Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Прошу прощения, но я получил иные указания, сэр. Что же до ваших слов о джентльменах, мой участник считает себя таковым и предпочитает защищать свою честь саблей, что является вполне обычным.

— Это явно невозможно.

— Мистер Грейфорт также сказал — должен признаться, я этого не одобряю, о чем ему и заявил, — он также сказал, что, если вы пожелаете, он согласится на ножи, мечи или боевые цепы.

Джейми начал было подниматься, но Малкольм остановил его.

— В моем нынешнем состоянии это невозможно. — Малкольм собрался с мыслями и твердо добавил: — Если это трюк, с помощью которого Норберт намеревается приобрести лицо, унизить меня и добиться отмены дуэли, то я плюю ему в глаза и буду продолжать плевать и впредь.

Джейми вспыхнул от этой бравады, восхищаясь и ненавидя её, потом вдруг осознал, что это может явиться идеальным предлогом для обоих противников, чтобы избежать дуэли и сохранить лицо.

— Тайпэн, вам не кажется…

— Нет. Мистер Горнт, совершенно очевидно, что я не могу, в данное время, даже пользоваться саблей. Пожалуйста, попросите Норберта согласиться на пистолеты.

— Что ж, сэр, я, разумеется, попрошу. Без сомнения, первым долгом секунданта является попытаться примирить противников, и мне кажется, что в Азии довольно места для вас обоих, джентльмены. Я попрошу его.

— Мистер Горнт, — сказал Джейми, — я буду здесь. Если я могу что-то сделать, чтобы остановить это безумие, только скажите.

Горнт кивнул, начал вставать, но остановился при словах Малкольма.

— Не мог бы я поговорить с вами наедине, мистер Горнт? Вы ведь не будете возражать, Джейми, не правда ли?

— Конечно нет. — Джейми пожал руку Горнту, потом повернулся к Малкольму. — Сегодня в полдень в клубе собрание всех торговцев для обсуждения этой бомбы, которую нам подкинул сэр Уильям.

— Я приду, Джейми, хотя серьезного обсуждения там не будет, одни вопли да пьяная горячность.

— Согласен. До встречи, тайпэн. — Джейми вышел. Оставшись одни в изящном кабинете, молодые люди ещё раз посмотрели друг на друга.

— Вы уже в курсе очередной глупости, придуманной нашим парламентом?

— Да, сэр. Все правительства глупы.

— Не выпьете ли вы со мной бокал шампанского за компанию?

— Есть повод?

— Да. Не знаю почему, но мне приятно знакомство с вами.

— А, значит, и вы почувствовали то же самое? Как-то неправильно, вам не кажется?

Малкольм покачал головой и позвонил в колокольчик. Появился Чен, и, когда шампанское было открыто, он разлил его в бокалы и вышел; молодые люди сидели молча, и его маленькие глазки метались от одного к другому.

— Ваше здоровье!

— Ваше здоровье, — ответил Горнт, смакуя охлажденное вино.

— У меня было впечатление, что вы хотите поговорить со мной приватно.

Горнт рассмеялся.

— Я и вправду хотел. Опасно, когда противник способен читать твои мысли, а?

— Очень, но нам не обязательно быть противниками. Компания Ротвелла — хороший клиент, ненависть и кровная вражда между Струанами и Броками вовсе не обязательно должна касаться и вас тоже, что бы там ни говорили Тайлер или Морган.

Горнт опустил глаза на граненый хрусталь и пузырьки вина, спрашивая у них, прав ли он, считая, что момент настал, или ему следует подождать. Карие глаза внимательно посмотрели на Струана. Он решил забыть об опасности.

— У вас репутация человека, которому нравятся тайны, которому можно доверять.

— А вам?

— В вопросах чести, да. О вас говорят… вы любите истории, легенды?

Малкольм собрался с мыслями: нереальность происходящего разговора и этот человек мешали ему сосредоточиться.

— Некоторые нравятся, другие — не очень.

— Я проник сюда обманным путем. — Неожиданная улыбка Горнта осветила всю комнату. — Господи Иисусе, я поверить не могу, что действительно сижу здесь с будущим тайпэном «Благородного Дома». Я так долго ждал и подготавливал эту встречу, и вот она состоялась. До того, как я пришел сюда, у меня не было намерения говорить ничего, кроме того, что просил передать мистер Грейфорт. Но теперь… — Он поднял бокал. — За отмщение.

Малкольм подумал об этом, заинтригованный и без тени страха в душе, потом выпил и налил снова.

— Это хороший тост для Азии.

— Для любого места. Первое: мне нужно ваше слово чести, чести тайпэна «Благородного Дома», как перед Богом, что все, что я расскажу вам, останется нашей тайной, пока я не освобожу вас от данной клятвы.

Малкольм некоторое время колебался.

— До тех пор, пока это всего лишь история. — Он поклялся.

— Благодарю вас. Теперь история. Здесь можно говорить? Нас может кто-нибудь подслушать?

— В Азии обычно да. Мы знаем, что у дверей есть уши, как и у стен, но я могу решить эту проблему. Чен! — позвал он. Дверь открылась в ту же секунду. Малкольм отдал распоряжение на кантонском: — Отойди от двери и никого к ней не подпускай, даже А Ток!

— Слушаюсь, тайпэн. — Дверь закрылась.

— Теперь ваш секрет в безопасности, мистер Горнт. Я знаю Чена всю свою жизнь, и он не говорит по-английски, кажется. Вы говорите на шанхайском?

— Немного, как и на диалекте нинь по.

— Итак, я вас слушаю.

— Я в первый раз рассказываю эту историю, — сказал Горнт, и Малкольм поверил ему. — В давние-давние времена, — начал американец, и голос его сразу стал строгим, — некая семья отправилась в Англию из городка Монтгомери в штате Алабама, который был домом для нескольких поколений этой семьи: отец, мать и двое детей, мальчик и девочка. Девочке было пятнадцать, её звали Александра, и её отец был младшим из пяти братьев, старшим был Уилф Тиллман.

— Соучредитель компании «Купер-Тиллман»? — спросил Малкольм, потрясённый.

— Он самый. Отец Александры был мелким чайным и хлопковым маклером, одним из вкладчиков компании брата Уилфа, и вот теперь ехал в Лондон, чтобы работать у Ротвелла по контракту на три года в качестве консультанта по хлопку — «Купер-Тиллман» была их основным поставщиком. Семья пробыла в Англии чуть меньше года. К несчастью, родители тяжело заболели, что неудивительно, а? Туманы и эта погода, я сам едва не умер, пока жил там — я провел в Лондоне два года, стажируясь у Броков, один — у Ротвелла. Как бы там ни было, Тиллманы решили вернуться домой. На полпути через Атлантический океан Александра обнаружила, что беременна.

— Ай-й-йа, — пробормотал Малкольм.

— Да. Шок, добавившийся к болезни её обожаемого отца, убил его. Ему было тридцать семь лет. Его похоронили в море. В свидетельстве о смерти, выданном капитаном, значился просто «припадок безумия», но и она и её мать знали, что истинной причиной явилось это страшное открытие. Александре только что исполнилось шестнадцать, она была прелестна, как картинка. Это случилось в 1835 году, двадцать семь лет назад. Александра родила сына, меня. Для незамужней девушки иметь внебрачного ребенка, быть падшей женщиной… в общем, мистер Струан, мне не нужно вам рассказывать, какая это катастрофа и позорное пятно, при том, что в Алабаме всегда строго чтили Писание, в нашей части, и Тиллманы были аристократами. Ранее мы говорили с вами о чести, я говорил правду, когда сказал, что мы серьезно относимся к чести и к бесчестью. Вы позволите? — Горнт показал на шампанское.