женщина она не удовлетворена, она становится сварливой женой, злой матерью, фанатичной хозяйкой, помешанной на домашних заботах, – одним словом, такие женщины несчастны и опасны; во всяком случае, даже если желание у женщины возникает реже, чем у мужчины, это не причина, чтобы не позволить ей его удовлетворить. Истинное различие заложено в той связи между эротическим положением мужчины и эротическим положением женщины и в том, как традиция современного общества это определяет. Ведь до сих пор считается, что акт любви со стороны женщины – это услуга мужчине, вследствие чего мужчина рассматривается как господин; так уж принято, что мужчина может взять женщину ниже себя по положению, но если женщина отдастся не ровне, это считается падением; в любом случае ее согласие рассматривается как капитуляция. Жена порой вовсе не возражает, чтобы у мужа были и другие женщины, ей это даже льстит; пожалуй, Адель Гюго представляла подобный тип, она знала, что ее пылкий супруг расточает жар своей любви и в других постелях, но не терзалась по этому поводу; некоторые женщины, подражая г-же де Помпадур, даже становятся своднями[420]. Все меняется, когда муж держит свою жену в объятиях, она становится объектом, добычей; ему кажется, что у него в руках сверхъестественная, таинственная сила, это уже не его жена, она не принадлежит ему, у него ее украли. А главное, что в постели женщина часто ощущает себя именно женщиной, такой и хочет быть, и, следовательно, владычество на стороне мужчины; не менее важно и то, что ввиду престижа женщина готова одобрить в мужчине все, готова подражать ему, брать с него пример, следовать ему во всем; мужчина, обладающий ею, в ее глазах воплощает мужчину как такового – одним словом, мужчину, иначе и не скажешь. Мужа раздражают, и не без основания, отзвуки чужих мыслей в устах жены: у него появляется ощущение, что это им обладали, его изнасиловали. Если г-жа де Шаррьер порвала с юным Бенжаменом Констаном – который между двумя мужеподобными женщинами исполнял женскую роль, – то потому, что не могла переносить заметного и ненавистного ей влияния г-жи де Сталь. До тех пор пока женщина остается рабыней и отражением мужчины, которому она «отдается», ей приходится признать, что ее неверность куда сильнее отрывает ее от мужа, чем его измена.

Когда женщина соблюдает свою неприкосновенность, свою верность, так это бывает потому, что она опасается, что ее муж окажется скомпрометированным в глазах любовника. Женщина даже способна вообразить себе, что, переспав с мужчиной – пусть хоть раз, хоть наскоро, где-нибудь на диванчике, – она одержала верх над законным супругом; тем больше оснований у мужчины, обладавшего своей любовницей, считать, что он одурачил ее мужа. Вот почему и в «Нежности» А. Батая, и в «Дневной красавице» Кесселя женщины заботливо выбирают любовников среди мужчин низкого происхождения: женщине от них нужны чувственные наслаждения, и она не хочет дать им перевес над уважаемым мужем. Мальро в «Уделе человеческом» нам показывает жизнь одной пары, где муж и жена составили для себя пакт о взаимной свободе; между тем, когда Мэй рассказывает Кио, что она переспала с одним своим товарищем, Кио страдает от мысли, что этот мужчина воображает, что он ее «имел»; он согласился уважать ее независимость, потому что прекрасно знает, что никого иметь нельзя; но сознание, что другой мужчина лелеет приятные мысли относительно Мэй, его ранит и оскорбляет. Общество, общественное сознание смешивают свободную женщину и женщину легкого поведения; даже любовник не хочет признавать ее свободы, которой сам же пользуется; ему предпочтительнее думать, что его любовница уступила, позволила себя увлечь, сдалась на его уговоры, он ее завоевал, соблазнил. Гордая женщина сама лично еще может как-то примириться с таким тщеславием своего партнера, но ей отвратительно, что достойный уважения муж терпит от подобного чванства. Женщине очень трудно действовать на равных с мужчиной до тех пор, пока это ее равенство не признается повсеместно, во всем мире, всеми одинаково и не будет конкретно реализовано.

Так или иначе, и адюльтер, и дружеские связи, и светская жизнь – все это лишь развлечения в супружеской жизни; они могут помочь переносить цепи принуждения и насилия, но не разрывают их. Это всего лишь подобие побега, и это никаким образом не позволяет женщине по-настоящему распорядиться своей судьбой.

Глава VIII. Проститутки и гетеры

Как мы уже видели[421], непосредственным коррелятом брака является проституция. «Гетеризм, – говорит Морган, – сопутствует человечеству на всем пути развития цивилизации как смутная тень, окутывающая семью». Предусмотрительности ради мужчина требует от жены нравственной чистоты, но его самого не удовлетворяют условия, выполнение которых он ей навязывает.

Цари Персии хотя и приглашали своих жен на пиры, – рассказывает Монтень, одобряющий их мудрость, – но, когда желания их от выпитого вина распалялись и им начинало казаться, что еще немного – и придется снять узду со страстей, они отправляли их на женскую половину, дабы не сделать их соучастницами своей безудержной похоти, и звали вместо них других женщин, к которым не обязаны были относиться с таким уважением.

Чтобы обеспечить гигиену во дворцах, нужны стоки для нечистот, говорили Отцы Церкви. А Мандевиль в своей нашумевшей книге писал: «Совершенно очевидна необходимость пожертвовать одной частью женщин, дабы уберечь другую и предупредить еще более гнусную грязь». Одним из аргументов американских рабовладельцев в пользу сохранения рабовладения было то, что белые южане, избавленные от работ, выполняемых рабами, могут поддерживать между собой самые демократические, самые утонченные отношения; точно так же существование касты «гулящих девок» позволяет с рыцарским уважением относиться к «честной женщине». Проститутка – это козел отпущения; мужчина выплескивает на нее свою мерзость, с ее помощью как бы освобождается от своей гнусности, низости, она прикрывает