Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Николай Японский

В иокохамской газете «Japan Daily Mail» идет состязание католиков с протестантами. Последние к стене приперли Папу, доказав его [?], что он «волк в овечьей шкуре», то есть опасен для государства, как ставящий себя выше государя и всякой на земле власти. Замечательна змеиная натура католицизма; в сегодняшней газете ответ католического ученого патера протестантам, — и ни слова о Папе! Доказывается, что должны повиноваться в делах, касающихся спасения, Церкви и что Церковь непогрешима, то есть статья — самая православная, но совершенное отклонение в сторону от спора с протестантами, — о Церкви только, о Папе хоть бы слово, тогда как протестанты о Папе только и писали. У протестантов нет Церкви, — католик ударил в их слабое место, хоть и смошенничал для этого. У католиков же, во всяком случае, слабое место — папа, иначе не уклонялись бы они от речи о нем; и слабое место это, как видно, для них очень больное, ибо боятся и дотронуться до него. — Все вместе это служит невольную службу православию. Солга неправда себе!

2/14 сентября 1897. Вторник.

День дождливый, деньги из России все не идут, письма из Церквей все однообразные и скучные, — расположение духа убийственное! Впрочем, занятие переводом идет своим чередом.

3/15 сентября 1897. Среда.

О. Андрей Метоки пишет хорошее письмо из Нагаока, — ждет успеха проповеди там; хвалит и только что начавших проповедников Ал. Арай и Илью Танака. В добрый час!

Сегодня из Токио отправилась к нему, о. Андрею, жена его, остававшаяся здесь поучиться вязанью.

О. Павел Морита просится посетить Токусима, — там–де две старухи (одна из них Камеи) очень любит его и желают видеть. Точно дрянной избалованный ребенок! То — «не хочу на Сикоку», то «хочу на Сикоку». Продиктовал очень строгое письмо к нему.

4/16 сентября 1897. Четверг.

Пришли деньги из России, — и на сердце полегчало; погода, тоже дрянная, как будто стала получше.

Оо. Савабе и Симеон Юкава приходили рассказывать, что в приходе Асакуса христиане перессорились между собою, и половина — с о. Юкава; не хотят подчиниться ему, собираются просить меня быть их непосредственным духовным отцом. Но последнего не бывает; я общий пастырь всех (хоть и весьма плохой) и не могу исполнять обязанности простого священника по капризному желанию каждого. О. Юкава священник — очень хороший, и христианам нет нужды устраняться от него. Бунтуют против него плохие христиане из старых, вроде Миеси и Китагава; и о. Юкава виноват больше всего тем, что был слаб и добр к ним: не выключил их из числа «гиюу», когда они почему–то были избраны христианами; теперь и платится за свою слабость. Разладали же христиане между собою — новые и старые; первые, как Мураками–старик, ревностны к увеличению числа христиан, последние — инертны, и позавидовали ревностным, и разгневались на о. Юкава, который, естественно, словом и делом, с лучшими из своей паствы. Буря в стакане воды. И она скоро утихнет — тем более, что заутишение принялся и о. Павел Савабе, к которому о. Семен отнесся прежде всего, как к благочинному. — Выслушал я все, молча, и, слушая, думал: «Сколько бы пользы Церкви было, если бы о. Савабе всегда был вот таким, как теперь! Дело до крайности просто, но о. Савабе сказал: „Нужно епископу доложить и сделать, как он скажет”». Этим они начали свой доклад, и я имел время во время их обычного размазыванья, не теряя нить рассказа, думать: «Если бы пятнадцать лет тому назад о. Савабе говорил то же! Но тогда он был счастлив тем, что ездит на плечах этой слабости олицетворенной — о. Анатолия!» — Как они оба наболели мне на душе!

В Иокохаму на рейд пришел «Рюрик», самый сильный наш броненосец в сих водах. Был у меня лейтенант Головнин, внук Василия Михайловича Головнина, бывшего в плену у японцев. Говорил, что допытывается, нельзя ли ему в японских архивах найти документы, касающиеся его деда. Конечно, хорошо бы; но едва ли не погорели и не истребились они в Хокодате, Мацмае и Едо. Я рассказал ему о следах Василия Михайловича Головнина, встреченных мною в Хакодате.

5/17 сентября 1897. Пятница.

Был в Иокохаме, чтобы разменять пришедший вексель миссийского содержания; потом — в Банк Мицуи, чтобы уплатить долг — девять ен, заимствованный, впрочем, под залог миссийских же десяти тысяч ен, положенных у Мицуи на год — с двенадцатого октября прошлого года.

Был у меня адмирал Алексеев с морским агентом Чагиным. Говорил адмирал о нужде иметь в Токио pro–русскую газету; я с ним вполне согласился и советовал внушить барону Розену, чтобы, по совету с умнейшим из японских министров, найти умного японца, который бы стал выше нынешних шовинистских понятий относительно России, сделался редактором издания, положившего программой «сблизить Россию и Японию, ознакомить Японию с Россиею и так далее»; обеспечить существование и расход этого издания русскими средствами, приобрести сотрудничество, доброй платой, даровитых писателей, вроде Китамура (нынешнего Кавасаки в Циувоо). Дело это может быть полезно Японии не меньше, чем России; потому и вестись может вполне открыто и честно, — потому и осуществимо, если посланник взглянет на него серьезно… Адмирал обещался говорить об этом барону Розену.

От участия в этом издании, в ответ на настояния адмирала, я прямо отказался, так как сознательно, в интересах моего собственного дела, устраняюсь от участия во всяких политических делах, писаниях и даже разговорах.

Адмирал Алексеев в то же время и прощался: сдал командование Тихоокеанской эскадры адмиралу Дубасову и уезжает в Россию через Америку.

6/18 сентября 1897. Суббота.

Кончили мы с Накаем исправление соборных посланий.

Отпустил я плотника Василия Окамото, так как все работы по Семинарии завершены. Твердо полагал в начале года начать ныне постройку храма в Оосака, но, знать, Богу не угодно это: раз — работы по Семинарии затянулись, другой — деньги запоздали. Если бы дал Бог в будущем году совершить то! Сказал Василию, что призову его, когда нужно; теперь пусть работает на стороне.

Офицеры с «Димитрия Донского», артисты на балалайке, прислали снятую свою фотографическую группу, как обещали; занесли ее кто–то двое; должно быть, офицеры с «Рюрика», отдали у входа и отправились, вероятно, осматривать Токио.

7/19 сентября 1897. Воскресенье.

До Обедни крещены шесть младенцев, детей наших христиан.

За Обедней из русских были: секретарь Посольства Андреев и несколько матросов с «Рюрика». Первый хвалил очень наше богослужение, и, думаю, искренно; он — сын богатого московского купца, магазин которого близ Саввинского подворья; когда я жил в последнем, в 1880 году, по сбору на постройку собора, Андреев маленьким мальчиком бывал в Церкви Саввинского подворья, когда я служил; и, вероятно, ныне в душе сравнивал то богослужение с сегодняшним; ну куда же то, в маленькой Церкви с небольшим хором, с нашим, в великолепном Соборе с двумя огромными хорами отличных певчих!