Таких не убивают - Кир Булычев

В машине было теплее, чем снаружи. Может быть, она сохраняла тепло вчерашнего дня? После исчезновения Славы на ней никто не ездил. Лидочка заглянула в «бардачок». Там лежали перчатки без пальцев, какие-то бумаги, сигареты… Пистолета не было.

Но пистолет ли она разыскивала?

Лидочка перегнулась назад, чтобы посмотреть заднее сиденье. Сиденье было серым, но с другой стороны на нем виднелось темное пятно. Лидочка влезла в машину, чтобы разглядеть пятно получше. Пятно было бурым, очень темным. Разумеется, оно могло быть здесь уже полгода, и Лидочка его не замечала — зачем человеку рассматривать сиденье в чужой машине. Но на этот раз она решила выяснить, свежее ли пятно.

Она вылезла из машины, чтобы открыть заднюю дверцу и посмотреть на сиденье вблизи. Но ее остановил скрип тормозов — к дому подлетела «Тойота» Эдуарда Дмитриевича. Геннадий выскочил первым.

— Что делаешь? — спросил он. — Полицию ждешь?

— Полицию вызвала Валентина, — соврала Лидочка, которая боялась, что такой подвиг Валентине не по плечу.

— Мать твою! — выругался Геннадий, не боясь привлечь внимание соседей. Очевидно, он подозревал, что соседи не очень хорошо знают разговорный русский язык.

Эдуард вылез из машины.

— Погоди, Геннадий, — сказал он спокойно. Он всегда говорил очень спокойно. — Если Лидия Кирилловна не врет, а она, как я думаю, не врет, иначе придумала бы что-нибудь получше, то Валентина сидит у телефона и рыдает. Она не знает, как пользоваться этой штукой… А что вы, извините за нескромность, искали в машине?

Он заглянул в машину с другой стороны, но ничего подозрительного не увидел.

— Не знаю, — сказала Лидочка, выпрямляясь и захлопывая дверцу. — Но мне захотелось посмотреть внутри.

— Ох уж эти доморощенные Шерлоки и Холмсы! — уныло произнес Эдуард Дмитриевич. — Всюду им нужно пальчик сунуть! Ну, пошли в дом, не будем смущать соседей.

«Почему я не вызвала полицию? На что мне сдалась эта машина? — бессмысленно говорила с собой Лидочка. — Подождала бы машина. Это ведь только одна из версий…»

Проницательный Эдуард Дмитриевич, пропуская Лидочку в дверь, спросил:

— Захотелось проверить, не ездил ли кто-нибудь ночью? Правильно, я бы на вашем месте сделал то же самое.

— Не знаю, — сказала Лидочка.

— Я потом проверю, — пообещал Эдуард. — Но нам не было смысла это делать, потому что у нас есть своя машина.

— Это еще ни о чем не говорит, — возразила Лидочка.

— Хорошая мысль.

Валентина все так же стояла у телефона, сняв трубку и держа ее на весу.

— Ну вот, — сказал Василий. — Я же предупреждал.

— Никуда вы от нас не убежите, — сказал Эдуард.

Геннадий в три прыжка одолел лестницу и скрылся в комнате Аллы.

— Хозяин дома, как вижу, так и не объявился, — сказал Эдуард Дмитриевич. — А где его дочка?

Лидочке хотелось спрятать Иришку от бандитов. А спрятать она могла, только солгав.

— Она уехала в Шотландию, — сказала Лидочка. — С родителями своего жениха.

— Вчера вечером?

— Сегодня утром.

— Значит, спрятали от нас ребенка, — вздохнул Эдуард. — А ночью она была здесь?

— Спала она, — поспешила с разъяснениями Валентина. — Нам же сверху слышно. Спала она.

— Эдик, сюда! — Голова Геннадия показалась над перилами лестницы. — Скорее, блин!

— Ждать здесь! — приказал Эдуард и побежал наверх.

Лидочка посмотрела на Валентину. Та поняла и кивнула: давай!

Лидочка тихонько подняла трубку и замерла, потому что забыла номер срочного вызова полиции. Девяносто один? Нет…

Но тут наверху застучали шаги. Лидочка положила трубку на рычаг.

Первым с лестницы скатился Геннадий. Эдуард шел сзади, стараясь сохранять спокойствие.

— Кто? — спросил Геннадий. — Ну кто, суки?

Он был смертельно бледен, вытирал тыльной стороной ладони пот со лба. Рука дрожала.

Геннадий переводил бешеный взгляд с Лидочки на Кошек. Те стояли покорно, стараясь не прогневить бандита.

Лидочка обернулась к Эдуарду Дмитриевичу.

— Мы думали, что это ваших рук дело, — сказала она, игнорируя Геннадия.

— Молчать! — рявкнул Геннадий. — Где она, где, где?

— Мы тут ни при чем, — сказал Эдуард. — Это нарушает все наши планы. Нам не нужно было ее убивать — ведь на нее переписан счет.

— Вы испугались, — сказала Лидочка. — Вчера вы что-то сделали со Славой. — Она не могла сказать «убили», ибо этим уничтожила бы последнюю надежду на то, что он еще жив. — Может, и не хотели… Может, почувствовали неладное и постарались вытащить из него наличные… или ценные бумаги… А сегодня ночью стали заметать следы.

— Чепуха, — сказал Эдуард Дмитриевич. — Наивная чепуха. Если б мы что и сделали, то не так грязно. Зачем нам, умным людям, профессионалам, наводить на себя подозрения?

— А вас уже нет, — сказала Лидочка. — Уверена, что вас уже нет. У вас липовые документы, и сейчас вы постараетесь сбежать. Исчезнуть.

— Я ее пришибу, — сказал Геннадий.

— Ой, Геничек, — взмолилась Валентина. — Та она ж шутит, она добрая, не трожьте ее.

— Ничего плохого Геннадий не сделает, — сказал Эдуард Дмитриевич. — Он шутит. Он сейчас пойдет к машине, к машине господина Кошко, — Эдуард пристально смотрел на Геннадия, — и поглядит, нет ли в ней следов крови или насилия.

«Господи, как он быстро догадался, — подумала Лидочка. — Мне понадобилось часа два».

Геннадий выбежал в палисадник, остальные стояли в прихожей. Было душно, тесно, но все терпели. «Бандиты ведут себя так, словно для них исчезновение Аллы такая же неожиданность, как для меня, — рассуждала Лидочка. — Или они такие актеры? Нет, они нервничают. Если бы не Эдуард, Геннадий мог бы по злобе всех нас перестрелять — и на аэродром. Через три часа они уже в Москве, как их найдешь? К тому же я сама уверила их, что Иришки нет и никто нас не спасет…»

Вернулся Геннадий.

— Ее увозили в машине, — сказал он от двери. — Там кровь на заднем сиденье.

«Значит, я была права…»

— И вот… — Геннадий протянул Эдуарду белый платок, небольшой, женский, обшитый по краю полоской розового кружева. Платок был измазан кровью.

— Ох, батюшки! — всплеснула руками Валентина.

— Знаешь чей? — спросил Геннадий. — Говори!

— А откуда ж мне знать. — Валентина хотела развести руками, но руки наткнулись на вешалку и стену прихожей.

Голос ее звучал лживо, но, видно, бандитам некогда было вслушиваться.