'Фантастика 2025-155'. Компиляция. Книги 1-32 - Сергей Александрович Плотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замявшись, Еремей почесал затылок.
— Потом, подумал-подумал и решил сам ехать. Едва тронулись, гляжу по следу, что те три сотни ордынцев, что вчерась на юг взяли, обошли лагерь по кругу, а затем в нашу сторону направились.
Он выдохнул, явно подбираясь к главному, и я уже понял, что впереди неприятные новости.
— Едем, значит, — не прерываясь, рассказывает Стылый, — и тут гляжу, следы нехристей прямо к нашей южной заставе ведут. Подозрительно мне тут стало. От этих басурманов хорошего ждать не приходиться.
Здесь следует сказать, что поначалу город Ахен ворота мне не открыл. Жечь его было нельзя и потому пришлось брать в осаду. Поставили три лагеря. Один, основной, перекрывающий дорогу на восток и еще два, вспомогательных, на юго-западном и северо-западном направлениях. В общем, перекрыли все пути подвоза продовольствия, и через пару недель горожане одумались и решили договариваться. К взаимопониманию мы пришли быстро, но «блокпосты» я решил оставить. На всякий случай, так сказать! Строились они по тому же принципу, что и основной лагерь. Периметр, ров, вал! Гарнизон — рота пикинеров, взвод конных громобоев и две баллисты.
Все это промелькнуло у меня в голове, а Еремей уже подошел к развязке.
— Ну, значиться, пошли по следу. Седня под утро, выезжаем к заставе, а там уже бой идет вовсю. Видно, что наши со стороны города дозор несли справно, а с юга ворога не ждали и проморгали. Ордынцы в ночи перевалили через вал и сразу в сабли! Гляжу, там свалка идет, самый разгар! Наши все в панике, пики побросали и кто-куда, а нехристи рубят их как курят неразумных.
Не дослушав чем все это закончилось, бросаю яростный взгляд на Калиду.
— Кто там ротный⁈ Коли выжил, то под суд и, чтоб без жалости!
Калида мрачно кивнул, а Еремей взмахнул рукой.
— Не, не выжил! Прохора Тимофеича ужо не земным судом судить. Ему топереча бог судья! — Он нервно смял в руках шапку. — Видал я его тамо, со многими тож лежал с порубленной головой!
Стылый сокрушенно замолчал, и я раздраженно вскидываюсь на него.
— Чего застыл, дальше то что⁈
— Так это, — Еремей тут же встряхнулся, — басурмане бы всех перебили, да Гринька, молодец! Он своих громобоев к северным воротам отвел, и как ордынцы туда сунулись, так они залпом по ним. Умылась татарва кровушкой и откатилась, малость. Тут к Гриньке стали остальные подтягиваться, кто еще жив остался. Встали они значит у ворот, кто с чем, а басурмане на них вновь поперли. Громобои их огнем, а те все едино прут. Пошла уже резня врукопашную! И тут баллиста, что у северных ворот стояла, очнулась. Жахнула зарядом прямо в татарскую гущу. Огнем полыхнуло знатно, и враз все черным дымом заволокло. Ордынцы отскочили назад, засуетились! И тута я, значит, замечаю, что с десяток степняков в этой суматохе впрягли лошадок в тачанку, что на южном валу без догляда осталась и уже покатили ее к воротам.
Говоря, Еремей вдруг посуровел взглядом, словно бы вновь вернулся в тот миг.
— Вижу такое дело и говорю тоды своим. Мало нас, а нехристей тьма! Потому никого не неволю! А кто готов за дело правое постоять, за мной!
Гордо вскинув подбородок, капитан глянул мне прямо в глаза.
— Скажу тебе честно, господин консул, никто не дрогнул. Кинулись мы впятером на татар! Тех, что баллисту тянули, порубили враз, но другие облепили нас со всех сторон! Рубились мы знатно и полегли бы все там до единого, но судьба смилостивилась. С главного лагеря заметили дым пожарища и подмогу послали. Ордынцы, как увидали то, так на коней и ходу.
Стылый вновь замолчал, но я не понукаю его. Все уже понятно без слов. Расслабились бойцы за полтора месяца, а война этого не любит. Хорошо, что хоть закончилось все не совсем уж плохо, хоть и крови пролилось немало.
Решив про себя, поворачиваюсь к Калиде.
— Ты, вот что! Разборов случившегося не чини, кто повинен, тот поди мертв уже. Гриню, что громобоями командовал славно, награди червонцем, а бойцов его серебряным рублем за доблесть. Дозорным, что дым заметили тож по рублю! Чтобы все знали, кто службу блюдет худо, тому смерть лютая, а кто радеет, тому награда!
Тут я вновь перевожу взгляд на Еремея.
— Ну, а тебя, Еремей Фролыч, за службу твою верную жалую полковником! Заслужил! Бойцам же твоим, тем кто вместе с тобой баллисту отбивал по золотому флорину! Тому, кто жив остался, Калида здесь выдаст, а за тех, кто смерть геройскую принял, семья дома получит.
Калида одобрительно кивает на каждое мое слово, Еремей, вытянувшись во фрунт, поедает меня глазами, и в этот момент я слышу, как архиепископ Герхард торжественно объявляет, что Германия присягнула своему императору. Его голос эхом растекается под сводами собора, а Конрадин встает с трона и медленно идет к выходу.
Я провожаю его глазами, одновременно пытаясь осмыслить только-что услышанный рассказ Еремея.
«Берке рассылает гонцов и снимается с лагеря. В спешке, почти тайком, даже не предупредив союзников! Что это значит⁈ — Мысленно спрашиваю самого себя и сам же отвечаю. — Только одно, весть о смерти Улагчи до него дошла, и он торопится поскорее вернуться домой!»
Возможно, я не был бы так уверен, но то, что монголы решили напоследок напасть на мой лагерь, отметает любые сомнения.
«То, что Берке, затеял под шумок прибрать мой огненный наряд! — Выделяю главную цель нападения. — Говорит о том, что он рубит концы и не опасается моих жалоб Бурундаю. И я, и Бурундай, и все прочее, отошли для него на второй план. Он торопится в Золотой Сарай и не боится никакого суда, ведь скоро он сам станет судьей над всеми. Правда, он еще этого точно не знает и готовится к борьбе за трон, вот и решил, что пара баллист в таком деле ему не помешает!»
Теперь мне уже абсолютно ясно, новость о смерти Улагчи скоро достигнет и армии Бурундая, а значит и великому походу конец. Хочет Бурундай или нет, но его темники развернут коней вслед за Берке.
«Значит и мне пора до дому! — На
