Дживс, вы — гений! - Пэлем Вудхауз

Что ж удивительного, если Бертрам сидел на краешке кровати, уныло посасывал сигару, и душу его грызла тревога. Вспомнился троюродный брат Стоукера, Джордж. Вот уж настоящий шизик. И кто знает, может быть, шизофрения у них в роду? Сейчас Стоукер запирает людей в каютах, но скажите, где гарантия, что потом он не ворвется к ним с пеной у рта, с дикими озверевшими глазами и не порубит на куски топором?

Поэтому когда замок щелкнул и дверь открылась, явив на пороге моего хозяина, скажу вам честно: я призвал на помощь все свои силы и приготовился к худшему.

Однако его вид меня немного успокоил. Физиономия хмурая, это верно, но ничего сатанинского. Взгляд твердый, пены у рта нет. И по-прежнему курит сигару, я счел это добрым знаком. Лично я никогда не встречал маньяков-убийц, но мне кажется, первое, что они сделают, прежде чем прикончить человека, так это выбросят сигару.

— Ну-с, мистер Вустер?

Я никогда не знаю, что следует отвечать, когда тебе говорят «ну-с», и потому ничего не сказал и сейчас.

— Я должен принести извинения за то, что так внезапно вас покинул, — продолжал Стоукер, — но мне надо было распорядиться, чтобы начинали концерт.

— Очень интересно послушать, — сказал я.

— Увы, — ответил папаша Стоукер. — Не удастся.

Он рассматривал меня с задумчивым видом.

— Будь я помоложе, свернул бы вам шею, — признался он.

Мне не понравилось направление, которое принял наш разговор. В конце концов, человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, и кто поручится, что у него не возникнет бредовая идея, будто он мой ровесник? Один из моих дядюшек в возрасте семидесяти шести лет под влиянием старого выдержанного портвейна залезал на деревья.

— Послушайте, — сказал я вежливо, но не без некоторой, как бы вы определили, настойчивости, — я знаю, что позволяю себе посягать на ваше время, но, может быть, вы все-таки объясните, что все это значит?

— А вы сами не знаете?

— Понятия не имею.

— Даже не догадываетесь?

— Провались я на этом месте.

— В таком случае лучше всего начать с самого начала. Вы, вероятно, помните, что я посетил ваш коттедж прошлой ночью?

Я подтвердил, что не забыл его визита.

— Я думал, моя дочь находится в вашем коттедже. И обыскал его. Но никакой дочери не нашел.

Я великодушно крутанул в воздухе рукой:

— Мы все порой ошибаемся.

Он кивнул:

— Верно. И я ушел. А знаете, мистер Вустер, что произошло после того, как я покинул вас? Возле садовой калитки меня остановил сержант вашей местной полиции. Мое появление показалось ему подозрительным.

Я сочувственно взмахнул сигарой.

— С этим Ваулзом надо что-то делать, — заметил я. — Он совершенно невыносим. Надеюсь, вы сразу же поставили его на место.

— Зачем же. Он всего лишь выполнял свой долг. Я объяснил ему, кто я и где живу. Услышав, что я прибыл с яхты, он попросил меня пройти с ним в полицейский участок.

Я изумился.

— Какая неслыханная наглость! Вы хотите сказать, он задержал вас? Не может быть!

— Нет, он не имел ни малейшего намерения арестовать меня. Он хотел, чтобы я установил личность человека находящегося под стражей.

— Все равно это нахальство. Почему они побеспокоили для этой цели вас? И потом, кого здесь вы можете опознать? Ведь вы только что появились в этих краях и никого не знаете.

— Ну, тут как раз все оказалось просто. Они арестовали мою дочь Полину.

— Что?!

— Вот так-то, мистер Вустер. Этот сержант Ваулз был вчера ночью в своем саду за домом — если вы помните, он соседствует с вашим, — и вдруг увидел, как из окна на первом этаже вашего дома вылезает какой-то человек. Он выбежал из сада и поймал этого человека. Пойманным оказалась моя дочь Полина. На ней был купальный костюм и принадлежащий вам плащ. Так что, видите, вы сказали мне правду, что, может быть, ей захотелось поплавать.

Он аккуратно стряхнул пепел с сигары. Мне со своей не нужно было ничего стряхивать.

— За несколько минут до моего прихода она, конечно же, находилась у вас. Надеюсь, мистер Вустер, теперь вы понимаете, почему я сказал, что свернул бы вам шею, будь хоть немного помоложе.

Что я мог ему ответить? Увы, случается и такое.

— Сейчас я немного успокоился, — продолжал он, — и, стал смотреть на дело трезво. Да, говорю я себе, мистер. Вустер не тот человек, которого лично я выбрал бы себе в зятья, но раз уж мне его навязали, ничего не поделаешь. Рад заметить, что вы хотя бы не слабоумный кретин, каким я вас считал раньше. К тому же мне объяснили, что те истории, из-за которых я разорвал в Нью-Йорке вашу помолвку с Полиной, чья-то глупейшая выдумка. Так что будем считать, что все обстоит как три месяца назад и что Полина не писала вам никакого письма с отказом.

Когда сидишь на кровати, очень трудно покатиться кувырком, иначе я бы покатился, да еще как лихо. Казалось, чья-то невидимая рука нанесла мне удар в солнечное сплетение.

— Вы хотите сказать…

Он вонзил свой взгляд прямо в мои зрачки. Жуткий взгляд, ледяной и в то же время испепеляющий. Если это тот самый знаменитый Взгляд Босса, о котором кричат все рекламные объявления в американских журналах, то будь я проклят — мне никогда не понять, зачем так трепетно ловят его молодые честолюбивые клерки, желающие поступить на службу. Взгляд прошил меня навылет, и я потерял нить своих рассуждений.

— Полагаю, вы хотите жениться на моей дочери?

Да. конечно… еще бы… ну что можно сказать в ответ на такую реплику? И я промямлил:

— Э-э… м-м-м…

— Боюсь, я не могу с уверенностью утверждать, что понимаю точный смысл ваших междометий «э-э» и «м-м-м»… — проговорил он, и я надеюсь, вы тоже обратили внимание на его речь. Этот тип провел в обществе Дживса всего сутки, может, чуть больше, и вот вам пожалуйста — говорит прямо как он, только Дживс время от времени вставлял бы «сэр». Просто в глаза бросается. Помню, я как-то пустил пожить к себе на неделю Китекэта Поттер-Перебрайта, и на следующий же день он пустился обсуждать со мной чей-то там невыявленный интеллектуальный потенциал. И это Китекэт, который до тех пор изъяснялся лишь односложными словами, а когда ему пытались втолковать, что существуют в языке и другие, посложнее, он лишь со смехом отмахивался — дескать, ладно, издевайтесь. Так что видите, влияние быстрое и несомненное…

Однако на чем, бишь, я остановился?

— Боюсь, я не могу с уверенностью утверждать, что понимаю точный смысл ваших междометий «э-э» и «м-м-м», — говорил Стоукер, — однако буду исходить из предположения, что самому вам он ясен. Не стану притворяться, будто я в восторге, однако нельзя иметь в этой жизни все. Какой по вашим представлениям должна быть помолвка?

— То есть как — помолвка?

— Должна ли она длиться долго или быть короткой?

— В том смысле, что…

— Лично я предпочитаю короткие помолвки. Думаю нас нужно обвенчать как можно скорее. Надо будет разузнать, как скоро это можно провернуть в Англии. У нас, в Америке, вас окрутил бы первый попавшийся священник, однако, боюсь, здесь так не получится. Существуют разные формальности. И пока эти формальности выполняются, вы, конечно, останетесь моим гостем. Увы, я не могу, предоставить вам возможность свободно передвигаться по яхте, ведь вы довольно ненадежный молодой джентльмен, вдруг вспомните, что у вас еще с кем-то назначено свидание, — такая, видите ли, незадача, вам непременно нужно уехать. Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить вам максимальный комфорт на несколько ближайших дней вашего пребывания в этой каюте. Вот здесь в шкафу есть книги — полагаю, вы умеете читать? — на столе сигареты. Через несколько минут я пришлю к вам моего человека, он принесет пижаму и прочее. А сейчас, мистер Вустер, я желаю вам покойной ночи. Мне надо возвращаться на концерт. Как ни приятно мне беседовать с вами, я не могу не присутствовать на праздновании в честь дня рождения сына, согласитесь.

Он приоткрыл дверь, выскользнул в щелку, и я остался один.

Знаете, я за свою жизнь два раза оказывался в камере и два раза слышал, как поворачивается ключ в замке. О первом случае напомнил Чаффи, я тогда и в самом деле уверял мирового судью, будто живу в Далидже. Второй раз я попал в кутузку — забавно, оба случая произошли ночью после Гребных гонок, — когда мы с моим старым другом Оливером Сипперли хотели взять себе на память каску полицейского, но в ней, как на грех, оказалась его голова. Оба инцидента кончились моим заключением под стражу, так что матерый рецидивист вроде меня должен был бы, на ваш взгляд, чувствовать себя среди решеток и запоров просто в родной стихии.

Однако сейчас я попал совсем в другую историю. Раньше мне грозил лишь умеренных размеров штраф. Сейчас надо мной навис пожизненный приговор.

Человек посторонний, придя в восторг от редкой красоты Полины да еще узнав, что ей предстоит унаследовать более пятидесяти миллионов долларов, наверняка сочтет мои душевные муки и нежелание жениться на ней чистейшей блажью. Мне бы ваши заботы, скажет этот посторонний. Но никуда не денешься: я терзался, и терзания мои были ужасны.