«Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан - П. Паркер

Карета покатила вперед, и Хюррем без сил упала на подушки. Они следовали к Имперским воротам.

Навстречу судьбе.

Глава 21

Сулейман горделиво потрепал украшенную драгоценными камнями гриву Тугры. Во время утренней церемонии Тугра вела себя безупречно, как и подобает кобыле высокого положения. Въехав в Первый двор дворца Топкапы, Сулейман оглядел своих янычар. Они выстроились ровными шеренгами от главных, Имперских, ворот, в которые он только что въехал, до Ворот приветствия, которые вели во Второй двор дворца. Янычары стояли неподвижно и молча, отдавали дань уважения султану.

Сулейман не мог не возрадоваться: хотя офицеры, стоящие перед ним, не произносили ни слова, из-за стен дворца до них доносились радостные крики толпы. Как огромные волны, их крики накатывали на старинные стены, окружали тысячи воинов, стоящих ровными рядами, омывали сотни кипарисов и плоских деревьев, высаженных во дворе, кружили над казармами и складами янычар и слышались даже в углублениях и портиках старинной византийской церкви Айя-Эйрене и Имперского монетного двора.

Новый султан натянул поводья Тугры. Безупречная белая лошадь повернулась и застыла под аркой Ворот приветствия. Сулейман удовлетворенно вздохнул.

На двор въехала карета валиде-султан. Когда карета и сопровождающие ее придворные остановились, Сулейман спешился и подошел по усыпанной гравием дорожке к первой карете. Сквозь мерцающий прозрачный занавес он разглядел силуэт матери. Приложив к сердцу правую руку, он низко поклонился и подошел к дверце. Раздвинув занавес и нагнувшись, он поцеловал протянутую руку матери.

— Мама! — прошептал он, заглядывая ей в глаза с любовью и почтением.

— Сын мой! — ответила она, охватывая его лицо руками и целуя в губы.

Сулейман на миг закрыл глаза, ощущая прикосновение материнских губ. Когда она отпрянула, по-прежнему глядя ему в глаза, он провел языком по увлажнившимся губам, пробуя сладость на вкус. Он поднес ее руку к своей щеке и снова нежно поцеловал в запястье. Не сводя с нее взгляда, он смотрел, как мать оглядывает его кафтан. Взгляд ее остановился ниже, на том месте, от которого, как она понимала, зависит сила султаната и будущее империи.

Его ожгло болью, которую, как он понимал, он никогда не сумеет погасить без нее… и с ней.

— Сын мой, в последней карете — мой подарок тебе. Иди, ибо только так можно осуществить мое желание… наши желания.

Сулейман замялся, но вскоре отошел от кареты, и мать задвинула полог.

Он покосился на ближайшего к нему офицера янычар. Тот стоял молча и неподвижно, словно высеченный из камня. Новый султан прошел мимо кареты, нагруженной дукатами и украшениями для солдат, а затем приблизился к каретам, в которых приехали три его сестры.

Даже сквозь многослойный газ он заметил, что Хатидже высунула язык и скосила глаза. Он подмигнул ей.

Хюррем испуганно съежилась за пологом, украшенным жемчугом. Когда султан приблизился, ее охватила дрожь. Она старалась разглядеть его, когда он остановился и потрепал гриву лошади, которая тащила ее карету по городу. Он выглядел просто изумительно в своем роскошном черном одеянии, расшитом золотом. Хюррем показалось, что лицо у него доброе, а кожа белая — почти такая же, как у нее. Он повернулся, и она увидела очертания его носа, губ и подбородка. Он красивый! Хюррем заерзала на бархатной подушке, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Сулейман дошел до кареты и остановился как громом пораженный, глядя на нее сквозь тонкую материю.

Сулейман наклонился вперед и отодвинул полог так, чтобы солдаты не могли видеть Хюррем. Он долго молча смотрел на нее.

Когда его лицо оказалось совсем рядом, сердце у Хюррем екнуло. Она увидела, что глаза у него черные, а губы… Его губы… Когда его теплая рука оказалась близко и отодвинула полог, из ее глаза выкатилась слезинка.

Фата, расшитая бриллиантами, упала ей на колени. Сулейман широко раскрыл глаза. Хюррем наблюдала, как его пристальный взгляд медленно осматривает ее лицо, как учащается его дыхание. Он взял ее маленькую ручку и поднес к своей груди; она услышала, как бьется его сердце.

Хюррем почувствовала, как тонет в его глазах, как плавится в жару его губ. Он…

Положив руку на сиденье кареты, Сулейман нагнулся. Сладость его дыхания пробежала по лицу Хюррем, и она закрыла глаза.

Он нежно прижался к ее щеке и смахнул слезинку губами.

Глава 22

После того как Сулейман снова сел на Тугру, несколько янычар распахнули огромные деревянные Ворота приветствия.

Второй двор Топкапы был меньше Первого, хотя и гораздо внушительнее благодаря изысканной планировке.

Необычайно пропорциональная крытая аркада была обрамлена каменным портиком с колоннами. Справа высился куполовидный Диван, где проходили заседания визирей имперского совета, где принимались законы и вершились судьбы Османской империи. А в дальнем конце двора, за благородным кипарисом и резными фонтанами, высились Ворота счастья, которые вели в личные покои, дворы и парк самого султана и его домочадцев.

Обычно во Втором дворе царила тишина, нарушаемая лишь журчанием фонтанов. Иногда на дорожки парка выбегали газели. Но сегодня здесь было много пашей, военачальников и иностранных послов, которые пришли засвидетельствовать свое почтение новому султану, — всего более семи тысяч человек. Проезжая в толпе, Сулейман кивал тем немногим, кого он знал лично.

Они несколько часов прождали его в полном молчании. Стоящие за спинами сановников пажи и рабы держали на плечах сундуки и подносы с дарами. Сулейман заметил изысканные ткани и редкие фрукты. Сверкали корзины с сапфирами, большие сосуды с благовониями и специями источали аромат. В золотых цепях за послом Египта стоял молодой жираф. В клетке, которую держали на плечах шестеро мавров, сидел лев — видимо, последний из тех, которые когда-то водились в Европе.

Спешившись, Сулейман поднялся на возвышение, построенное специально для церемонии под большим балдахином в Воротах счастья. Он сел на приподнятом диване, целиком закрытом золотой материей, расшитой драгоценными камнями. Вокруг него лежали подушки, расшитые изумрудами, рубинами и жемчугом. У него над головой и сбоку с балдахина свисали золотые и стеклянные шары. Они ослепительно переливались в лучах солнца.

Справа от него стоял великий визирь Ферхат-паша, который скрывал от подданных смерть султана Селима до тех пор, пока Сулеймана тайно не привезли из Манисы, чтобы он мог занять престол. Слева от него стоял Ибрагим-паша, глава Тайного совета и давний друг. Далее располагались сановники и придворные более низкого ранга. Яркость и разноцветье их костюмов могло бы посрамить даже самые пышные гирлянды экзотических цветов.